«Мама, не горюй!»8 умных мыслей о взаимоотношениях с пожилыми родителями. «Отряд, который стоит на границе жизни и смерти
«Когда я начал работать со стариками, то, как уже состоявшийся начальник среднего звена, думал, что буду говорить им: «Делайте, и чтобы к завтрашнему дню все было готово». Но оказалось, что сказать так особо некому. Они стучат ногами, требуют: «Поменяй мне воду, дай мне то, дай это». А моя задача, как у стюарта, сделать то, что они хотят, и все». Необыкновенная история художника Саши Галицкого, который бросил все, чтобы вести творческие кружки в домах престарелых.
ФОТО Владимир Яковлев
«Все специальности в мире делятся на две категории: сфера, в которой люди имеют дело с машинами, и сфера, где люди имеют дело с людьми. У меня всегда было желание общаться с людьми и это одна из причин, которая подвигла меня сделать этот шаг. Вторая причина в том, что по характеру я свободолюбивый человек, и находиться в офисе, быть составляющей в системе финансовых пирамид в какой-то момент мне просто надоело. Эта история неуправления собственной судьбой очень меня напрягла.
Когда меня пригласили поработать со старичками, я категорически отказался. Когда-то в Москве я закончил художественное училище и занимался резьбой по дереву, я отдавал себе отчет в том, что доверять такую работу пожилым людям весьма рискованно, ведь им придется держать в руках острые инструменты. Но я попробовал. Я увидел очень честные отношения между людьми, у которых нет нужды что-то доказывать или строить из себя кого-то перед другими людьми. И я подумал, что я тоже буду с ними таким, каким я хочу быть.
Сегодня я уверен, что если бы я принял это решение раньше, было бы еще лучше. У меня нет конкурентов. Наверное, потому, что работа требует очень большого психологического напряжения. Нужно уметь решать не только профессиональные вопросы, касающиеся скульптуры, материала или логистики, но и иметь душевные и духовные качества.
Я всегда провожу некую черту, барьер. Иначе невозможно, иначе просто не выдержишь. Ведь эти люди, они находятся на грани между жизнью и смертью, я называю их «пограничниками». Но есть и любовь. Она проявляется в знаках внимания. Очень важно понять, что такое - этот знак. Если в юности знаком внимания к женщине может быть цветок, то в 85 лет - это два стула, поставленные один на другой, чтобы она была чуть повыше. И когда ты понимаешь, что она придет и сядет на это место, и ставишь для нее заранее эти два стула, это покруче, чем букет цветов. Этот знак внимания и есть любовь.
Иногда старики рассказывают мне истории из прошлой жизни, и я смотрю на них и понимаю, что вот эти деды и бабушки, которые передвигаются с ходунками, совсем недавно были веселыми парнями и девушками. Это ощущение вечной жизни и вечной молодости, оно проходит, причем быстро. Я небольшой философ, но для себя понял, что день в пятидесятилетнем возрасте в 10 раз короче, чем день в пятилетнем. Как мои деды говорят, он раскручивается как туалетная бумага - чем дальше, тем быстрее.
Мне хорошо с ними, я чувствую себя примерно так, как сказал мне один дед: «С тобой общаться - как две рюмки водки выпить». Я просто очень близко подхожу к людям, я могу помочь, а когда чувствую, что они не нуждаются во мне, ухожу.
У меня есть одна бабушка, она очень больна, но выглядит хорошо и всегда улыбается. Сейчас она делает портреты своих детей, одного уже сделала, теперь второго. Надо сказать, это довольно взрослый, мясистый уже дядя. И вот она трудится, а я подхожу, прикасаюсь к затылку ладонью. «Как ты?» - спрашиваю. «Плохо. Пришла к врачу и прошу у него то то, то это. А потом смотрю на него и говорю: «Наверное, я уже слишком многого от тебя требую»... «Ну, сколько мы можем - тянем». «Да, - отвечает, - но запасы уже заканчиваются».
Говорить на такие темы тоже надо уметь, открыть душу для этого.
Старость - это внутреннее освобождение от всевозможных обязательств. Вот он хочет сделать лошадку, он ее и вырезает из дерева. И это понятно: мои старики не доиграли. В их жизни были войны и потери, а детства не было. И мы порой даже не представляем, через что они прошли, как выжили. Эта острота всего поколения меня очень притягивает. Здесь люди, собравшиеся со всего мира, и каждый из них пережил личную драму. Например, один дед по имени Арье встречает меня русским матом, он хоть и родился в Австрии, но юность провел в сибирских лагерях и это время запомнил навсегда.
