Стихи и песни о великой отечественной войне. Стихи и песни о великой отечественной войне Тот самый длинный день в году

Против нас полки сосредоточив, Враг напал на мирную страну. Белой ночью, самой белой ночью Начал эту страшную войну.

22 июня 1941 г. Германия пересекла границы нашей страны. Темп наступления войск составлял 30 км в сутки. Захвату города Ленинграда отводилось особое место. Противник хотел захватить побережье Балтийского моря и уничтожить Балтийский флот. Немцы стремительно прорывались к городу и с июля из Ленинграда стали вывозить жителей и расположенные в городе заводы и фабрики.

Посмотри на карту! Если земля нарисована коричневым, значит её, захватили фашисты. На коричневой земле нарисована фашистская свастика. А там где, стоит Красная Армия, нарисованы красные звёзды.

БЛОКАДА ЛЕНИНГРАДА длилась с 8 сентября 1941 г. по 27 января 1944 г. (прорвана 18 января 1943) - 871 день.

Блокада Ленинграда - это неслыханное испытание человека на человечность, достоинство, любовь к близким, сострадание, сердечность. Эти испытания были ежедневными, страшными, потому что голод представить вообще невозможно, не пережив его…

На момент установки блокады в городе находилось 2 миллиона 544 тысячи человек гражданского населения, в том числе около 400 тысяч детей. Кроме того, в пригородных районах (в кольце блокады) осталось 343 тысячи человек. В сентябре, когда начались систематические бомбардировки, обстрелы и пожары, многие тысячи семей хотели бы выехать, но пути были отрезаны.

На Ленинград обрушилось свыше 100 тысяч фугасных и зажигательных авиабомб, фашисты выпустили 150 тысяч снарядов.

Враги хотели обречь на мучительную смерть как можно больше людей, оставшихся в живых. И взять город голыми руками.

На защиту города поднялись все его жители: 500 тысяч ленинградцев строили оборонительные сооружения, 300 тысяч ушли добровольцами в народное ополчение, на фронт и в партизанские отряды. бойцы народного ополчения. женский стрелковый батальон.

Опустели цеха ленинградских заводов. Многие рабочие ушли на фронт. К станкам встали их жёны и дети.

В эти дни четырнадцатилетний мальчик Фёдор Быков написал отцу на фронт… «Дорогой папа! Я теперь не учусь в школе, а работаю на заводе. У нас в цехе много ребят, мы учимся работать на стенках. Наш мастер дядя Саша говорит, что мы своей работой поможем отстоять Ленинград от проклятых фашистов. А мама работает тоже, только в другом цехе, где делают мины. Дорогой папа! Я всё время хочу есть, и мама тоже все время хочет есть. Потому что хлеба теперь дают мало, мяса вовсе почти нет и масла не бывает. Дорогой папа! Бей фашистов! Остаюсь твой сын рабочий завода № 5 Фёдор Быков» .

Дети вместе со взрослыми голодали и мерзли в блокадном Ленинграде, тушили вместе с бойцами зажигательные бомбы, работали на заводах – делали снаряды. За мужество и храбрость их наградили медалью «За оборону Ленинграда» и медалью «Доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941 -1945 г» .

Наступил ноябрь Ладога стала понемногу затягиваться льдом. К 17 ноября толщина льда достигла 100 мм, что было недостаточно для открытия движения. Все ждали морозов… В Ленинграде наступил голод.

Чудовищный голод, который унес жизни примерно миллиона ленинградцев, сравним с самыми тяжелыми гуманитарными катастрофами XX века.

Нужда поистине изобретательна. Из дрожжей приготовляли супы, которые засчитывали в счет нормы крупы, полагавшейся по карточкам. Тарелка дрожжевого супа часто была единственным блюдом в течение дня для многих тысяч людей. Из мездры шкурок опойков (молодых телят), найденных на кожевенных заводах, варили студень. Вкус и запах такого студня были крайне неприятными, но кто обращал внимание на это? Голод подавлял все чувства. На мельницах за многие годы на стенах, потолках наросла слоями мучная пыль. Ее собирали, обрабатывали и использовали как примесь к муке. Трясли и выбивали каждый мешок, в котором когда-то была мука. Вытряски и выбойки из мешков просеивали и тут же направляли в хлебопечение. Хлебных суррогатов было найдено, переработано и съедено 18 тыс. т, не считая солодовой и овсяной муки. То были главным образом ячменные и ржаные отруби, хлопковый жмых, мельничная пыль, проросшее зерно, поднятое со дна Ладожского озера с потопленных барж, рисовая лузга, кукурузные ростки, выбойки из мешков.

Вглядись в эти фотографии и ты поймёшь, как жили ленинградцы первой блокадной зимой. Такие объявления висели во всех булочных Ленинграда.

