Наталья турецкая

Михаи́л Бори́сович Туре́цкий (12 апреля 1962, Москва) - советский и российский шоумен, дирижёр, певец, основатель и продюсер арт-группы «Хор Турецкого » и «SOPRANO Турецкого». Народный артист России (2010).

Энциклопедичный YouTube

• 1 / 5

  Родился в Москве в еврейской семье выходцев из Белоруссии.

  Родители

  Отец - Борис Борисович Эпштейн, родился в семье кузнеца в Могилёвской губернии . В 18 лет, после смерти отца, уехал в Москву , где учился в педагогическом техникуме, а затем - в Академии внешней торговли . Спустя 9 лет, гостя у родственников в местечке Пуховичи под Минском , встретил 17-летнюю еврейскую девочку, игравшую на гитаре. Девочка - а это была будущая мать Михаила, Белла (Бейля) Турецкая - ему понравилась, и её тут же сосватали. В октябре 1940 года Борис Эпштейн увез невесту в Москву, а спустя 8 месяцев, в июле 1941 года, всю семью Беллы Семёновны уничтожили (закопали живьём) немецко-фашистские оккупанты. Уже супругами Борис и Белла прошли всю войну: он, ушедший на фронт со второго курса Академии в первые дни войны, стал участником прорыва Ленинградской блокады , она была медсестрой эвакуационного госпиталя в Горьком .

  Детство. Первые занятия музыкой

  Михаил Турецкий - поздний ребёнок в семье. К моменту его рождения старшему брату будущего артиста Александру было 15 лет, маме - 40, отцу - 50. Семья жила скромно, в 14-метровой комнате коммунальной квартиры на станции метро «Белорусская» . Отец работал мастером цеха шелкографии на подмосковной фабрике, мама - няней в детском саду.

  Поскольку день рождения сына совпал с Днём космонавтики , ребёнка хотели назвать Юрием (в честь Юрия Гагарина), но отец настоял на имени Михаил . «Югга, слишком сложно пгоизносить, пусть будет Миша» - грассируя, произнёс Борис Борисович. В семье было принято решение дать сыну фамилию матери, так как на тот момент ни одного представителя фамилии уже не было в живых .

  Музыкальные способности Михаила Турецкого проявились в раннем детстве. Уже в 3 года он повторял множество песен, доносящихся из радиоприёмника и телевизора, четко скандируя все слова, ещё даже не понимая их смысла. Первой концертной площадкой маленького музыканта был стул, на котором для старшего брата и его друзей мальчик охотно пел популярную тогда песню «Сиреневый туман».

  Вскоре в доме Михаила появились вторая комната в коммунальной квартире и пианино. Заметив незаурядные способности, родители решили нанять для сына педагога по фортепьяно, один урок которого стоил десять рублей, − на тот момент для семьи это были большие деньги. Занятия продлились четыре месяца и прекратились после заявления преподавателя об абсолютном отсутствии у ребёнка таланта.

  Спустя некоторое время Михаил Турецкий сам попросил родителей отдать его в музыкальную школу. Стесненная материально семья могла позволить себе лишь самое недорогое образование. В прейскуранте государственной школы стоимость обучения на различных инструментах разнилась в диапазоне от полутора до двадцати рублей. Так Михаил начал осваивать флейту-пикколо (малую флейту), занимавшую в перечне расценок нижнюю строку. Параллельно с флейтой отец водил сына в капеллу мальчиков.

  Профессиональное образование

  Судьбоносным для творческого будущего Турецкого оказался один из визитов двоюродного брата отца, знаменитого дирижера Рудольфа Баршая. Услышав на семейном обеде, что Михаил занимается игрой на флейте, маэстро предложил ему консультацию у одного из знакомых профессионалов. Узнав, что племянник ещё и поёт, дядя попросил мальчика исполнить песню. После Рудольф Борисович сделал звонок директору Хорового училища имени А. В. Свешникова с просьбой не предвзято прослушать Михаила. Турецкому на тот момент было одиннадцать лет, в то время как средний возраст поступающих - семь. Несмотря на это, вскоре мальчик был принят.

  После окончания училища, выдержав серьёзный конкурс, Михаил Турецкий поступает на дирижерско-хоровой факультет . В 1985 получив диплом с отличием, продолжает обучение в аспирантуре, занимается симфоническим дирижированием. Регулярно присутствует на репетициях Академического симфонического оркестра Санкт-Петербургской филармонии под руководством Е. А. Мравинского, наблюдая за работой маэстро. Вскоре Турецкий становится хормейстером и актёром Театра музыкального искусства под управлением Юрия Шерлинга, где серьёзно погружается в историю синтетического искусства.

  Семья

  В 1984 году Михаил Турецкий женится на дочери военного Елене , своей сокурснице по институту имени Гнесиных. Родители с обеих сторон этот союз не поддерживали, желая для детей «пару своей национальности», но родственные души влюблённых (Елена тоже была музыкантом) отстаивают своё право быть вместе. В том же году у них рождается дочь Наталья . На тот момент Михаилу Турецкому исполнилось 22 года.

  Чтобы обеспечить семью всем необходимым, продолжая обучение в аспирантуре, молодой папа работал в нескольких местах одновременно: ночным директором в крупном универсаме, преподавателем. Параллельно начал работать с православным церковным хором и одновременно с ансамблем политической песни «Голос».

  В последнем и зарождаются новые художественные принципы некоего синтетического искусства в разной степени сочетающего пение, элементы пластического театра и актёрское мастерство, что в результате приведёт Турецкого к созданию первой в истории арт-группы. Об этом музыкант задумывался и мечтал в те годы.

  В августе 1989 года вместе со своим другом и учителем Владимиром Семенюком Турецкий отправился в Клайпеду . Ночью музыканту пришла телеграмма от старшего брата со словами «Срочно позвони. Саша». Наутро Михаил узнал о страшной трагедии: на трассе Минск - Москва в автомобильной катастрофе погибли его тесть, жена и её брат.

  Артист остаётся с пятилетней дочерью на руках. В это тяжёлое время поддержку Турецкому оказала его тёща Зоя Ивановна , которая - по словам Михаила Турецкого - до сих пор остаётся для него авторитетом . Именно Зоя Ивановна помогала воспитывать девочку до отъезда Турецкого по контракту на гастроли в США, которые длились два года. В Америке Михаил и Наташа стали настоящими друзьями, много времени проводили вместе. Там дочь неоднократно успешно выходила на сцену и пела вместе с хором, находя горячий отклик в сердцах американских слушателей. Позже отец отговорил девочку заниматься музыкой, опасаясь, что ей трудно будет обеспечить себе будущее. Тогда музыкант ещё не имел нынешнего авторитета и положения. Сегодня Наталья, получив юридическое образование, работает в офисе «Хора Турецкого».

  Во второй раз Михаил Турецкий решается жениться лишь спустя 12 лет. Во время американских гастролей в городе Даллас (штат Техас) в Хэллоуин , после очередного концерта, артист встретил Лиану , впоследствии ставшую его женой. Девушка оказалась дочерью агента, который занимался организацией гастролей «Хора Турецкого» в США. К тому моменту жизнь Лианы уже была хорошо устроена: маленькая дочь Сарина , дом, престижная работа ведущего программиста в телекоммуникационной компании в Далласе. Спустя некоторое время Михаил и Лиана поженились, и девушка согласилась переехать в Москву. Вскоре в семье Турецких родились две дочери: Эммануэль (2005) и Беата (2009). У него также есть дочь Изабель (2001), которая живёт со своей матерью в Германии. В 2014 году Михаил стал дедушкой: у Натальи родился сын Иван Гилевич .

  Творческая деятельность

  Арт-группа «Хор Турецкого»: история и современность

  По окончании института, в 1989 году, Михаил Турецкий начал набор солистов в мужской хор при Московской хоральной синагоге. Все участники коллектива имели профессиональное музыкальное образование. Главной целью хора стало возрождение иудейской духовной музыки в СССР. Репертуар коллектива составила еврейская литургическая музыка, которая не исполнялась с 1917 года. По традиции все произведения музыканты пели a cappella, то есть без музыкального сопровождения, что требовало высокой профессиональной подготовки.

  За восемнадцать месяцев хор под руководством Михаила Турецкого подготовил обширную программу еврейской духовной и светской музыки, с которой с успехом выступал в Израиле, Америке, Германии, Великобритании, Франции, Канаде, Испании (фестиваль «Por Me Espiritu» в компании звёзд мировой музыки: Пласидо Доминго, Исаак Стерн, Зубин Мета).

  Коллектив достаточно быстро стал востребован за рубежом, однако в России начала 90-х, артистам найти свою слушательскую аудиторию было сложно. В 1993 году музыкантов кратковременно поддерживали ЛогоВАЗ (Борис Березовский) и президент Российского еврейского конгресса Владимир Гусинский.

  В 1995-1996 году коллектив разделяется на две части: одна остается в Москве, вторая отправляется в США (Майами, Флорида) на работу по контракту. Михаилу Турецкому приходится руководить одновременно обеими группами. За время контракта артист совершает около двадцати перелётов из Москвы в Майами!