Недавно один 90-летний мужчина говорит соседу по лавочке: «К нам сегодня новенький пришел, видел его жену? Такая старая, некрасивая». Я потом подошел к нему, спросил, какого он года, оказалось - 24-го! «Вот, - думаю, - ничего себе, чья-то жена ему старая и некрасивая, а ему самому 91 год!»
Возраст - это вдруг невозможность делать то, что ты делал вчера, - быстро встать, пробежаться. А в душе человек остается таким же, как был, абсолютно. Изнашивается лишь физическая оболочка, она как старая машина, у которой все скрипит и ломается.
В детстве нам всем объясняли, что такое смерть, и мы все знали, что это случится, но не думали, что так быстро. Время летит, и ты понимаешь, насколько важны моменты. Для меня это творчество людей уходящих. Я делаю выставки их работ… Я вообще считаю, что каждый близкий человек, когда уходит, оставляет у нас внутри, в нашей раковине душевной, жемчужину. И она через всю боль, связанную с уходом этого человека, делает нас мудрее, богаче. Я в этом смысле счастливый человек, у меня много таких жемчужин.
Ко мне приводят людей, которые через минуту забывают, куда и зачем их привели. И вот тогда я думаю - сколько я выдержу? Занимаемся с одним, вижу, он дергается, спрашиваю: «Что случилось?» Отвечает: «Уже вечер, мне нужна машина, чтобы домой поехать». А он живет на третьем этаже этого дома, и никуда ему не надо. И я говорю: «Ну, я тебя на своей машине отвезу». «Хорошо», - отвечает и успокаивается. В такой момент не важен ответ, не важна сама история, важно то, что он успокоился на несколько минут. И каждое занятие - это возможность дать его близким немного отдохнуть. Это стоит того.
Лет до сорока я все ждал, что вот сейчас дверь откроется, кто-то войдет и скажет: «Саша, ты же такой талантливый человек, давай мы дадим тебе то место, которое тебе подобает. Смотри, какие у тебя хорошие рисунки, какой ты мудрый, давай мы все для тебя сделаем». Потом я понял: мир огромный, а я маленький, и мир совершенно спокойно справляется без меня и даже не знает о моем существовании. Но, с другой стороны, мир огромный, а я маленький, и никто ко мне сейчас не зайдет и не скажет: «То, что собираешься делать, не делай!», никто не запретит, и можно просто быть самим собой - жить как хочется, поступать так, как подсказывает сердце, и ничего не ждать, потому что завтра будет только хуже. Лучше не будет. Вы хотите что-то сделать - сделайте это».
Саша Галицкий пишет книгу «Мама, не горюй», где рассказывает о том, как общаться со стариками, и о том, чему они его научили.
Основная цель книги - научить понимать вторую сторону, суметь поставить себя на место старика, увидеть в нем себя. Вот мы себе разрешаем все - уронить что-то, пролить, и легко и быстро прощаем себя за это, а близкому человеку порой не прощаем даже мелочи. Вот когда мы поймем, что мы - это они, нам будет легче. Когда мы поймем, что неожиданный всплеск эмоций, гнева, недовольства по отношению к нам связан не с нами, а с тем, что он ждет результата анализа, или с тем, что произошло с ним вчера, нам будет легче».
На сайте Planeta.ru идет сбор денег на издание книги.
Я редко когда читаю нехудожественную литературу. И психологическую
в том числе. Ну чего они там мне могут нового рассказать?
Какой мудрый совет дать, до которого я бы сама не додумалась?
Но сейчас будет исключение.
На Сашу Галицкого я когда-то давно подписалась в фейсбуке . И
стала замечать, что лайкаю каждый его пост. А потом ждала, когда
он, наконец, выпустит книгу о том, о чем пишет лучше всего - об
общении со стариками. А потом купила ее в электронном виде за 4
евро, не с первой попытки и не со второй, потому что поначалу
оплата все никак не проходила, а я сгорала от нетерпения - ну когда
же я ее прочитаю! От меня, человека, который без зазрения совести
скачивает 99% книг из интернета и ничего за них не платит, такого
рвения сложно было ожидать.