Особенно трудной была зима 1942 года, стояли сильные морозы, не работал водопровод, трудно было достать дрова. Воду брали прямо из Невы. Без воды, без тепла, без света День похож на чёрную ночь. Может, в мире силы нету, Чтобы всё это превозмочь.

памятник блокадным кошкам. Зимой 1941 -1942 г. в городе развелось много крыс. Они нападали на полуголодных и обессилевших стариков и детей. Никаких кошек или собак в городе к этому времени уже не осталось - кто не погиб и не ушел, того съели. Крысы не только уничтожали и без того скудные запасы продовольствия, они были и потенциальными разносчиками чумы. « 3 декабря 1941 года. Сегодня съели жареную кошку. Очень вкусно", - записал в своем дневнике 10 -летний мальчик. Тем не менее некоторые горожане, несмотря на жестокий голод, пожалели своих любимцев.

"Весной 1942 года полуживая от голода старушка вынесла своего кота на улицу погулять. К ней подходили люди, благодарили, что она его сохранила". "В марте 1942 года вдруг увидела на городской улице тощую кошку. Вокруг нее стояли несколько старушек и крестились, а исхудавший, похожий на скелет милиционер следил, чтобы никто не изловил зверька". "В апреле 1942 года, проходя мимо кинотеатра «Баррикада» , увидала толпу людей у окна одного из домов. Они дивились на необыкновенное зрелище: на ярко освещенном солнцем подоконнике лежала полосатая кошка с тремя котятами. Увидев ее, я поняла, что мы выжили".

Так хоронили ленинградцев, погибших от голода, убитых при бомбёжке. Некому было делать гробы, и не было машин, чтобы отвозить их на кладбище. Трупы складывали в определённых местах и увозили на кладбище.

Блокада…. Далеко как это слово От наших мирных светлых дней. Произношу его и вижу снова – Голодных умирающих детей. Дети, плача хлеба просили, Нет страшнее пытки такой. Ленинграда ворот не открыли И не вышли к стене городской. Как опустели целые кварталы, И как трамваи мёрзли на путях, И матерей, которые не в силах Своих детей на кладбище нести.

В осаждённом Ленинграде Эта девочка жила. В ученической тетради Свой дневник она вела. В дни войны погибла Таня, Таня в памяти жива: Затаив на миг дыханье, Слышит мир её слова: «Женя умерла 28 декабря в 12 часов 30 минут утра 1941 года. Бабушка умерла 25 января в 3 часа дня 1942 года. . » А в ночи пронзает небо Острый свет прожекторов. Дома нет ни крошки хлеба, Не найдёшь полена дров. От коптилки не согреться Карандаш дрожит в руке, Но выводит кровью сердце В сокровенном дневнике: Лека умер 12 марта в 8 часов утра 1942 года. Дядя Вася умер 13 апреля в 2 часа дня 1942 года» .

Отшумела, отгремела Орудийная гроза, Только память то и дело Смотрит пристально в глаза. К солнцу тянутся берёзки, Пробивается трава, А на скорбном Пискарёвском Остановят вдруг слова: «Дядя Лёша умер 10 мая в 4 часа дня 1942 года. Мама – 13 мая в 7 часов 30 минут утра 1942 года» . У планеты нашей сердце Бьётся гулко, как набат. Не забыть земле Освенцим, Бухенвальд и Ленинград. Светлый день встречайте, люди, Люди, вслушайтесь в дневник: Он звучит сильней орудий, Тот безмолвный детский крик: «Савичевы умерли. Умерли все. Осталась одна Таня!»

На парте осталась открытой тетрадь, Не выпало им дописать, дочитать. Когда навалились на город Фугасные бомбы и голод. И мы никогда не забудем с тобой, Как наши ровесники приняли бой. Им было всего лишь 12, Но были они – ленинградцы. Но школы продолжали работать. В классах было холодно. Везде стояли печки «буржуйки» . Все сидели в шубах, шапках и рукавицах. Писали на старых газетах карандашами. Чернила замерзали на морозе. А после школы дети шли на крышу и дежурили там, тушили зажигательные бомбы или работали в госпитале.

Продовольствие в Ленинграде закончилось. Чем их кормить? Далеко за кольцом блокады есть продовольствие – мука, мясо, масло. Как их доставить? Только одна дорога связывала блокадный город с Большой землёй. Эта дорога шла по воде. Она – как легенда, как песня, как знамя, У этой дороги не будет конца – она Навсегда пролегла через память, Навеки прошла через наши сердца.