  Опыт, полученный коллективом во время работы в США, заметно повлиял на дальнейшую репертуарную политику хора и понимание синкретической природы настоящего шоу. Артисты погружались в атмосферу американской культуры с характерной для неё зрелищностью, динамикой, яркостью музыкальных красок, а также всего, что входит в современное понятие action (экшн). Именно в США, среди знаменитых бродвейских мюзиклов и первоклассных музыкантов, впервые формируется эстрадное направление проекта.

  Благодаря совместному концертному турне с Иосифом Кобзоном, в 1997−1998 гг. с творчеством коллектива знакомится и публика бывшего СССР.

  В 1998 году хор получает статус городского муниципального коллектива.

  В период с 1999 по 2002 г. у хора появляется свой репертуарный спектакль («Вокальное шоу Михаила Турецкого») в Московском государственном театре эстрады под управлением Геннадия Хазанова, который проходит 2 раза в месяц. На этой сцене и состоялась презентация хора для широкой общественности Москвы.

  В 2003 М. Турецкий открывает своё универсальное понятие в музыке, оставив след в истории мирового и отечественного шоу-бизнеса не только как музыкант-профессионал, но и как создатель такого явления в массовой музыкальной культуре, как «арт-группа». С этого момента его коллектив приобретает современное имя - «Арт-группа Хор Турецкого». Теперь это ансамбль из 10 солистов, в котором представлены все существующие виды мужских голосов: от самого низкого (бас-профундо) до самого высокого (тенор-альтино). Перерождение коллектива открывает музыкантам более широкие горизонты. Репертуар хора заметно расширяется, выходит за рамки одной национальной культуры, еврейские молитвы и песни по-прежнему остаются в репертуаре, но уже не составляют его основу.

  Суть понятия «арт-группа» заключена в безграничности творческих возможностей внутри одного музыкального коллектива. Репертуар арт-группы охватывает музыку разных стран, стилей и эпох: от духовных песнопений и оперной классики до джаза, рок-музыки и городского фольклора. В рамках нового явления сосуществуют всевозможные варианты исполнения: a cappella (то есть без сопровождения), пение под инструментальный аккомпанемент, шоу-представления, сочетающие вокал с элементами авторской хореографии.

  Новый стиль, в котором работает «Хор Турецкого», отчасти определяется понятием classical crossover (синтез элементов поп-, рок- и электронной музыки), однако в творческой деятельности арт-группы есть тенденции, выходящие за рамки этого понятия: многоголосное пение и имитация голосом музыкальных инструментов, интерактивность и внедрение элементов хэппенинга (например, участие публики в танцевально-песенной программе). Таким образом, каждый концертный номер превращается в «мини-мюзикл», а концерт − в незаурядное по своей энергетике шоу. В репертуаре «Хора Турецкого» по-прежнему остаются и шедевры классической музыки в подлинном виде. Сам Михаил не только поёт, но и блестяще ведёт и направляет собственное шоу. Сегодня коллектив не имеет аналогов во всем мире.

  С 2004 года «Хор Турецкого» приступает к широкой концертной деятельности, начинает свою светскую жизнь и переживает стремительный взлёт эстрадной карьеры, который сопровождается множеством наград и постоянным возрастанием количества поклонников. Коллектив выступает на лучших концертных площадках страны и мира. В их числе: СК «Олимпийский» (Москва) и Ледовый дворец (Санкт-Петербург), Большой концертный зал «Октябрьский» (Санкт-Петербург), Альберт Холл (Англия), крупнейшие залы США − Карнеги Холл (Нью-Йорк), Dolby Theatre (Лос-Анджелес), Джордан Холл (Бостон).

  В 2008 году «Хор Турецкого» собрал четыре аншлага в Государственном Кремлёвском дворце, и по просьбам зрителей дал дополнительный аншлаговый пятый концерт во Дворце спорта «Лужники», чем установил своеобразный рекорд.

  Артисты ежегодно выходят на сцену 200−250 раз, 100 раз в году садятся в самолёт, проезжают 120 тыс. км. на автомобилях, автобусах и поездах.

  Несмотря на то, что коллектив существует уже более 20 лет, костяк его по-прежнему составляют музыканты, с которыми М. Турецкий знаком и дружен со студенческих лет или с момента образования хора.

  Хор Турецкого известен не только на отечественной сцене, но и далеко за пределами нашей необъятной Родины. О концертной деятельности Михаила Турецкого и его коллектива известно много, поэтому особое внимание хочется уделить личной жизни музыканта. Тем более, что харизматичная внешность и мужественность, несомненно, привлекают многих поклонниц. Как признаётся сам Михаил Турецкий, что бы ни делал мужчина, он это делает обязательно ради женщины, даже если сам не отдаёт себе в этом отчёта. Вот так происходит и в жизни музыканта. На сегодняшний момент самая главная женщина в его жизни - жена Михаила Турецкого Лиана .

  Лиана - выходец из семьи армянских эмигрантов. Первая встреча будущих супругов произошла в Далласе, где отец девушки помогал устраивать концерт Хора Турецкого. Очаровательная и интеллигентная Лиана, за плечами у которой два образования, с первого взгляда восхитила артиста Михаила. А когда она не согласилась сопровождать его в дальнейшем гастрольном туре, то разожгла настоящую страсть в его душе. Последовал бурный телефонный роман, итогом которого стало предложение руки и сердца. Когда настал момент ехать за мужем в далёкую и незнакомую Россию, Лиана, безусловно, колебалась, ведь в Америке у неё уже была стабильная и высокооплачиваемая работа программиста. Однако Михаил Турецкий настоял на своём. Теперь Лиану любят и уважают многочисленные друзья и знакомые супруга не только как жену безумно талантливого музыканта, но и как самостоятельную личность.

  

  Супруга подарила Михаилу Турецкому двоих дочерей - Эммануэль и Беату. Помимо них в семье есть ещё две старшие дочери - Наташа (дочь от первого брака Михаила) и Сарина (дочь Лианы). Но Михаил Турецкий, как и многие мужчины, мечтает о сыне. В январе прошлого года в семье всё же появился наследник. Правда, не сын, а внук. Старшая дочь Наталья, которая по образованию юрист и работает в офисе Хора Турецкого, сделала папу дедушкой.

  

  До знакомства с Лианой Михаил Турецкий уже был женат. Первую жену Елену вспоминает всегда с трогательным волнением. Именно она была матерью Наташи. Однако судьба жестоко разрушила их счастье, когда Елена вместе с отцом и братом погибла в жуткой аварии. Долгих 12 лет после трагических событий Михаил Турецкий оставался холостяком. В прессе активно обсуждается его роман с Татьяной Бородовской и то, что у музыканта, оказывается, есть ещё одна дочь - Белла. Отношения с Татьяной пришлись на период после смерти жены и до отъезда в Америку. Как утверждают журналисты, Михаил Турецкий бросил беременную женщину без всяких объяснений. Сама же Татьяна Бородовская говорит, что не держит зла на музыканта, поскольку с дочерью по мере возможности он общается и так же по мере возможностей помогает ей материально. Однако официально признать Беллу своей дочерью упорно отказывается.

  Михаил Турецкий.Вожак

  М.Турецкий с женой Лианой

  — Папа, почему ты плачешь? — спросила восьмилетняя дочь.
  Я сидел в городе Лонг Бич под Нью-Йорком в состоянии полной безнадеги на brodwalk — променаде, по которому прогуливаются и бегают за здоровьем американцы, и из глаз сами собой текли слезы. Что делать — не знаю. Меня подвели партнеры, я показал характер и остался без денег. За мной коллектив — двадцать человек, которых нечем кормить, не на что купить обратные билеты. Так хреново давно не было.
  — У меня нет обувной фабрики, магазина, даже ларька. У меня есть только звуки, которые трудно продать, — ответил я Наташе.
  — Папа, ты же приносишь радость людям! А это гораздо лучше, чем ларек. Хватит плакать, пошли, — дочь потянула меня за рукав.
  И я встал и пошел. Нечего лить слезы перед маленькой девочкой. Нельзя сдаваться и раскисать.
  Поводов для пессимизма было предостаточно: мне было уже тридцать и я все еще безуспешно пытался заработать на жизнь классической музыкой. Внушал хору, которым руководил, что это возможно, нужно только нащупать верный путь. Вся ответственность лежала на мне, а поддержки ждать было неоткуда. Кто бы мог подумать, что нужные слова услышу от дочки. Наташа так по-детски просто сказала про «радость людям», что я обрел второе дыхание и нашел способ выкрутиться. И тогда, и еще много раз, прежде чем добился успеха.

  Мало кому удается продать творчество. Сам не знаю, как я в этом преуспел. Есть анекдот в тему: «В советское время у профессорской дочки спрашивают: «Как вы, получившая классическое музыкальное образование, воспитанная в интеллигентной семье, стали валютной проституткой?» — «Просто повезло!» Вот и мне повезло. Только не сразу.