Сам Саша Галицкий выглядит так:
По центру в шапочке. Лысый, с большими ушами, с суровыми чертами
лица дядька. Сам еще не старик, но на данный момент ему 59 лет. А
работает он со стариками-стариками. Теми, кому за 80, за 90 и за
100. В Израиле, в доме престарелых (в хорошем доме престарелых, по
всей видимости) он ведет кружок резьбы по дереву. И вот из этого
кружа и из тесного общения с теми, кому недолго осталась, выросла
эта книга.
В ней есть ответы на вопросы: Как общаться с престарелыми родителями и не сойти с ума? Почему они противятся всему новому? Почему они экономят на себе? Как не нарываться на скандалы? Почему их не переубедить? Почему они отказываются от медицинской помощи? Надо ли говорить старикам правду? Что лучше: жить с ними или вдалеке от них? Как не стать жертвой в общении с родителями? Как не испытывать чувство вины? Как распознать альцгеймер? Когда старику пора отправляться в дом престарелых?
В книге также есть забавные картинки - как я поняла, самого Саши
Галицкого.
Он относится к старикам с юмором. Красноречивый взгляд на старушку,
которая, кажется, зависла в раздумьях.
Но чтение книги далось мне нелегко. По сути своей, несмотря на
легкость описания и яркие примеры из жизни, эта книга не столько о
стариках, сколько о нас самих, о том, что невозможно изменить, ни в
жизни близких, ни в нашей собственной, о том, что все мы там
будем.
"Старость – самая заразная болезнь на свете. Больны старостью мы все, без исключения. Дело только в стадиях".
Кому-то точка зрения автора может показаться слишком циничной,
потому что принять такое на самом деле непросто:
"Пожилые родители нам не друзья. Пожилые родители нам – пожилые
родители. Это предельно специфический, особый вид взаимоотношений,
построенный на необходимости общения и по своей сути являющихся не
удовольствием, а испытанием. Испытанием на нашу способность
помогать им, любить их, уважать их такими, какие они есть, а не
такими, какими мы всем сердцем, очень сильно хотели бы, чтобы они
были.
Единственный доступный способ получать удовольствие от общения со
стариками заключается в том, чтобы научиться это испытание ценить.
Научиться ценить то, чему мы благодаря этому испытанию учимся."
Автор рассказывает и о своих подопечных из дома престарелых, и о
своих родителях, с которыми у него тоже когда-то сложились не те
отношения, к которым он стремился. Он очень хотел перевезти их из
России в Израиль, где были лучшие условия для жизни и лечения, но
его старики предпочли остаться в своей реальности и вдалеке от
него. Он долго не мог понять и принять их выбор, который в итоге
сократил им жизнь. А потом понял.
"Мне потребовались годы работы со стариками, чтобы понять простую
истину. Вот она – старики ценят привычное больше хорошего".
Чувствуется теплое отношение Галицкого к своим деддомовским
старикам. Он постоянно раговаривает с ними, шутит. Да что там - он
учит их выпиливать лобзиком, и вроде как день прошел не зря.
Цитирует их наивные, грустные, а иногда очень оригинальные и
остроумные высказывания.
Вот Хава (82) говорит:
С подругой разговаривали по телефону. Та спрашивает, чем я занимаюсь. Отвечаю: ухаживаю за старухой. Бесплатно. В кино ее вожу, в театр, развлекаю, книжки читаю, убираю, готовлю.
За какой старухой?!
За собой.
Книга небольшая, главы короткие, но все самое главное сказано. В фб Галицкий пишет, резюмируя:
Как общаться с пожилыми родителями: 10 простых правил
1. Не ждать удовольствия от общения
3. Не пытаться их менять
4. Знать их «технические характеристики»
5. Не вступать в конфликт
6. Сострадать, но не жалеть
7. Не спорить
8. Управлять впечатлениями
9. Не винить себя
10. Прощать
Одна из главных моих заповедей - умейте их рассмешить. Смеющийся старик не опасен.