Работники дорожной службы ежедневно измеряли толщину льда на всём озере, но были не в силах ускорить его нарастание. 20 ноября толщина льда достигла 180 мм. На лёд вышли конные обозы, а потом и грузовики с продовольствием…

Гибли на Ладоге отважные войны, водители машин, спасая ленинградцев от голодной смерти. Но дорога работала. И уже 25 декабря объявили о первой прибавке хлеба.

Только военно- автомобильная дорога, проложенная по льду Ладожского озера помогла выжить людям. Недалеко от трассы замаскированы зенитные установки, проволочные и минные заграждения, чтобы защищать дорогу от фашистских солдат. Не все машины доезжали до берега, многие провались под лёд вместе с продуктами. Хлеб в Ленинград, а детей в тыл.

Здесь лежат ленинградцы. Здесь горожане – мужчины, женщины, дети. Рядом с ними солдаты-красноармейцы. Всею жизнью своею Они защищали тебя, Ленинград, Колыбель революции. Их имен благородных мы здесь перечислить не сможем, Так их много под вечной охраной гранита. Но знай, внимающий этим камням, Никто не забыт, и ничто не забыто. Ольга Берггольц.

Верим в Победу

Против нас полки сосредоточив,
Враг напал на мирную страну.
Белой ночью, самой белой ночью
Начал эту чёрную войну!

Только хочет он или не хочет,
А своё получит от войны:
Скоро даже дни, не только ночи,
Станут, станут для него черны!
(В. Шефнер, 1941, 23 июня, Ленинград)

Парад в сорок первом

Наверное, товарищи, не зря,
Любуясь шагом армии чеканным,
Всегда припоминают ветераны
Другой – суровый – праздник Октября.
Была Москва пургой заметена,
У Мавзолея ели коченели,
И шла по Красной площади Война –
Усталая, в простреленной шинели.
То батальоны шли с передовой,
Шли на парад окопные солдаты.
В тревожных небесах аэростаты
Качали удлиненной головой.
Терзали тело Подмосковья рвы,
Убитых хоронил снежок пушистый,
Сжимали горло фронтовой Москвы
Траншеи наступающих фашистов.
А батальоны шли с передовой,
Шли на парад окопные солдаты!
Недаром в небесах аэростаты
Качали удивленно головой!
Кто может может победить такой народ?..
Не забывайте сорок первый год!
(Ю. Друнина)

3. А. Суркову

Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди,

Как слезы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали: – Господь вас спаси! –
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.

Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,

Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.

Ты знаешь, наверное, все-таки Родина –
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.

Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и с песнею женскою
Впервые война на проселках свела.

Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.

Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала: – Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем.

«Мы вас подождем!» – говорили нам пажити.
«Мы вас подождем!» – говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.

По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирали товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.

Нас пули с тобою пока еще милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,

За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.
(К. Симонов, 1941 г.)

Июнь. Россия. Воскресенье.
Рассвет в объятьях тишины.
Осталось хрупкое мгновенье
До первых выстрелов войны.

Через секунду мир взорвётся,
Смерть поведёт парад-алле,
И навсегда погаснет солнце
Для миллионов на земле.

Безумный шквал огня и стали
Не повернётся сам назад.
Два «супербога»: Гитлер – Сталин,
А между ними страшный ад.

Июнь. Россия. Воскресенье.
Страна на грани: быть не быть…
И это жуткое мгновенье
Нам никогда не позабыть…
(Д. Попов)

В тот страшный день земля рванула в небо.
От грохота застыла в жилах кровь.
Июнь цветастый сразу канул в небыль,
И смерть, вдруг, оттеснила жизнь, любовь.

Надели гимнастёрки и шинели
Вчерашние мальчишки – цвет страны.
Девчонки на прощанье песни пели,
Желали выжить в грозный час войны.

Война, как ком, катилась по дорогам,
Неся разруху, голод, смерть и боль.
Осталось их в живых совсем немного,
Принявших первый, самый страшный бой!

В атаку шли за правду, за Отчизну,
За мир, за мать с отцом, за добрый дом.
Чтоб защитить от ужасов фашизма
Права на жизнь, что рушилась кругом.

Сирень, гвоздики, нежные тюльпаны…
Начало лета, жизнь вокруг кипит.
Жива любовь, зарубцевались раны,
Но этот день июня не забыт!
(Т. Лаврова)

Война началась
1.
Наши пушки вновь заговорили!
Враг напал. Мы выступили в бой!
Вымпела прославленных флотилий,
Словно чайки вьются над водой.

Бить врага нам нынче не впервые,
Чтоб кровавый след его простыл,
Вам, полки и роты фронтовые,
Помогает действующий тыл.

Как один за Родину мы встали,
Равнодушных между нами нет,
Каждой тонной выпущенной стали
Мы крепим величие побед.