  Детство мое протекало в небольшом объеме московской коммунальной квартиры в районе станции метро «Белорусская». Мы занимали четырнадцатиметровую комнату. Баловать нас с братом было некому: бабушек и дедушек нет, папа с мамой заняты выживанием. Отец работал мастером цеха шелкографии на подмосковной фабрике, мама — няней в детском саду.
  Папа, Борис Борисович Эпштейн, — один из шестерых детей кузнеца — родом из Белоруссии. Его отец, известный на всю округу могучий мужик, умер в сорок два от пневмонии. Поздней осенью вышел разгоряченный из кузницы и простыл. Так в четырнадцать папа вместе со старшим братом встал во главе большой семьи. Повзрослев, он смекнул, что в деревне им не прокормиться, и в восемнадцать поехал учиться в Москву, в Академию внешней торговли, перетащив в столицу всех братьев и сестер.
  Грамотный, толковый человек, он быстро сделал карьеру в организации «Экспортлес», получил жилплощадь — семь квадратных метров в центре Москвы — и легко выучил немецкий, так как он походил на идиш. Забегая вперед, скажу: оказавшись в Нью-Йорке в свои восемьдесят пять, отец умудрялся общаться и там, потому что английский, оказывается, тоже похож на идиш…
  В двадцать семь папа стал подумывать о семье. Оказавшись у родственников в местечке Пуховичи под Минском, в бедняцкой чистенькой хатке он увидел еврейскую семнадцатилетнюю девочку, которая играла на гитаре. «Это будет моя жена», — решил папа и уехал в Москву.
  Его родственники поговорили с родными девочки: «Какой у него нос — вы сами видите, а то, что не обманет, мы гарантируем».
  В октябре 1940 года отец увез Бэлу Турецкую в Москву. А в июле 41-го в местечко вошли немцы и уничтожили всю мамину семью. Их заставили рыть себе могилу и закопали живьем. В том же 41-м ушел на фронт отец. Он стал участником прорыва Ленинградской блокады и был удостоен за это правительственных наград. Мальчишкой отец каждый год возил меня в Ленинград по местам боевой славы, показывал пересыльный пункт на Фонтанке, 90, исторические места, водил в Товстоноговский БДТ.

  
  

  Родители М.Турецкого

  Из каждых ста человек, призванных в первые дни войны, вернулись только трое. Погибшие были признаны героями. А вот папа не смог даже восстановиться на работе. Во многом потому, что после войны сталинские чиновники не благоволили к евреям, пусть и прошедшим от Москвы до Берлина.
  «Хотите работать во «Внешторге»? — сказали ему. — Пожалуйста. У нас есть филиал. На Печоре». Папа не захотел уезжать из Москвы и, поставив крест на карьере, устроился на фабрику.
  У моего старшего брата Саши были нелады с легкими. Зарплата отца составляла шестьсот рублей, а консультация профессора-пульмонолога — пятьсот. «Жизнь сына в ваших руках», — говорил эскулап, нагнетая и без того напряженную обстановку.
  И папа шел на преступление: обернув тело шелковыми платками, надевал сверху кожанку, оставшуюся с фронта, и выносил продукцию за пределы фабрики, чтобы потом ее реализовать. Каким-то образом он сумел договориться с работницами, которые делали для него партию сверх нормы. А ведь частное предпринимательство в то время каралось законом и грозило лишением свободы до пяти лет. В цеху было тридцать восемь женщин, в основном одиноких, обездоленных войной, и ни одна не позвонила на Петровку. Как он сумел построить такие правильные отношения с таким числом женщин — одному Богу известно!
  Жили мы небогато. У нас не было ни автомобиля, ни дачи, все, что отцу было нужно, — спасти сына от болезни. И он это сделал.
  Я незапланированный ребенок. Мама родила меня в сорок, папе было уже почти пятьдесят. Все в один голос отговаривали маму, у нее ведь больное сердце, но она поступила по-своему. Друзья советовали родителям назвать меня Юрой, потому что родился в День космонавтики, двенадцатого апреля, через год после полета Гагарина.
  «Юр-р-ра? — сказал папа, слегка грассируя. — Это тр-р-руднопр-р-роизносимое имя. Пусть будет Миша».
  Турецкие же мы с братом потому, что мама объяснила папе: Эпштейны есть, а Турецких не осталось — фамилию надо сохранить. И папа легко с этим согласился. У меня была настоящая еврейская мама. Есть анекдот, точно передающий суть ее характера: «В чем разница между арабским террористом и еврейской мамой? С террористом можно договориться». Мы с братом стали смыслом ее жизни. А папа нашел себе достойное место, живя как бы в своем мире. Он обеспечивал семью, отвечал на наши вопросы, но никогда не грузил и не требовал внимания. Он ни разу не сказал мне, когда я вырос:
  «А почему ты не пришел? Что не позвонил?»
  Маме — той всегда чего-то не хватало, несмотря на то, что мы были любящими и заботливыми сыновьями и чуть не каждый день навещали их с отцом. Когда мы прощались и уходили, папа тут же возвращался к своим делам, а она стояла у окна, пока не скроется машина, и я понимал: мы опять ей недодали…

  

  «Еврейский мальчик с темными глазами, а в них такая русская печаль…» — это про меня. В полтора года я уже начал напевать, в три исполнял подряд все песни, которые доносились из телевизора и радиоприемника: «Дан приказ ему на запад, ей — в другую сторону, уходили комсомольцы на гражданскую войну». Я не понимал, о чем это, и вместо «приказ» пел «отказ». Отец по воскресеньям позволял себе подольше поваляться в кровати, я забирался к нему под бочок. Тогда-то и ковалась репертуарная политика будущего «Хора Турецкого». «Пап, давай «Заботу», — говорил я, и мы затягивали: «Забота у нас простая…» или «Твист и чарльстон, вы заполнили шар земной…»

  Песни советского времени — потрясающие. Я пел их с фанатичным кайфом, и родители поняли: надо мальчика учить. В тот момент у нас появились вторая комната в коммуналке и пианино. Мне нашли педагога по фортепьяно. Урок стоил десять рублей — серьезное испытание для семейного бюджета. А мне в шесть лет нравилось гулять на улице с друзьями, а не разбираться, что такое басовый ключ. Получив задание на дом, я считал количество нот в упражнении и тарабанил по первым попавшимся клавишам. Мама сопоставляла количество нот с количеством ударов по клавиатуре и разочарованно вздыхала:
  — Что ж за белиберда?
  — Такой этюд, — пожимал я плечами.
  Длилось это четыре месяца. Потраченные сто шестьдесят рублей не материализовались в качество. «Бездарный мальчик, — сказала педагог. — Не тратьте деньги».
  Я был счастлив: меня избавили от мучений. Но голос во мне рос, я садился за фортепьяно и, не зная нот, подбирал мелодию на слух — «Сиреневый туман», «Ты у меня одна». Приходили гости, меня ставили на стул, я пел — всеобщий восторг. «Талантливый пацан растет! Должен учиться».
  И мама повела меня на этот раз в государственную музыкальную школу. На доске объявлений — листок «Услуги и цены: фортепьяно — 20 руб. в месяц, скрипка — 19 руб., гобой, валторна — 9 руб., флейта — 3 руб., флейта пикколо — 1 руб. 50 коп.».
  «О! — сказала мама. — Флейта пикколо нам подойдет. Незатратно, и будешь при музыкальном процессе».
  Недавно мои артисты подарили мне флейту пикколо и на всей аппликатуре выгравировали свои прозвища: Туля, Кузя, Кабан, Зверь… Я взял ее и понял, что руки все помнят. А тогда за четыре года научился играть виртуозно. Параллельно отец возил меня в капеллу мальчиков.
  — У вас талантливый ребенок, — сказал как-то педагог, — хорошо бы его отец зашел ко мне.
  — А это я и есть… — ответил папа.
  И тут я понял, что он у меня старый и выглядит как дедушка. Раз родители старые, значит, я их скоро потеряю. В моем детском сердце поселился страх, что могу лишиться этой могучей крыши над головой. Я решил как можно быстрее стать самостоятельным, потому что скоро останусь один…
  Не знаю, что сумел бы придумать, но в дело вмешалась судьба. В лице двоюродного брата отца — знаменитого музыканта Рудольфа Баршая. Особую известность он получил после 1977-го, когда уехал из СССР на Запад, выступал со Штутгартским симфоническим оркестром и стал главным дирижером Борнмутского. На родине у него не складывалось. Наверное, власти не могли доверить оркестр морально неустойчивому человеку, трижды женатому, в последний раз — на японке.