Пытаюсь понять, что дала мне эта книга? Дело в том, что мои родители и бабушка с дедушкой умерли молодыми. А бабушка, старческая деменция и несколько синдромов которой мне достались, была не моей. Я познакомилась с ней, когда она уже почти не разговаривала. "Познакомилась" - громко сказано. Она не понимала, что я - жена ее внука, и звала именем своей младшей дочки, в те дни, когда вообще могла вспомнить, что у нее есть дочки. С бабушкой было трудно, и, кажется, мне полегче, чем моей свекрови, ее старшей дочке. Я не знала бабушку молодой, сильной, умной, красивой, талантливой, способной трое суток, пока немцы прочесывают город, просидеть в мокром подвале на табуретке с младенцем на руках, посчитать молярный раствор в уме, построить дом своими руками, за ночь сшить платье для школьного бала и играть, импровизируя, на трех музыкальных инструментах одновременно. Я просто приняла как данность весь "набор ходовых характеристик" с), сложившийся к моему появлению в доме, и... обращалась с ней примерно как со своей годовалой дочкой, поскольку бабушка не слишком в поведении от нее отличалась, даже в штаны делала точно так же. Раздражалась на нее иногда больше, но подавлялось это раздражение как и с младенцем. Если малыш размазал что-нибудь по всей комнате, вы же не станете его за это бить или орать, правильно? Просто скажете "Ай-яй-яй!" и уберете поскорей, понимая, что его самого заставлять бессмысленно, он не сможет.
И вот Галицкий именно такой подход и предлагает взять на вооружение. Принять как данность. Забыть, как вы были маленьким, а они - сильными и умными. Не пытаться их переделывать. Не уговаривать, не убеждать, не спорить. Ничего не навязывать, не задалбывать заботой и, уж тем более, не пытаться руководить. Позволить им быть старыми, понимая, что старость - это болезнь, которой все мы заражены, и что болезнь эта нуждается в сострадании, а не в жалости.
Честно говоря, я не уверена, что его советы удастся успешно применить в общении с собственным стариком. На посторонних людей как-то проще не раздражаться и не обижаться, не пытаться убеждать и доказывать свою правоту. Их проще оставить в покое, и не пытаться придумывать им занятие, если они сами ничего не хотят. А когда старик свой... Ну, как ты его оставишь в покое, если он, например, гулять не хочет?
Пожалуй, больше всего мне понравились рассказы из опыта работы и общения со стариками в доме престарелых.
"- Скажи, - сказал мне вчера Меир (82), - а у тебя дома есть водка?
- Зачем? - спросил я.
- Чтобы приходить в себя после общения с нами!"
Такого я прочитала бы и больше, но это - несущественная часть книги. Повторюсь, в основном автор рассказывает о собственном опыте обретения терпимости и смирения перед необратимостью возрастных изменений.
Новой для меня мыслью оказалось, что со стариками можно и нужно говорить о смерти, когда они сами поднимают тему. Если человек хочет обсудить завещание и собственные похороны, не надо ему в этом отказывать, для него это важно, потому что позволяет сохранить ощущение контроля над происходящим. А уход от разговора он может принять за невнимание к себе. Пожалуй, эта глава принесла мне облегчение, а то я теряюсь, когда моя вторая свекровь сообщает, сколько денег отложила на похороны. Ну, что ей отвечать? "Мама, не волнуйтесь, мы найдем денег вас похоронить?" Оказывается, отвечать и не надо, достаточно внимательно выслушать, не переводя по-быстренькому тему, как это обычно делала я.
Не знаю, готова ли я эту книгу советовать всем и каждому, но точно не жалею, что прочитала сама. И дальше пущу по рукам, раз уж так удачно купила ее на "Лабиринте" с "чернопятничной распродажей".
САША ГАЛИЦКИЙ: «МАМА НЕ ГОРЮЙ» Саша Галицкий - человек удивительный. Уже в зрелом возрасте, имея хорошую престижную работу в Израиле, он уволился и пошел работать в дом престарелых преподавателем кружка резьбы по дереву. Эта работа давала ему возможность ежедневно и помногу общаться с пожилыми людьми, пытаясь их понять и научиться с ними общаться.