И сражений раскалённых воздух
Стал отныне общею судьбой
Нам, несущим вахту на заводах,
И бойцам, бросающимся в бой.

Родина! Тебе мы присягали,
И, шагая с именем твоим,
Силой крови, пороха и стали
В этой битве снова победим!

2.
За мирное счастье на свете
Дерётся советский народ,
И враг его, сеющий ветер,
Свинцовую бурю пожнёт.

Мы клялись родимой Отчизне
И клятву сдержали не раз,
Ни крови, ни счастья, ни жизни
Мы не пожалеем сейчас.

Шагайте по выжженным нивам,
Глашатаи мирной страны,
Карайте мечом справедливым
Врагов, что погибнуть должны.

Пройдя пограничные знаки,
Минуя засады и ров,
Разрушим клинками атаки
Гнездо озверевших врагов.

Нам это спокойно и чётко
Сказала Советская власть.
Получена первая сводка…
Товарищ! Война началась!
(Юрий Инге, 22 июня 1941 г.)

Тот самый длинный день в году...

Тот самый длинный день в году
С его безоблачной погодой
Нам выдал общую беду
На всех, на все четыре года.
Она такой вдавила след
И стольких наземь положила,
Что двадцать лет и тридцать лет
Живым не верится, что живы.
И к мертвым выправив билет,
Всё едет кто-нибудь из близких
И время добавляет в списки
Еще кого-то, кого-то нет...
(К. Симонов)

«Началась война…» –
В сердца вонзилось
Страшною отравленной стрелой.
И на свете
Всё переменилось.
И тревога
Встала
Над страной.

Эта весть
Собой закрыла солнце,
Словно туча чёрная в грозу.
Нивы
Вдруг пожухли,
Колокольцы
Вздрогнули
В разбуженном лесу.

Эта весть
Ударила, как бомба.
Гнев народа
Поднялся волной.
В этот день
Мы поклялись до гроба
Воевать
С проклятою войной.

В этот день
Ты верным стал солдатом,
И тебе,
Прошедший бой солдат,
Люди
За победу в сорок пятом
От души
Спасибо говорят.
(Миклай Казаков, перевод А. Аквилева)

Перед атакой

Когда на смерть идут – поют,
А перед этим
можно плакать.
Ведь самый страшный час в бою –
Час ожидания атаки.

Снег минами изрыт вокруг
И почернел от пыли минной.
Разрыв –
и умирает друг.
И, значит смерть проходит мимо.

Сейчас настанет мой черед.
За мной одним
идет охота.
Будь проклят сорок первый год
И вмерзшая в снега пехота…
(С. Гудзенко)

День Победы

Идут года, но кровоточат раны,
Врагами нанесенные в бою,
Спасибо, дорогие ветераны,
За молодость беспечную мою!
За то, что не стреляют автоматы,
Что мины не взрывают тишину,
Вы были молоды, ни в чем не виноваты,
За что судьба вам уготовила войну?

Чтоб дать нам право жить на этом свете,
Вы шли сражаться, грудью на врага,
Вас ждали дома мамы, жены, дети…
Храня тепло родного очага…
За то, чтоб звезды в небе нам сияли,
За то, чтоб на дворе цвела весна,
Сражались вы, и «за ценой не постояли»,
Но непомерно высока цена…

И каждый год весной, в начале мая,
Объединяет праздник всю страну,
Смотря на вас, я всякий раз не понимаю,
За что судьба вам уготовила войну?!!!
И слезы всякий раз встают туманом,
Готовы ливнем грусти течь из глаз,
Спасибо, дорогие ветераны,
Вам всем! Отдельно каждому из вас…

Как кровь, сияют красные тюльпаны,
Возложенные к «Вечному огню»,
Спасибо, дорогие ветераны,
За молодость беспечную мою…
Я никогда, поверьте, не устану,
За ваши подвиги вас всех благодарить,
Спасибо, дорогие ветераны,
За этот шанс под мирным небом жить!
(Ю. Олефир)

Могила Неизвестного солдата

Могила Неизвестного солдата!
О, сколько их от Волги до Карпат!
В дыму сражений вырытых когда-то
Саперными лопатами солдат.

Зеленый горький холмик у дороги,
В котором навсегда погребены
Мечты, надежды, думы и тревоги
Безвестного защитника страны.

Кто был в боях и знает край передний,
Кто на войне товарища терял,
Тот боль и ярость полностью познал,
Когда копал "окоп" ему последний.

За маршем – марш, за боем – новый бой!
Когда же было строить обелиски?!
Доска да карандашные огрызки,
Ведь вот и все, что было под рукой!

Последний "послужной листок" солдата:
"Иван Фомин", и больше ничего.
А чуть пониже две коротких даты
Рождения и гибели его.