  Когда совсем юный Рудольф приехал в Москву, отец поставил ему раскладушку на своих семи метрах. Летом они ездили на дачу к папиному старшему брату, где Рудик с утра уходил в деревянную уборную и там, на толчке, с пяти до восьми «пилил» на скрипке, чтобы никому не мешать. Вот так закаляется сталь. В то время советская музыкальная школа считалась лучшей в мире, так же как балетная и космическая. Выдающиеся оркестры мира сцементированы советскими музыкантами. А сегодня… Кто будет сидеть с пяти до восьми на «очке», чтобы чего-то добиться?
  Дядя Рудольф до своей эмиграции успел рассмотреть во мне талант. Как-то он пришел к нам в гости.
  — А что делает Миша? — поинтересовался дядя.
  Я сыграл на флейте.
  — Спой.
  Я спел.
  — Музыкальный парень, — оценил он. — Я позвоню директору хорового училища имени Свешникова.
  Звонил дядя при мне. «Посмотрите мальчика — если это не его дверь, не берите», — мудро сказал он.
  Меня взяли в училище в одиннадцать лет. Я сразу попал в отстающие, остальные дети учились с семи, некоторые уже играли Второй концерт Рахманинова. В первый же день я с рыданиями сказал отцу:
  — Не хочу! Не могу!
  — Делай что хочешь, — сказал папа и устранился.
  Догнать сверстников стало смыслом жизни. В итоге я втянулся. Заниматься дома не мог: сосед по коммуналке делал «козью морду». Заслышав звуки музыки, семидесятилетний машинист паровоза, коммунист с орденом Ленина на пижаме, гонялся за мной по квартире с криком: «Израилев черт!» В школе занятия начинались в восемь тридцать. Я вставал в пять сорок, умывался, жевал на ходу бутерброд и мчался на метро в школу на Красной Пресне. В шесть тридцать я уже сидел за пианино и работал до начала уроков. Кто из детей сегодня способен на такое?

  К восьмому классу я догнал однокашников, несмотря на жуткую конкуренцию. Из двух тысяч поступающих брали двадцать мальчиков. До победного конца доучивались десять. Даже при таком отборе мало кто делает успешную карьеру. Нужны связи и деньги. Но если в попсе ты можешь «выстрелить» при наличии только этих двух составляющих, в классике без образования никуда. Иногда в консерватории при полупустом зале проходят концерты, которые могли бы стоить миллионы, настолько они гениальны. Но превратить их в продукт, который купят, не всегда возможно, потому что понимание классической музыки доступно немногим. Да и зачастую талантливые музыканты словно не от мира сего, их просто не воспринимают как звезд. А хорошо упакованная банальщина прекрасно продается, потому что имеет адекватный вид. Что такое гламур? Это дешевый продукт, дорого поданный. Мне и моим музыкантам повезло учиться музыке на излете советской системы. Это было время педагогов-бессребреников, которые вкладывали в учеников душу. И мы учились с таким же энтузиазмом. «Гнесинка», куда я поступил по окончании хорового училища, — Высшая Школа Музыки. Меня в этом Храме муз сделали дирижером — матерым музыкантищем, способным поднять и повести за собой людей. Я, как губка, впитывал музыкальную науку, до поры до времени не обременяя себя мыслями о хлебе насущном. Но довольно рано — в двадцать один — пришла пора, я влюбился и женился.

  У Лены были вздернутый носик, открытая улыбка и бездонные глаза. Настоящая русская красавица. Мы познакомились в «Гнесинке», учебу она совмещала с работой — пела в хоре Минина. У нас было много общего, мы вместе постигали музыкальные азы, ходили на концерты, спектакли и каток. Оба любили природу. Я стал ее первым мужчиной. В двадцать два у нас родилась Наташа. Рановато, наверное, но мы были счастливы. Вопреки воле родителей. И те и другие считали, что мы разного поля ягоды. Они не чинили препятствий, но по отдельным репликам несложно было догадаться: родственники не в восторге.
  «Я бы хотел, чтобы дочь вышла замуж за человека своей национальности», — сказал ее отец моей матери перед свадьбой.

  Моя же мама мечтала видеть меня рядом с еврейской девушкой. Ведь пятьдесят поколений моих предков женились только на своих.

  
  

  Ну и что с того? Любовь стирает все различия. Тесть это понял со временем. Он был настоящим русским офицером, глубоко порядочным и умным человеком. У них с Леной сложились удивительные отношения. Словно одна душа на двоих. И по характеру они были очень похожи — абсолютная выдержка и чрезвычайная доброта. Лена любила меня преданно и никогда ничего не требовала, но я должен был доказать себе и другим, что могу быть не мальчиком, но мужем и добытчиком.
  Чем я мог заработать? Частным извозом. Права у меня с девятнадцати лет, я даже занимался автоспортом. Умудрялся как-то выкраивать время между занятиями музыкой. Один раз участвовал в ралли, пришел шестнадцатым с конца. Но ведь главное — участие! Я продал все свои ценные вещи, включая кожаную куртку и магнитолу, взял еще в долг у брата и купил подержанные «Жигули» одиннадцатой модели. С тех пор каждый субботний вечер и не только, я отправлялся на заработки. Все было: и отнимали выручку за вечер, и из машины просили выйти, и не платили, но слава Создателю, обошлось без серьезных последствий для здоровья.

  К концу пятого курса я подрабатывал в четырех местах одновременно. В большом универсаме в Строгино был «ночным директором», то есть грузчиком. За ночь принимал по пять-шесть машин: три с хлебом, две с молочными продуктами и иногда с колбасой. Колбаса была самым страшным ударом, потому что все полторы-две тонны я должен был своими руками перекантовать, взвесить да еще проследить, чтобы водитель с экспедитором пару батонов не умыкнули. Зато слова «дефицит», под лозунгом которого жила перестроечная страна, для меня не существовало. Когда мчался после ночной смены из Строгино в центр преподавать музыку детям, гаишники на трассе отдавали мне честь: раз в два месяца я завозил им в отделение ящик гречки и чая. У меня появились различные связи и знакомства. Я был в полном порядке, но душа по-прежнему жаждала музыки и творчества.

  Наконец я нашел, чем ее порадовать. Параллельно с магазином и преподавательской деятельностью начал работать с православным церковным хором и одновременно с ансамблем политической песни. Через некоторое время уверился, что не ошибся с профессией. А работая с актерами театра «Школа музыкального искусства» под руководством Юрия Шерлинга, понял, что могу научить петь любого. До уровня эстрадного исполнения доведу даже не поющую балерину.

  Не знаю, долго ли продержался бы наш с Леной брак. Сегодня мне тяжело рассуждать об этом, ведь прошло столько лет. Знаю только, что наши чувства были искренние и настоящие. Считается, что ранние союзы не выдерживают испытание временем. Но не суждено узнать, верно ли это было бы в нашем случае…
  В августе 1989 года вместе со своим другом и учителем Владимиром Ануфриевичем Семенюком я поехал на автомобиле в Клайпеду, в гости к его аспиранту литовцу. Разговоры о музыке, вылазки в Палангу, солнце, море и песок. Во всех отношениях это была приятная поездка. В один из дней, несмотря на поздний час, никак не мог заснуть, хотя в двадцать семь лет знать не знал, что такое бессонница. В половине третьего ночи раздался звонок в дверь. Телеграмма. «Срочно позвони. Саша», — написал старший брат. «Что-то с мамой или папой?» — судорожно соображал я. В 1989 году звонить ночью в Москву из Клайпеды было неоткуда. Мы с Семенюком поехали в центр города и оказались перед запертыми дверями переговорного пункта. До половины восьмого не находил себе места. А когда наконец смог набрать телефонный номер, услышал в трубке мамин голос. «Значит, с ней все в порядке», — первым делом подумал я.
  — Держи себя в руках, — сказала мама. — Они все погибли.
  Я ничего не понял.
  — Кто все, мам?
  — Лена, ее отец и брат.
  Я повесил трубку, вышел на улицу на ватных ногах и, дойдя до газона, рухнул в траву. Ко мне подбежал учитель.
  — Владимир Ануфриевич, дайте сигарету, — попросил я. — Что-то все горит внутри.
  — А что случилось, Миша?
  Я не смог ответить, вскочил и снова побежал звонить. Мама, пережившая гибель всех своих родных, спокойным ровным голосом продиктовала: «Семьдесят первый километр от Минска, номер отделения милиции...»
  Лена с отцом и братом ездили в Вильнюс на день рождения родственницы. Отец Лены, аккуратист и педант, никогда не нарушал правил дорожного движения. Из гаража машину не выведет, если не работает поворотник. Он не доверял руль даже сыну, который только что вернулся из армии, где служил водителем. Никто не знает, что случилось с моим тестем, но на обратном пути в Москву его машина вылетела на сторону встречного движения. Ехавший по ней «Икарус» стал уходить в кювет, но «Жигули» догнали автобус и, ударившись, отлетели на свою полосу, где их подмял под себя тяжелый «ЗИЛ».
  Всю дорогу к месту аварии я думал: «Это ошибка. Такого не может быть. Это не они». Наконец доехали. Какой-то мужик на тракторе указал мне точное место происшествия. «Я двадцать пять лет за рулем, но такой страшной катастрофы еще не видел, — сказал он. — Вот здесь это было…»
  И я понял, что зря надеялся. На обочине дороги лежала покореженная зелененькая сувенирная подковка. Мой «заграничный» подарок тестю.
  В ближайшем населенном пункте купил бутылку водки, все цветы, какие были,
  и вернулся на место трагедии. Мы с учителем выпили. Покурили. Посидели в каком-то коматозе, а потом я позвонил в отделение милиции. «Приезжайте за трупами и забирайте машину», — сказали мне.
  Никогда не забуду долгий путь домой. Впереди шел грузовик с тремя гробами, за ним ехал я. Обогнать как-то не получалось…
  Мне было страшно увидеть тещу. Женщину, которая в один миг потеряла детей и мужа. У меня за эти пару дней лицо стало цвета асфальта. Что уж говорить о ней? Но теща сидела в окружении подруг и держалась молодцом — ее накачали транквилизаторами.
  Как интеллигентный человек, она молчала, но я знал, о чем теща думает: «Ты жив, а Лены нет». Я ведь мог поехать с женой или позвать ее к себе в Клайпеду. Но не сделал ничего судьбоносного, что изменило бы роковой маршрут.
  Через некоторое время теща стала настойчиво предлагать мне отказаться от Наташи и оформить на нее опекунство. На меня насели ее родственники:
  — Зачем тебе ребенок? Ты еще молодой.
  — При всем уважении не могу, — ответил я. — Евреи от своих детей не отказываются.
  Хотел забрать девочку в свою квартиру, препоручив заботам моей мамы, но потом понял, что разлука с внучкой добьет обезумевшую от горя тещу.