И он занимается этим уже более 15 лет. «Мне было 45, когда умерла мама. 47, когда не стало папы. Последние несколько лет их жизни у нас были тяжелые отношения. Нет, я, конечно, помогал деньгами и звонил, как полагается, раз в неделю. Но когда их не стало, я все равно остался с вопросом, на который у меня не было ответа. Почему я, взрослый, умный, образованный человек, искренне любивший своих родителей и желавший им добра, тем не менее не смог обеспечить им счастливой старости, хотя очень этого хотел и вполне мог?» «Мой отец, кстати, был лучший в мире волшебник. Я не вру. Я как сейчас помню мамин голос из кухни: «Саша, перестань играть с мячом в квартире!». И мяч, отлетающий в тяжеленную вазу, которая медленно, неумолимо падает на черное стекло чешского серванта. И грохот разбивающегося сервантного стекла, вмиг покрывшегося паутиной трещин. Мамины слова помню: «Папа придёт с работы - сам ему будешь объяснять!» Помню, как мы с мамой куда-то ушли, и была зима, и я боялся вернуться, потому что представлял, что вот папа уже пришёл с работы, снял пальто, вот зашёл в гостиную и обнаружил разбитое стекло. Я представлял всю силу его справедливого гнева. Как ему объяснять про мяч - я не знал. И лучше всего я помню, как мы с мамой вернулись домой. И как я, ожидая заслуженной выволочки, обнаружил, что разбитое стекло на серванте - целехонько. И помню смеющегося отца. Папа, советский инженер-рационализатор, сумел как-то перевернуть разбитое стекло таким образом, что гордость отечественного приборостроения радиола «Рига» прикрыла собой все произведенное мною безобразие. И мне ничего не было! Вспоминая весь этот ужас, я потом еще долго заглядывал время от времени одним глазом в щель под радиолу, чтобы посмотреть, как же там дико страшно. И каждый раз снова радовался папиному волшебству. Мой папа-волшебник умер в городе Москве от сердечного приступа в 2004 году. К этому времени у него уже было два инфаркта. Как инженер-рационализатор, он пытался при помощи таблеток сам наладить работу сердца. Папа составлял спасительные, как ему казалось, схемы и записывал на бумажной ленте точное время приема лекарств и их дозы. В больницу ехать он наотрез отказывался. Даже когда уже только сидел в кресле, а лежать не мог - задыхался. Сердечники задыхаются. Я не знаю, почему не отправил его в больницу насильно, вопреки его глупой старческой воле. Наверное, потому, что в глубине души мне очень хотелось, чтобы и с собственным сердцем у него все получилось так же удивительно прекрасно, как со стеклом чешского серванта. И чтобы он остался волшебником, способным меня, ребенка, по-прежнему поражать недоступными моему пониманию чудесами. Волшебником, а не впавшим в детство испуганным стариком.
Я договорился с ним, что ну вот, если еще один приступ, то тогда уже обязательно в больницу. Приступ случился через пару дней. Отца умчали на скорой. Он умер по дороге. - Мы знали, что ваш отец уважаемый человек, и сделали больше обычного, - сказал мне в утешение врач, когда я пришёл за вещами» --- «Знай я эти ответы 20 лет назад, мои отношения с родителями были бы иными и их старость тоже была бы иной. Но родителей мне не вернуть. Я поэтому пишу эту книгу для тех, чьи родители еще живы. Для тех, у кого пока еще есть возможность научиться с ними общаться. И при этом не сойти с ума самому. Я теперь знаю, как это сделать. Плохо только, что раньше не знал». Цитаты из книги «МАМА НЕ ГОРЮЙ» ***** Замечали ли вы когда-нибудь, что ни одни старики не раздражают нас так сильно, как наши собственные? Это потому что все старики - это просто старики. А наши - это постаревшие родители, которых мы помним другими, молодыми и полными сил и которые еще относительно недавно исполняли в нашей жизни совсем иную роль. Мы не готовы разрешить им одряхлеть, поглупеть и впасть в детство. ***** Есть только один способ улучшить наши отношения с ними. Один-единственный способ сделать эти отношения легкими и простыми. Этот способ заключается в том, чтобы понять и принять, что лучше эти отношения уже не будут никогда. И легкими и простыми тоже никогда не будут. Нужно найти в себе силы, чтобы дать старикам возможность быть такими, какие они есть. Уважать их детский выбор. Выполнять глупые просьбы. Не относиться серьезно к их идеям. Соглашаться на странные требования. Не спорить с ними, когда они говорят абсолютную и очевидную чепуху. Потому что - зачем? Какой смысл? - Мама, какой кофе ты хочешь? - Растворимый, самый дешевый! Наша задача ведь не в том, чтобы мы могли ими гордиться, а в том, чтобы сделать оставшиеся им время максимально комфортным и приятным. Это очень