Но две недели ливневых дождей,
И остается только темно-серый
Кусок промокшей, вздувшейся фанеры,
И никакой фамилии на ней.

За сотни верст сражаются ребята.
А здесь, от речки в двадцати шагах,
Зеленый холмик в полевых цветах –
Могила Неизвестного солдата...

Но Родина не забывает павшего!
Как мать не забывает никогда
Ни павшего, ни без вести пропавшего,
Того, кто жив для матери всегда!

Да, мужеству забвенья не бывает.
Вот почему погибшего в бою
Старшины на поверке выкликают
Как воина, стоящего в строю!

И потому в знак памяти сердечной
По всей стране от Волги до Карпат
В живых цветах и день и ночь горят
Лучи родной звезды пятиконечной.

Лучи летят торжественно и свято,
Чтоб встретиться в пожатии немом,
Над прахом Неизвестного солдата,
Что спит в земле перед седым Кремлем!

И от лучей багровое, как знамя,
Весенним днем фанфарами звеня,
Как символ славы возгорелось пламя –
Святое пламя вечного огня!
(Э. Асадов)

Неизвестному солдату

Он умер от семьи своей вдали,
И гибели его нам неизвестна дата...
К могиле неизвестного солдата
Известные солдаты подошли...
Мы этот образ до сих пор храним –
Истерзанный свинцом лежал парнишка,
И не было при нем военной книжки –
Она в бою погибла вместе с ним.
Пусть мы его фамилии не знаем, –
Он был – мы знаем – верным до конца.
И мы в молчанье головы склоняем
Перед бессмертным подвигом бойца.
И дружба воинов неколебима свята,
Она не умирает никогда!
Мы по оружию родному брату
Воздвигли памятник на долгие года!
Соединим же верные сердца
И скажем, как ни велика утрата, –
Пусть нет фамилии у нашего бойца, –
Есть звание российского солдата!
(М. Светлов)

Нас двадцать миллионов

От неизвестных и до знаменитых,
Сразить которых годы не вольны,

Нет, не исчезли мы в кромешном дыме,
Где путь, как на вершину, был не прям.
Еще мы женам снимся молодыми,
И мальчиками снимся матерям.

А в День Победы сходим с пьедесталов,
И в окнах свет покуда не погас,
Мы все от рядовых до генералов
Находимся незримо среди вас.

Есть у войны печальный день начальный,
А в этот день вы радостью пьяны.

Мы не забылись вековыми снами,
И всякий раз у Вечного огня
Вам долг велит советоваться с нами,
Как бы в раздумье головы клоня.

И пусть не покидает вас забота
Знать волю не вернувшихся с войны,
И перед награждением кого-то
И перед осуждением вины.

Все то, что мы в окопах защищали
Иль возвращали, кинувшись в прорыв,
Беречь и защищать вам завещали,
Единственные жизни положив.

Как на медалях, после нас отлитых,
Мы все перед Отечеством равны
Нас двадцать миллионов незабытых,
Убитых, не вернувшихся с войны.

Где в облаках зияет шрам наскальный,
В любом часу от солнца до луны
Бьет колокол над нами поминальный
И гул венчальный льется с вышины.

И хоть списали нас военкоматы,
Но недругу придется взять в расчет,
Что в бой пойдут и мертвые солдаты,
Когда живых тревога призовет.

Будь отвратима, адова година.
Но мы готовы на передовой,
Воскреснув,
вновь погибнуть до едина,
Чтоб не погиб там ни один живой.

И вы должны, о многом беспокоясь,
Пред злом ни шагу не подавшись вспять,
На нашу незапятнанную совесть
Достойное равнение держать.

Живите долго, праведно живите,
Стремясь весь мир к собратству
сопричесть,
И никакой из наций не хулите,
Храня в зените собственную честь.

Каких имен нет на могильных плитах!
Их всех племен оставили сыны.
Нас двадцать миллионов незабытых,
Убитых, не вернувшихся с войны.

Падучих звезд мерцает зов сигнальный,
А ветки ив плакучих склонены.
Бьет колокол над нами поминальный,
И гул венчальный льется с вышины.
(Р. Гамзатов, перевод Я. Козловского)

Наступало чудесное время года – зима. Но не радовала она ленинградцев. Из-за отсутствия топлива и электроэнергии остановились многие предприятия, трамваи, троллейбусы, вышло из строя отопление, замерз водопровод. В городе заканчивались продукты, а привезти их было неоткуда. Люди стали ослабевать, болеть. В 1942 году норма хлеба, состоящего из пыли, опилок сосны и нескольких граммов ржаной муки, составила 125 граммов. «125 блокадных грамм с огнем и кровью пополам» - писала поэтесса О. Бергольц. В городе распространилась дистрофия, люди падали в голодные обмороки. Ели все, что попадется: суп из травы, кисель из столярного клея, мышей – все что было. Старались даже маленький кусочек хлеба оставить надолго.