  
  

  Фото: из архива М.Турецкого

  В этот момент я очень остро нуждался в помощи. И эта помощь пришла ко мне свыше. Мне предложили создать в Москве хор еврейской духовной музыки. Это было спасением. Музыка предков — древнее могучее искусство — дала мне силы жить.
  За восемнадцать месяцев мы сделали программу, с которой выступали в Англии, Франции, Израиле, Америке, Канаде. Финансированием хора занимался благотворительный еврейский фонд «Джойнт». Когда они поняли, что лидер коллектива — личность, не готов к глупому подчинению и хочет выйти на большие концертные площадки, у них пропало желание нас поддерживать. И с 1992 года я с хором остался без поддержки. Это была очень сложная задача — заниматься раскручиванием бренда «Еврейский хор» в России. Всем казалось, что мы поем только для евреев. Я хотел доказать, что это не так. Но получалось не очень. У нас не было ни денег, ни рекламы. Один голый энтузиазм.
  Мы трудно пробивали себе дорогу в Америку, ведь это было единственное место в тот момент, где можно было заработать. В конце концов что-то начало получаться. Помогали новые друзья, которые видели в нас фантастически талантливый проект. И хотя выступлений было немного — в основном по выходным, нас признали критика и профессиональные музыканты. Отношения в коллективе тоже были непростыми. Помню, в 1993 году, после десяти дней бесцельного проживания в бруклинской квартире в ожидании работы в Калифорнии, в нашем коллективе чуть не случилась революция. Восемь человек из шестнадцати подписали ультиматум: мол, не понимаем, зачем нам Калифорния, не верим, что нам заплатят, ехать отказываемся. Ситуацию нужно было уладить за двадцать восемь часов, которые занимал переезд на автобусе из Нью-Йорка в Майами. Я произнес речь: «Не позволю развалить проект!» Потом вызвал к себе заговорщиков по одному: «Вы, Алексей, уволены. Владимир, вы хотите уехать, а потом вернуться — пожалуйста. Вы, Леонид, сколько хотите денег, чтобы остаться?» В общем, четырех членов коллектива я подкупил, двух отпустил, двух уволил — и оппозиция была разгромлена. О, я хорошо знал психологию советского человека. Сам такой.
  В 1994-м мне посоветовали обратиться за финансовой поддержкой в «ЛогоВАЗ». Я позвонил, и в синагогу, где мы репетировали, приехал Березовский со словами: «У вас есть двадцать пять минут». Мы ему спели красивыми голосами. «Даю пять тысяч долларов в месяц», — пообещал Борис Абрамович. Мы разделили эти деньги на двадцать человек, получив хорошую прибавку к зарплате на год. Потом дело скисло. Березовский уехал, его помощники сказали: «Чтобы вам и дальше помогать, надо, чтобы вас любил Боря, а у нас на счету были деньги. Боря вас любит, но денег нет».
  Гусинский, возглавлявший Российский еврейский конгресс в те годы, тоже одно время нас любил и даже поддерживал. И Гусинского, и Березовского я всегда очень благодарил во время концертов, пока мой старший товарищ, знаменитый артист Геннадий Хазанов, после шоу в Театре Эстрады не сказал: «Миш, а че ты все время им кланяешься? Они тебе что, дом в Испании построили? Гусинский лаконично тебе помог лишь для того, чтобы его поддерживало еврейское лобби в Америке». В 1995 году мы обратились к Айзеншпису. Тот произнес: «Мне нужно полтора миллиона долларов от «ЛогоВАЗа», и страна будет засыпать и просыпаться с мыслями о еврейском хоре». Но «ЛогоВАЗ» в то время уже закончился. Полтора миллиона взять было негде, и я в конце года разделил хор на две части. Одна осталась в Москве, другая вместе со мной поехала по контракту в Майами. Мог бы взять с собой красивую девушку, но поехал с пожилой мамой и дочкой. Теща ужасно боялась, что могу не вернуться, поэтому тщательно подготовила внучку, которой тогда исполнилось одиннадцать лет: в случае, если я вдруг решу остаться за океаном, Наташа должна была встать на дыбы и заявить: «Хочу к бабушке в Россию!» Но она не сделала этого, хотя ей иногда было по-настоящему трудно. Дочь училась в заведении для обеспеченных детей. Школьный автобус отвозил домой сначала тех, кто побогаче, потом середнячков, ее — последней. У меня не было тогда ни сегодняшней репутации, ни уважения, и на Наташу смотрели как на эмигрантку из бедной семьи.
  Только моя мама чувствовала себя вполне комфортно, у нее даже случился платонический роман с владельцем кафе, мистером Невелом, благодаря которому она вспомнила идиш. Они тарахтели целыми вечерами, надеясь, что я ничего не понимаю. Папа приехал позже и решил, что маме в ее семьдесят три можно не мешать. Ему Америка не сильно понравилась. «Большого театра нет, мне здесь делать нечего. «Я в восторге от Нью-Йорка гор-р-рода, но кепчонку не сдерну с виска. У советских собственная гор-р-рдость: на буржуев смотр-р-рим свысока», — продекламировал он Маяковского и спустя четыре месяца вернулся на Родину.
  А я ведь никогда не хотел уехать в Америку навсегда. Уважаю западные ценности, но еще больше — Большой театр, каток, летнее небо над Москвой в пять утра. Я хотел жить на Родине. И решил попытать счастья в последний раз. Если не получу поддержки, навсегда распрощаюсь с идеей еврейского хора в России. За океаном у нас ведь в конце концов начало получаться. Мы настолько потрясли тамошнюю публику, что власти Майами выпустили прокламацию, объявив шестое февраля «Днем Московского хора».
  На этот раз я стал атаковать офис Иосифа Давыдовича Кобзона. Сделал полторы тысячи звонков, не меньше. Покупал карточки и звонил в Россию из таксофона. Может, я стучался громче других, но в результате Кобзон меня услышал. И взял нас в свой юбилейный тур по России и СНГ, что стало своеобразным прорывом для коллектива.
  Через пару лет я решил сменить наше одиозное некоммерческое название «Еврейский хор». К тому же нам стало тесно в рамках колоссальной, могучей, но одной только еврейской музыки — ведь это лишь часть мировой музыкальной культуры. Участники хора — в основном русские, зрители — люди разных национальностей. Почему бы не исполнять и другую музыку, например классику, фольклор, джаз, рок? Так родился «Хор Михаила Турецкого».
  Иосиф Давыдович такие перемены не одобрял, ругался, считая, что я предаю свои корни. Думаю, обвинять меня в измене несправедливо. Хор нес свое название в более сложное время, когда даже сами евреи не спешили нас приглашать к себе на выступления.
  Итак, шел 2001 год, я с коллективом гастролировал по Америке. Дочь Наташу, которая жила со мной в Штатах, через какое-то время вернул бабушке. Теща наконец-то меня оценила. С тех пор мы живем в мире. Правда, никогда не держал на нее зла, я ее понимаю: будущий зять еще не сделал мне ничего плохого, а я его уже не люблю.

  
  

  Михаил Турецкий с тещей и дочкой

  Двенадцать лет я ходил в холостяках. Не мог представить, что приведу в дом «чужую тетю» и скажу Наташе: «Это наша новая мама». Некоторые девушки предпринимали попытки сделать из меня мужа. Тогда я шел к главному раввину России Адольфу Соломоновичу Шаевичу и говорил:
  — Что делать? Меня прижали к стенке.
  — Если можешь не жениться, не женись, — отвечал он.
  Я мог, потому что карьера, становление хора и обязательства перед самим собой и коллективом казались гораздо важнее романов. Пока не встретил Лиану. Помню ощущение шока, когда заглянул в ее огромные зеленые глаза. «Две волны остались в глазах твоих, чтобы я утонул, погружаясь в них…»
  Мы встретились после концерта в Далласе. Отец Лианы был одним из организаторов наших выступлений. Тридцать первого октября в Америке как раз отмечали Хэллоуин, и Лиане хотелось провести этот праздничный вечер с ребенком, но она не могла обидеть папу, который настаивал, чтобы дочь слушала еврейский хор из России. Как интеллигентный человек, Лиана пришла за кулисы поблагодарить музыкантов за концерт. Марта Клионер, наш импресарио в те годы в Штатах, увидев ее с дочкой, поинтересовалась, где же муж.