Рассказ «Хлебные крошки» Это было во время войны, в осажденном фашистами Ленинграде. В магазине холодно и очень темно, только на прилавке у продавщицы мигала коптилка. Продавщица отпускала хлеб. У прилавка с одной стороны тянулась очередь. Люди подходили. Протягивали карточки и получали кусочек хлеба, маленький, но тяжелый и влажный, потому, что муки в нем было совсем мало., а больше воды и хлопкового жмыха. А с другой стороны прилавка толпились дети. Даже при слабом свете коптилки было видно, какие у них худые, изнеможденные лица. Шубки не облегали ребят, ависели на них, как на палочках. Головы их поверх шапок были закутаны теплыми шарфами и платками. Ноги – в валенках, и только на руках не было варежек: руки были заняты делом.

Как только у продавца, разрезавшего буханку, падала на прилавок хлебная крошка, чей- нибудь тоненький озябший палец торопливо, но деликатно скользил по прилавку, поддевал крошку и бережно нес ее в рот. Два пальца на прилавке не встречались: ребята соблюдали очередь. Продавщица не бранила, не покрикивала на детей, не говорила: « Не мешайте работать! Уйдите!» продавщица молча делала свое дело: отпускала людям их блокадный паек. Люди брали хлеб и отходили.А кучка Ленинградских ребят тихо стояла у другой стороны прилавка, каждый терпеливо ждал своей крошки.

Зимой г. в городе развелось много крыс. Они нападали на полуголодных и обессилевших стариков и детей. Никаких кошек или собак в городе к этому времени уже не осталось - кто не погиб и не ушел, того съели. Крысы не только уничтожали и без того скудные запасы продовольствия, они были и потенциальными разносчиками чумы. памятник блокадным кошкам. «3 декабря 1941 года. Сегодня съели жареную кошку. Очень вкусно", - записал в своем дневнике 10-летний мальчик. Тем не менее некоторые горожане, несмотря на жестокий голод, пожалели своих любимцев.

"Весной 1942 года полуживая от голода старушка вынесла своего кота на улицу погулять. К ней подходили люди, благодарили, что она его сохранила". "В марте 1942 года вдруг увидела на городской улице тощую кошку. Вокруг нее стояли несколько старушек и крестились, а исхудавший, похожий на скелет милиционер следил, чтобы никто не изловил зверька". "В апреле 1942 года, проходя мимо кинотеатра «Баррикада», увидала толпу людей у окна одного из домов. Они дивились на необыкновенное зрелище: на ярко освещенном солнцем подоконнике лежала полосатая кошка с тремя котятами. Увидев ее, я поняла, что мы выжили".

Но школы продолжали работать. В классах было холодно. Везде стояли печки «буржуйки». Все сидели в шубах, шапках и рукавицах. Писали на старых газетах карандашами. Чернила замерзали на морозе. А после школы дети шли на крышу и дежурили там, тушили зажигательные бомбы или работали в госпитале. На парте осталась открытой тетрадь, Не выпало им дописать, дочитать. Когда навалились на город Фугасные бомбы и голод. И мы никогда не забудем с тобой, Как наши ровесники приняли бой. Им было всего лишь 12, Но были они – ленинградцы.

Вот что пишет 12-летний мальчик… «Мы учимся в бомбоубежище. С утра до вечера обстрелы, обстрелы… В наш дом влетел и разорвался снаряд, выбило все стекла. Мы загородили окно фанерой и теперь дома совсем темно. Готовлюсь к географическому сбору. Сегодня я ел кисель из столярного клея». «Где-то там, наверху свистели фугаски, рвались снаряды, а у нас под землей было тихо, тепло, светло. Радио приносило нам под землю вой сирены. У нас шел урок. Учитель объяснял нам новые темы. Нужно было запоминать, записывать. Заниматься стало трудно. Кочегарка не работала. Холодно. Коченеют руки и ноги, застывают чернила. В подземелье погас свет, мы перебрались в класс, где только одно окно застеклено, а остальные забиты фанерой» В таких условиях учились дети и светло верили, что наступит день победы.

Недалеко от трассы замаскированы зенитные установки, проволочные и минные заграждения, чтобы защищать дорогу от фашистских солдат. Не все машины доезжали до берега, многие проваливались под лёд вместе с продуктами. Хлеб в Ленинград, а детей в тыл. Только военно- автомобильная дорога, проложенная по льду Ладожского озера помогла выжить людям.

Единственным путём сообщения с блокадным Ленинградом оставалось Ладожское озеро. Только по озеру люди могли связаться с землёй. Эту дорогу и назвали Дорогой жизни. Но эта дорога беспрестанно обстреливалась. На этой дороге пролилось много крови. Сегодня на дороге жизни стоит памятник «Цветок жизни» На лепестках цветка изображены лицо улыбающегося мальчика и слова «Пусть всегда будет солнце». Рядом находится плита, на которой надпись: «Во имя жизни и против войны. Детям юным героям Ленинграда годов».

900 дней и ночей длилась блокада. Страшная судьба постигла и семью Савичевых. Таня Савичева родилась в 1930 году, ей было всего 12 лет, когда шла война. Большая и дружная была семья Савичевых. Отец, работал пекарем, пёк душистый и вкусный хлеб. Мать, на фабрике. Началась война. Во время войны Таня вела дневник. Это маленькая записная книжка, которую вела двенадцатилетняя ленинградская девочка Таня Савичева. В книжке девять страниц, на шести из них - даты. Шесть страниц - шесть смертей. "28 декабря 1941 года Женя умерла... Бабушка умерла 25 января 1942-го. 17 марта - Лека умер. Дядя Вася умер 13 апреля. 10 мая - дядя Лёша, мама - 15 мая. Савичевы умерли. Умерли все. Осталась одна Таня.

Дневник Тани Савичевой стал одним из вещественных свидетельств фашистских зверств на Нюрнбергском процессе, а сама девочка - символом мужества блокадного Ленинграда. О ее судьбе написаны десятки книг, сняты фильмы, Эдита Пьеха исполняет "Балладу о Тане Савичевой", есть звезда, названная в ее честь. Но... немногие и сегодня знают, что Таня ошибалась, и Савичевы умерли не все. В таких страшных условиях выжила родная сестра Тани, Нина Николаевна, которая по сей день живёт под Петербургом.

Против нас полки сосредоточив,
Враг напал на мирную страну.
Белой ночью, самой белой ночью
Начал эту чёрную войну!
Только хочет он или не хочет,
А своё получит от войны;
Скоро даже дни, не только ночи,
Станут, станут для него черны!

Лобня - Мытищенский район, крайняя точка наступления немецко-фашистских войск на Дмитровском направлении. Здесь остановили фашистов! В декабре 1941года наступающие немецкие танки остановили здесь зенитчики, удерживая рубеж обороны три дня. Около села Киево установлен памятник - зенитное орудие, в городе есть памятники на братских могилах, музей боевой славы. О событиях в районе Лобни снят кинофильм «У твоего порога».

В ходе битвы за Москву во время Великой Отечественной Войны в районе Лобни велись ожесточенные бои с противником. Посёлок Красная Поляна, ныне входящий в черту города, стал известен как точка, где враг наиболее близко подошёл к столице.

Освобождение Красной Поляны считается переломным событием битвы за Москву. Из истории города Лобни. В географическом справочнике об этом небольшом городе можно прочитать; что Лобня - это город областного подчинения в Московской области России, расположен в 27 км к северу от Москвы. Сначала Лобня была пристанционным посёлком, с 1961 - город. Город Лобня в Великую Отечественную войну, а точнее ещё не город, а деревня Лобня. Этот городок был самым близким рубежом обороны города Москвы, за который немецкие танки не смогли прорваться. Мужественные защитники родины нескольких часов сдерживали танки при помощи зенитной пушки.

Недавно, к 9 мая был установлен новый монумент - «Звонница», он возведён в честь всех воинов нашего города. Ежегодно 5 декабря на этом месте проходят митинг в память о начале Контрнаступления под Москвой, а перед этим событием лобненцы возлагают цветы на братские могилы советских защитников и памятных знаков, посвященных Великой Отечественной войне.

Также на территории города расположен заповедник - озеро Киево. Оно стало заповедным в 1927 году, благодаря отряду юннатов обнаруживших на озере поселение редких чаек - черноголовок.

Взбегу на холм и упаду в траву.
И древностью повеет вдруг из дола!
Люблю твою, Россия, старину,
Твои леса, погосты и молитвы,
Люблю твои избушки и цветы,
И небеса, горящие от зноя,
И шёпот ив у омутной воды,
Люблю навек, до вечного покоя…

Посёлки Красная Поляна и Лобня вошли в историю Великой Отечественной войны. Сначала партийная организация Краснополянской фабрики мобилизировала весь коллектив на перестройку работы к условиям военного времени. С приближением фронта, в августе 1941г. рабочие были направлены на рытьё противотанковых рвов вдоль канала им. Москвы в районе станций Хлебникого, Водники. В октябре начался демонтаж оборудования фабрики для эвакуации в Казахстан. Лобню до 30 ноября 1941г обороняли части второй Московской коммунистической дивизии народного ополчения. Затем ее сменили части 331-й Брянской Пролетарской стрелковой дивизии. В районе Чашниково-Катюшки оборонялись части 28-й стрелковой бригады. В районе Лобненского депо сражались части 64-й морской стрелковой бригады.