  
  

  Михаил Турецкий с женой и ее дочерью Сариной

  — Муж объелся груш! — ответила моя будущая супруга.
  — Так у нас столько мальчиков в коллективе, я вас представлю! — перехватила Марта Лиану и повела знакомиться с артистами.
  Мы столкнулись в коридоре — красивая, броская девушка и рядом с ней маленький кучерявый ангелочек, ее дочь Сарина. На меня как на артиста, который провел месяц на гастролях, внешний вид Лианы — ее высокий каблук и открытый живот — произвел неизгладимое впечатление. Мы разговорились. Захотелось сказать ей несколько небанальных комплиментов. Я предложил всем вместе поехать в ресторан, выпить кофе. Три коктейля повысили концентрацию романтики в моем организме. И я сказал Лиане: «Поехали к тебе». Я уже знал к тому времени, что она девушка самостоятельная, живет отдельно от родителей в двухэтажном доме. Она сопротивлялась, но я проявил легкую настойчивость. Мы отправились к Лиане и проговорили с ней до утра. Я предложил поехать с нами в тур, на что Лиана изобразила неприступность и вызвала такси, чтобы меня отвезли в гостиницу. Так началось наше знакомство.

  Коллектив поехал дальше, в Хьюстон. Уже в следующем городе, Чикаго, я почувствовал, что хочу позвонить этой девушке. Набрал ее номер после выступления, и мы опять проговорили всю ночь. Мне это стоило гонорара за два концерта. Зато уже определились некоторые жизненные ценности и позиции. Я предлагал Лиане приехать к нам на центральный концерт тура в Карнеги-холл в Нью-Йорке, но она культурно отказалась, сославшись на то, что не может уйти с работы и надолго оставить ребенка. После Карнеги-холла я приехал к ней в Даллас сам. На следующий день, когда Лиана забирала Сарину из садика, воспитательница отозвала ее в сторонку: «Знаете, что сказала ваша дочка? Она сообщила, что дядя с концерта теперь спит у вас дома!»

  
  

  Пора было определяться с чувствами. Мама всегда тосковала по большой родне, которую она потеряла в Белоруссии. В тот приезд я обошел всех родственников Лианы и понял, что мама этот вариант одобрит. Семья и отношения такие же, как и в белорусском местечке, только на высоком американском уровне.
  Лиана поначалу отказывалась бросить большое дружное семейство, хорошо
  оплачиваемую работу программиста и переехать в Москву, пока я не поставил вопрос жестко. Ее родственники были не в восторге от наших планов. Дедушка как опытный человек сказал, что артист — это цыган, что плохо для семейной жизни. А когда я приехал к родителям Лианы просить руки их дочери, ее папа предупредил, что у нее очень тяжелый характер. Но мы с ней непослушные люди. И все-таки убедили родителей. Потом возникли проблемы с вывозом Сарины. Я ее удочерил и перевез в Россию.
  Мы с коллективом шли своим особым путем, миновав цепочку «продюсер-телевизор-публика-касса». Одной ногой попали в шоу-бизнес, другой остались в искусстве и с этим пришли на концертные площадки. Какое-то время, правда, я еще пытался найти продюсера. В 2003-м пришел к Иосифу Пригожину, тот послушал трек секунд сорок и начал сучить ножкой, заглядывать в телефон, намекать: мол, зря теряю время.
  «Иосик, ты ж меня проглядел! — теперь говорю ему. — Вот бы «накосил» сейчас!»
  Сегодня он со мной по сорок минут по телефону разговаривает и времени ему не жалко. «Может, лучше в гости придешь?» — предлагаю я.
  Хор выбрал свою музыкальную политику — мы не ограничивали себя исключительно классической музыкой. Есть еще поп, рок, джаз и мюзиклы. Только классика — это как строгие брюки в гардеробе, красивые, дорогие, но одни. А можно ведь переодеться и во что-то подемократичнее. Или сочетать, как это начали делать в Голливуде, надевая смокинг с джинсами и кроссовками. Сегодня побеждает музыкальный фьюжн — смешение стилей, когда ты можешь предложить людям в единицу времени разные ощущения. Буду благодарен тому, кто сократит божественные длинноты в «Войне и мире» Льва Толстого и вместит четыре тома романа в пятьсот страниц, чтобы современные дети смогли его осилить. Я применяю подобные сокращения к классической музыке. Ведь воспринимать ее непросто. Нужно настроиться, открыть душу. Желание есть у многих, нет времени. Я же могу за десять минут познакомить слушателя с Верди, приправив музыку ферментом поп-рока для более легкого восприятия. В результате Верди звучит как Queen. И это не пародия. Не стеб, не лубок, просто другое, современное осмысление. Музыкальный критик может назвать меня выскочкой, который берет самое легкое и доступное для восприятия, зарабатывая таким образом деньги. Но я бы на его месте сказал спасибо Турецкому, агитатору и пропагандисту хорошей музыки.

  
  

  Группа "Сопрано"

  «Теперь я наконец-то спокоен, — говорит новоиспеченный дедушка. — У меня появилась уверенность в том, что дело, которым я занимаюсь, будет существовать и дальше, когда я уйду на пенсию. Конечно, у меня много дочерей и каждая из них может стать моей преемницей, но мужчина во главе музыкального холдинга — это как-то надежнее, на мой взгляд. — серьезный проект, не однодневка. И если вложить в него душу, он будет радовать людей и через 100 лет. Хотя, конечно, я понимаю, что внук совсем не обязательно пойдет по моим стопам. Пока представляю себе, как буду вместе с ним кататься на горных лыжах и ходить на каток. А что — у меня есть все шансы поучаствовать в воспитании внука: мне сейчас 51 год, а моему отцу, когда я родился, было 50. И он дожил до 96 лет, успел порадоваться, когда мне дали звание народного артиста. А последний раз мы с ним вместе катались на коньках, когда ему было 94. Так что я с внуком еще покатаюсь!»

  
  А вот играть в машинки и паровозики Михаил с новым членом семейства пока не планирует. «С девочками на­игрался, — смеется он. — Мои дочки не только в куклы играли, машинки им тоже были интересны, так что у нас до сих пор полон дом всякой игрушечной техники. Девочки у нас очень любознательные и активные, занимаются спортом. Девятилетняя Эммануэль уверенно стоит на коньках, и едва у меня и у моей жены Лианы выдается свободное время, мы вместе идем на каток. Зимний отпуск, как правило, проводим, катаясь всей семьей на горных лыжах. Младшей, Беате, еще нет пяти лет, но мы ее тоже постепенно приучаем к нагрузкам. Я считаю, что главная задача родителей — разглядеть способности ребенка и открыть перед ним правильную дверь. Потому что если он выберет не тот путь и дверь окажется ему не по размеру, не по нраву и не по таланту — человек не будет счастлив».

  Старшая дочь Турецкого Наташа свою «дверь» уже нашла, она — юрист, работает в офисе «Хора Турецкого». Сарине 17 лет, и она еще не определилась с будущим. По словам родителей, девочке нравится быть на виду, и она серьезно размышляет, не стать ли ей журналистом. Младшие дочери пока, разумеется, в поиске. «Мы стараемся развивать их разносторонне, кроме спорта, в расписании присутствует музыка. Эммануэль с пяти лет играет на скрипке. Не могу сказать, что она каждый день
  
  с удовольствием бежит к инструменту и с энтузиазмом занимается. Нет, как и любого ребенка, ее приходится мотивировать. Я ей говорю, например: давай мы с тобой позанимаемся тем, что интересно тебе, — поговорим об истории нашей семьи или о мире, сходим погулять, а потом уделим внимание и моим просьбам — на лыжах покатаемся, на скрипке по­играем. Стараюсь хвалить ее как можно больше: послушай, говорю, какой звук ты извлекла из скрипки — это настоящий живой звук! Палочная дисциплина в воспитании детей хорошо работала сто лет назад, сейчас уже не действует. Ребенка надо заинтересовать. Но это непросто. У современного ребенка уже с рождения есть все, ему не о чем мечтать. Поэтому хорошо бы объяснить чаду, что мечтой может быть нечто нематериальное. Извлечь из своей скрипки особый, живой и теплый звук — вот мечта. Вот сверхзадача».

  В доме Михаила Турецкого четыре женщины (Наталья живет отдельно). Казалось бы, единственного мужчину они должны холить и лелеять непрерывно. Но глава семьи уверяет, что так бывает далеко не всегда. «У нас мужчина обеспечивает семью, дает ей уверенность в завтрашнем дне, опекает и заботится. Конечно, иногда мне очень хочется, чтобы позаботились и обо мне, но я не позволяю себе давать слабину. У жены ведь тоже достаточно дел — на ней дом и дети, которые круглосуточно нуждаются во внимании».

  Несколько лет назад Михаил решил реализовать свой богатый жизненный опыт по части воспитания женщин и в дополнение к мужскому хору собрал женский коллектив, который назвал «Сопрано 10». «Я, как отец четырех дочерей, понимаю женщин и всегда стараюсь быть на их стороне. За это время я стал превосходным дамским психологом, прекрасно знаю, что главные козыри в общении с девушками — правда и искренность. Каждую из солисток нужно выслушать, понять, заразить общей идеей, и только тогда они почувствуют себя уверенней. А с мужчинами все по-другому. Любой мужчина — это центр
  
  Вселенной (ну, по крайней мере, так он думает сам о себе). И когда в одном месте собирается очень много мужчин, может начаться хаос. С ними я диктатор. Но — бархатный! Мои артисты в шутку прозвали меня Царем. Я им не даю разболтаться, стараюсь поддерживать дисциплину. Иногда даже наказываю рублем, не без этого, но на большие штрафы у меня рука не поднимается — жалко людей, а мелкие, увы, не работают, поэтому к такой мере воздействия прибегаю редко. Людей сдерживает другое: в нашем коллективе все друг от друга зависят. Это как в футбольной команде. От того, насколько хорошо ты играешь, зависит и общий успех, и твой собственный заработок. Если артист позволяет себе какие-то излишества, выходит за рамки, это обязательно отражается на его голосе. А нам и так приходится в трудных условиях работать: бессонные ночи, переезды… Поэтому, чтобы не усугублять, все стараются держаться. А диктатуру устанавливать бессмысленно. Нельзя заставить артиста искриться на сцене — для этого можно только создать правильные условия».

  Дома Михаила, как и любого востребованного артиста, можно застать нечасто. «Я бываю здесь рано утром, поздно вечером и проездом из одного аэропорта в другой. Но даже если после всех разъездов у меня останется всего полчаса, чтобы побыть дома, я все равно туда поеду. Пусть потрачу лишних два часа на дорогу, но если у меня есть шанс побыть с детьми, пообщаться с женой, да просто принять контрастный душ и посидеть в тишине своего кабинета — я им воспользуюсь. Дом мне необходим для перезагрузки. Задача современного мужчины, как и его далекого предка, рожденного в первобытно-общинном строе, — охота, добывание мамонта. А для того чтобы охотиться успешно, надо время от времени аккумулировать энергию. Мне иногда достаточно полчаса здесь побыть, и я уже чувствую себя отдохнувшим и готовым для новой борьбы».

  Такой большой семье и дом требуется немаленький. Несколько лет назад семья Турецких присмотрела в Подмосковье участок. Строительство жилья целиком и полностью взяла на себя жена Турецкого Лиана — она руководила всем, начиная от закладки фундамента и заканчивая декором комнат. При одном взгляде на дом видно, что оформляла его женщина: в картинах, подушечках, статуэтках и прочих изящ­ных вещицах недостатка нет. И даже сейчас, по прошествии нескольких
  
  лет, Лиана все еще находит способы усовершенствовать интерьер. Во время съемки она дважды отвлеклась: сначала Турецким доставили огромное зеркало, специально для комнаты Сарины, а через полчаса курьер осторожно внес в гостиную две напольные фигуры — белую и красную вишни из глянцевой керамики. «Многих мужчин, наверное, раздражало бы такое обилие декора в доме, но только не меня. Всем известно, что артист — женская профессия, и многие представители сильного пола у нас тяготеют к эстетизму, присущему обычно дамам. Я умею ценить так называемый интерьерный кутюр, и мне все эти штучки очень нравятся. Вот, например, зеркало, которое сейчас уехало в комнату к Сарине, — я тоже такое хочу! Я же выхожу на сцену, должен выглядеть идеально! Считаю, что артист обязан демонстрировать лучшие свои качества. Если уж ты вышел на сцену и сказал: «Я артист, смотрите на меня и покупайте билеты», — будь добр, соответствуй! И голос должен быть на высшем уровне, и умение одеваться, и фигура. У нас в доме есть небольшой зальчик с бассейном и тренажерами. Я занимаюсь тут, если у моего тренера есть время до меня доехать. Если нет — обязательно разомнусь у себя в офисе, там тоже есть комнатка, где наши артисты занимаются физкультурой. Да и на гастролях в любом городе можно фитнес-центр найти, было бы желание».

  Физкультура — очень важная часть в расписании Михаила. Иногда ему кажется, что тренажерный зал на первом этаже дома несколько маловат. «Я бы, конечно, сделал его попросторнее. Но вообще, чего Бога гневить, отличный дом. Потолки высокие, окна огромные, света много. Хотя, честно вам скажу, я не всегда уютно себя чувствую в больших помещениях. Я родился в коммуналке и очень долгое время жил в 14-метровой комнате вместе с родителями и братом. Так что от большого пространства я не всегда получаю кайф. Все время вспоминается собор Святого Петра в Риме, который был сконструирован так, чтобы люди чувствовали величие Всевышнего, а себя ощущали лишь частичками Вселенной. Вот на меня большие комнаты именно так действуют. Я вообще непритязателен — артист по натуре своей бродяга, и его не должны смущать жизнь в гостиницах и бытовые лишения. Правда, когда из этих гостиниц возвращаешься домой, все-таки хочется отдыха. Встаешь в три утра где-нибудь в Казахстане, прилетаешь домой и мечтаешь поспать хоть два часа. А дом сконструирован так, что на треть­ем этаже в спальне слышны голоса детей, играющих внизу в гостиной. Вот этот недостаток я бы устранил. А пока приходится просто выгонять все население дома на улицу часа на два, чтобы не мешали спать».

  
  Сейчас вопрос сна и отдыха для Турецкого стоит особенно остро: через месяц, 9 марта, его коллектив дает в «Олимпийском» большой концерт под интригующим названием «Мужской взгляд на любовь», требующий, как и любое масштабное действо, тщательной подготовки. «Самое главное в жизни нормального мужчины — женщина. Конечно, можно себя обманывать и убеждать, что главное — работа, деньги, слава… Но мужчина ориентирован на то, чтобы было кому посвятить свою жизнь. Концерт «Мужской взгляд на любовь» — как раз об этом. Мужчине гораздо проще признаваться в своих чувствах с помощью музыки, чем сказать о них словами. Мы дадим каждой женщине возможность услышать и понять, что думает мужчина о любви. А мужчинам подарим возможность с помощью музыки донести до своей спутницы, что же он все-таки думает о ней и о чувствах…»

  Богатейший музыкант даёт на содержание родной дочки всего 300 евро в месяц

  Богатейший музыкант дает на содержание родной дочки всего 300 евро в месяц

  В апреле Михаилу ТУРЕЦКОМУ, дирижеру и руководителю одноименного хора, исполнится 50 лет. Согласно официальной биографии у артиста три дочки: 28-летняя Наталья от первого брака и 6-летняя Эммануэль с 2-летней Беатой - от второй жены. Но вот уже 10 лет на свете живет еще одна дочь ТУРЕЦКОГО – Белла, которую Михаил тщательно скрывает и категорически отказывается признавать. Почему - мы и попытались выяснить.

  Сегодня Михаил Турецкий активно готовится к юбилею, дает глянцевым журналам интервью, рассказывая в них о том, какой он заботливый муж, классный отец. Только как-то в этот идеальный образ не вписывается история о маленькой девочке Белле Бородовской – его кровной дочке, живущей в Германии.

  С первого взора

  В 2000 году Михаил со своим хором были на гастролях в Германии. Во время концерта во Франкфурте он увидел в первом ряду невероятно красивую женщину. Потрясенный ее внешностью, Турецкий спрыгнул со сцены и пригласил даму танцевать. Зрители восторженно аплодировали, дирижер кружил красотку в вальсе и напоследок не растерялся – попросил у барышни телефон. Татьяна Бородовская моложе Турецкого на 6 лет – утонченная, породистая, нежная, она увидела знак судьбы в этой встрече на концерте.

  Так исторически сложилось, что через месяц после этого я должна была по плану переезжать в Москву, - Татьяне сегодня 44 года, она потрясающе выглядит и обладает невероятным магнетизмом. – Я вернулась на родину, работала у Антона Носика заместителем главного редактора на ntv.ru (сейчас это информагенство newsru.com). И вдруг позвонил Турецкий.

  Оказалось, что офис Михаила Борисовича находился рядом с нами, - вспоминает медиамагнат, владелец «Живого Журнала» и самый известный блогер Рунета Носик. – И он частенько стал забирать Таню с работы.

  Антон с Татьяной – друзья детства.

  - Мы с ней соседи по «Речному вокзалу», - говорит Носик. – Жили много лет рядом – окно в окно. Я тоже ухаживал за ней, но Таню привлекали другие кавалеры… А роман с Турецким происходил на моих глазах.

  Чем покорил меня Миша, - сама задает себе вопрос Таня, - он очень интересный человек.

  Завязался страстный роман, который пара не скрывала, свидетелей ему уйма. На тот момент Михаил жил с дочерью-старшеклассницей от первого брака Наташей – супруга Турецкого трагически погибла, когда девочке было 5 лет. Наташа приняла Татьяну, и они стали жить втроем в двухкомнатной квартире артиста на «Белорусской». Через некоторое время Бородовская забеременела. Летом 2001 года пара устроила себе романтические каникулы на море, Михаил всем видом показывал, как желает этого ребенка. Когда узнали, что родится девочка, вместе решили назвать ее в честь мамы Турецкого Беллой.