30 ноября гитлеровцы захватили посёлок Красная Поляна и установили здесь дальнобойные орудия для обстрела Москвы. Воины 16-й армии под командованием Рокоссовского уничтожили эти орудия. 1 декабря две колонны вражеских танков начали наступление на Киёво из района деревни Горки. Огнём артиллерии и других противотанковых средств атаку отбили и врага отбросили в деревню Горки. Гитлеровское командование, подтянув в этот район свежие силы, начало 3 декабря новую танковую атаку. На позиции зенитчиков двинулось более 20 вражеских танков, но советские войска перешли в этом районе в контрнаступление и снова отбросили вражеские части, оставив фашистские танки в 20 км от Москвы. К рассвету 8 декабря Красная Поляна была освобождена от захватчиков. Фашисты разрушили здания посёлка, клуб, школу, вывезли из строя электростанцию, водопровод.

На фабрике и в жилом посёлке начались восстановительные работы. Весной 1942 г часть оборудования была пущена в эксплуатацию. Но из-за недостатка топлива и изношенности парой машины в конце 1942г фабрика встала. Для сохранения рабочих кадров организовали мастерскую по пошиву детского, женского трико из чулочного сырья, которое поступало с трикотажных фабрик. Часть рабочих направляли на торфоразработки, на заготовку дров, расчистку завалов от разрушенных стен и корпусов фабрики. Летом 1943г начались работы по монтажу линии электропередачи. С вводом ее в эксплуатацию, фабрика вновь начала работу, и уже в 1944г она дала 637,7 тонн пряжи. В марте 1945г коллективу фабрики как победителю в социалистическом соревновании было вручено переходящее Красное знамя Государственного Комитета Обороны.

Еще утрами чёрный дым клубится
Над развороченным твоим жильем.
И падает обугленная птица,
Настигнутая бешеным огнем.

Еще война. Но мы упрямо верим,
Что будет день - мы выпьем боль до дна.
Широкий мир нам вновь раскроет двери,
С рассветом новым встанет тишина.

В Лобне свято чтут память тех, кто отдал жизнь за родную землю. На братской могиле воинов, павших в боях за освобождение Красной Поляны, сооружён памятник. Памятник установлен и на братской могиле рабочих Краснополянской фабрики, погибших во время ее обстрела.

К 25-летию разгрома фашисткой Германии в Лобне воздвигнут обелиск Славы. На рубеже, где проходила линия обороны и где зенитчики Московской зоны Противовоздушной обороны преградили путь фашистским танкам, установлено как памятник зенитное орудие. Памятник сооружен по инициативе преподавателей и студентов Московского физико-технического института. В результате клинско-солнечногорской оборонительной операции, советское командование выиграло время для сосредоточения на московском направлении стратегических резервов и обеспечило необходимые условия для перехода в решительное наступление.

Нет у меня ружья,
Нет у меня ножа,
Лук мой тугой потерян.
Стрел давно не точу -
Ни птицу, ни злого зверя убивать не хочу.
Но замахнется если
Кто-то на правду мою -
Срежу такого песней,
Словом его убью.

Во время Великой Отечественной войны В. Шефнер был рядовым солдатом батальона аэродромного обслуживания. Так война и блокада Ленинграда вошли в его поэзию. В книге «Защита» война является единственной всепоглощающей темой. Пережитое во время войны навсегда осталось очень важным для поэта, стало высочайшей мерой всех его поисков, творческих и нравственных.

Стихотворение «Верим в победу!» было написано В. Шефнером в самом начале войны, 23 июня 1941 года, в Ленинграде.

Стихотворение проникнуто публицистическим пафосом, мы можем отнести его к патриотической лирике. Оно построено на основе антитезы. В начале мы видим противопоставление «врага» и «мирной страны», «белой ночи» и «черной войны». Здесь поэт использует характерный эпитет («черная война»), что означает: неправедная, несправедливая, захватническая, несущая людям смерть, горе, страдания. Затем ситуация получает свое логическое завершение: враг, развязавший эту войну, будет справедливо наказан:

Только хочет он или не хочет,

А свое получит от войны:

Скоро даже дни, не только ночи,

Станут, станут для него черны!

Стихотворение представляет собой восьмистишие с перекрестной рифмовкой. Поэт использует скромные средства художественной выразительности: эпитет («белой ночыо», «черную войну»), метафору и лексический повтор («Скоро даже дни, не только ночи, Станут, станут для него черны!»).