  Тяжелые роды

  А в сентябре 2001 года Турецкий был вынужден уехать на три месяца на гастроли в Америку, - рассказывает подруга Тани Евгения Бокий . – Должен был вернуться аккурат к Таниным родам. Она решила не киснуть в Москве и поехала в Германию к родителям, где собиралась рожать и ждать суженного… Но в Германию Турецкий не прилетел. Он просто исчез! Не отвечал на телефон, не звонил сам.

  Это был шок для нас! – возмущается Антон Носик. - Он бросил жену за неделю до родов. Ужас того, что Турецкий сбежал от беременной женщины, значительно мощнее всего романтизма их любовной истории.

  Татьяна пережила настоящий удар! В шоковом состоянии ее доставили в больницу, оказалось, что из-за стресса у нее прекратилась родовая деятельность.

  Она долго не могла родить - у нее прекратились схватки, - вспоминает подруга Женя. – Потом, конечно, немецкие врачи сделали свое дело. И в декабре 2001 года на свет появилась маленькая копия Турецкого – его дочь Белла.

  - Чудесная девочка, видел ее на днях, - говорит Носик. - Я ее сандак (в иудаизме так называют «крестного отца»). В 2003 году в синагоге города Висбаден я прочитал над ней молитву, освятил ее имя – это большая честь крестить малышку.

  Гордость Татьяне не позволила искать Турецкого, вызванивать, унижаться. Но ее друзья и родные не могли спокойно смотреть на страдания близкого человека. Михаила разыскали, и он сообщил: «Я встретил другую! Хотите, могу дать 5 000 долларов, и пусть Таня от меня отвалит». Во время гастролей в Америке, в октябре 2001 года, он познакомился со своей нынешней женой Лианой.

  Она быстренько взяла его в оборот, - говорит Бокий. – Таня набралась смелости позвонить Турецкому только через два года. Он долго от нее прятался. В итоге на него пытались надавить даже через Иосифа Кобзона – тот ему сказал: «Признай дочь! Это же неприлично!» Но он до сих пор категорически отказывается ее признавать – бьется как зверь. Хотя после истории с Кобзоном стал давать денег на ребенка – правда, для этого надо за ним побегать и поумолять. Однажды приятельница Тани в очередной раз пыталась позвонить Турецкому, а попала на Лиану. «Вы знаете, у него есть жена и маленький ребенок?» – «Ну, она ему не жена, и ребенок ему не ребенок! И мы знать не желаем об этих людях!»

  Виновата жена

  Сам Турецкий эту историю не комментирует и лишь однажды в интервью журналу «Караван историй» обмолвился о том времени:

  «Некоторые девушки предпринимали попытки сделать из меня мужа. Тогда я шел к главному раввину России Адольфу Соломоновичу Шаевичу и говорил:

  Что делать? Меня прижали к стенке.

  Если можешь не жениться, не женись, - отвечал он.

  Я мог, потому что карьера, становление хора и обязательства перед самим собой и коллективом казались гораздо важнее романов».

  Причина, конечно, не в карьере, - говорит Носик. – Он попал под прессинг со стороны Лианы, она почему-то яростно не хочет, чтобы он признавал дочь. Ей почему-то важно, чтобы эта история оставалась тайной. Понятно, что у них теперь своя жизнь, много детей, но хорошо было бы, если б он признал Беллу. Тут проблема в том, чтобы уговорить Лиану…

  У Турецкого пунктик на теме еврейства.

  - Пятьдесят поколений моих предков женились только на своих, - говорит Михаил.

  Возможно с Таней они не совпали в этом?

  Вы что! Таня самая настоящая еврейка, - утверждает Носик, сам известный иудей.

  Сама Бородовская до сих пор не нашла объяснения поступку Михаила.

  У меня нет трагедии, - говорит она. - Что было, то было. Люди расстаются. Ничего с этим не поделаешь: встречают других мужчин и женщин и расходятся. Так складывается жизнь. Я не искала причину Мишиных действий. Я приняла ситуацию так, как есть. Можно было уйти в злобу, а можно принять все, жить дальше и быть счастливой. Я выбрала второй путь. У меня нет к нему претензий. То, что он не рассказывает о Белле – его личное дело. Что я могу сделать? Я его к этому не принуждаю. И мстить не хочу.

  Белла - гражданка Германии, там у нее есть свидетельство о рождении, где в графе «отец» записан Михаил Борисович Турецкий.

  В свидетельстве записали Мишу с его добровольного согласия, - подтверждает Таня. - У меня спросили, кто отец, я его назвала, прислали ему письмо, он с этим согласился.

  Плюс есть кучи писем, свидетельских показаний, совместных фотографий.

  До сих пор

  Он втихаря не отказывается, что это его ребенок, - рассказывает Бокий. - Проведывает ее в Германии, передает ей подарки, но категорически отказывается произнести слово «дочь».

  Почему я до сих пор не рассказала об этой истории? А что это изменит? – говорит Таня. - У нас с Турецким есть дочь, и он о ней заботится, как может. Мы можем позвонить ему в любой момент. Не забывайте, что мы живем в другой стране, здесь не в курсе, кто такой Михаил Турецкий. Но Белла знает, что у нее есть папа, что он артист, она была на концертах Миши. Когда мы приезжаем в Москву, он с ней общается, когда он приезжает в Германию – тоже. Однажды он даже брал ее к себе в семью. Я не считаю Мишу плохим человеком. Он хороший человек. Без его заботы я не смогла бы растить ребенка. Мы родные друг другу люди.

  Вероятно, Татьяна боится потерять источник финансов, поэтому не рассказывает неприятных подробностей. Зачастую деньги в Германию Турецкий передает именно через Антона Носика.

  Простите-простите, он не помогает на самом деле! – Возмущается Антон. - Та сумма, которую Михаил переправляет Белле (если вы спросите меня, я бы своему ребенку больше давал), - 300 евро в месяц! Это разве можно назвать помощью?

  Недавно Таня обратилась к Михаилу: «Ты сейчас будешь праздновать 50-летие, ну, пригласи Беллку в Москву». Хормейстер отказался.

  Многие почему-то думают, что Турецкий голубой, - рассуждает Бокий. – Но это не правда, Миша очень шустрый парень. Любит себя, поэтому и ухаживает за собой. И вообще у него мания величия: считает, что на сцене только три артиста: Пугачева , Кобзон и он.

  Татьяна Бородовская до сих пор одна. Всю энергию она тратит на детей – взрослого сына от первого брака и 10-летнюю дочку.

  После Михаила я свою личную жизнь не устроила, - призналась Таня. - Замуж так и не вышла. Ну, может, я сама не хотела.

  - Вы до сих пор любите Турецкого?

  Ну, это уже личный вопрос. Была красивая история, она закончилась, как все заканчивается в этой жизни. Люди расстаются - так случается.

  Чужая-своя

  Впервые Турецкий женился в 21 год на однокурснице по Гнесинке Елене.

  У Лены были вздернутый носик, открытая улыбка и бездонные глаза, - вспоминает в одном интервью Михаил. - Я стал ее первым мужчиной. Мы любили друг друга, но жениться я не собирался. Однако Лена забеременела.

  Ради семьи Михаил занимался частным извозом, работал сторожем и грузчиком в супермаркете, дворником.

  В 1989 году Елена Турецкая погибла в автокатастрофе.

  Отец моей первой жены ехал на машине с ней и ее братом из Литвы, со дня рождения сестры, - вспоминает Михаил. - По рассказам очевидцев, на 71-м километре трассы Минск - Москва машина выехала на полосу встречного движения, ударилась об автобус, а потом столкнулась с фурой. Лоб в лоб. И мгновенная смерть. Всех троих.

  Теща Михаила Зоя попросила подписать документы на отказ ребенка и отдать внучку Наташу ей.

  Я сказал: «Ничего подписывать не буду. Евреи от своих детей никогда не отказываются», - рассказывает, как было, Михаил.

  Сейчас дочке Наташе уже 28 лет, она закончила юрфак, а работает в коллективе у отца – заведует сайтом «Хора Турецкого»…

  Потом Михаил встретил Бородовскую, а позже, когда та ждала от Турецкого ребенка, на гастролях в Америке познакомился с Лианой – ее отец был устроителем концертов в штате Техас.

  На меня как на артиста, который провел месяц на гастролях, внешний вид Лианы - ее высокий каблук и открытый живот - произвел неизгладимое впечатление, - вспоминает Михаил. - Я предложил поехать в ресторан.

  После выпитых коктейлей Турецкий и Лиана ночевали вместе. Так завязался роман. Турецкий уговорил Лиану уехать из Америки в Москву. Правда, возникла проблема: у Лианы есть дочь от первого брака – Сарина (сейчас ей 15 лет), которую нельзя было вывезти из США. Тогда Турецкий удочерил ее и дал ей свою фамилию. Девочку он воспитывает как свою (то есть свою родную не признает, а чужого ребенка удочерил).

  Я не хотел еще детей, - рассказывает Михаил в интервью. - Ребенок ведь будет мешать нашему отдыху, творческим исканиям, пафосу, статусу, ну и вообще.

  Но Лиана подарила Михаилу еще двух дочерей: Эммануэль (да-да, Михаил ее назвал в честь той самой порногероини) и Беату.