разные задачи. ***** Старики боятся наших проблем - болезней, увольнений, неудач и сердечных драм - потому, что каждая такая проблема лишний раз напоминает им о собственном старческом бессилии, неспособности помочь даже собственному ребенку. Это очень болезненное напоминание, очень страшное и очень унизительное состояние, наглядное доказательство старческой немощи, устарелости, неадекватности. Боль, досада, бессилие и унижение - это то, что испытывают старики каждый раз, когда у нас случается неприятность. И поэтому всеми силами пытаются такие ситуации предотвратить. Они постоянно расспрашивают нас о наших делах потому, что боятся наших проблем больше, чем боимся их мы сами. И постоянно нам что-нибудь советуют потому, что это единственный для них способ хоть как-то повлиять на ситуацию. ***** Короче, зарубите себе на носу - общение с пожилыми родителями только для хороших новостей. Пока таковых нет - глотаем сопли и улыбаемся. Когда появляются хорошие новости - рассказываем родителям правду. Приятную правду. ***** Старики очень ценят все, что так или иначе может их отвлечь от неприятных физических ощущений, дурных мыслей и переживаний. Поэтому, если вы хотите доставить своим пожилым родителям удовольствие, не дарите им скороварку, кофеварку, стиральную машину или любой другой, с вашей точки зрения, абсолютно необходимый в хозяйстве объект, появление которого, как вам кажется, непременно доставит им радость. Не доставит. Если вы хотите доставить им радость, подарите им свое время. Но только, конечно, не какое-нибудь пустое, скучное и завалящее. Выберите для подарка время качественное, яркое, необычное. ***** Старость - самая заразная болезнь на свете. Больны старостью мы все, без исключения. Дело только в стадиях. Родители находятся на более поздних стадиях этой болезни, а мы - на более ранних. Вот и вся разница. Вопрос времени. Надо увидеть в пожилых родителях без пяти минут себя. От этого становится страшно, но легче. Просто напоминайте себе, что общение со стариками - это в каком-то смысле общение с нами самими, сострадание и любовь к ним - это любовь к нам самим, таким, какими мы станем через пару десятков лет. ***** Человечество вообще склонно потреблять положительные эмоции. А в старости они просто необходимы. Производить их старики сами уже не в состоянии. ЭТО НАША РАБОТА. Мы с вами аккумуляторы положительной энергии. Это тяжело, и от этого устаёшь. Но что поделаешь? Море синее, небо синее. «Сильные и красивые» - это теперь мы. А кто еще? ***** Что бы ни происходило, как бы тяжело ни было, какие бы обиды вольно или невольно нам пожилые родителями ни нанесли - завтра будет новый день. И до завтра нужно научиться забывать все, что происходило сегодня. Мы не тащим обиды изо дня в день. Мы выкидываем их из головы, из сердца, из памяти - и просто забываем. И начинаем новый день взаимоотношений с чистого белого листа. И тогда все станет хорошо. Мы же их любим? Да? И долго ли им осталось?
- 02. 11. 2015
Израильский художник Саша Галицкий занимается с пожилыми людьми резьбой по дереву. «Ведет кружок в доме престарелых», - сказали бы у нас. На самом деле, не совсем в доме престарелых, не то чтобы кружок, а уж кто кого ведет - и вовсе непонятно. Чтобы разобраться самому и объяснить другим, Саша написал книжку рассказов о своих подопечных «Мама не горюй». Накануне выхода этой исключительно полезной, - ведь никто из нас не собирается умирать молодым, - книги мы поговорили с Сашей про старость, про радость, про злость и про то, как от всего этого не сойти с ума
Рисунки Александра Галицкого: «Случай 1», «Случай 2», «Случай 3»
- Твои родители старились рядом с тобой?
Нет, родители до последнего дня жили и умерли в Москве, я уехал в Израиль, а они остались с моим братом Фимой. Фима старше меня на пять лет, он крутой экономист, работает в Фонде «Общественное мнение» и преподает в Школе экономики.
Мама моя была терапевтом, такой типичный участковый врач из малаховской поликлиники. Хотя, знаешь, скорее нетипичный. Она могла несколько раз пойти по одному и тому же вызову - узнать, как больной, к которому она ходила утром, чувствует себя вечером. А потом возвращалась с работы, брала телефон, и все - я ее не видел. Ревновал ее страшно к этому аппарату, к бесконечным звонкам: что болит у этого, что у того, пусть этот перезвонит, я ему скажу, что делать, и так далее. Значит, привычка активного житья среди какого-то количества людей, которым ты можешь оказать помощь, наверное, во мне от мамы. Она навидалась в жизни всякого, так что по глупости душевной меня отправила в художники со словами: «Я столько насмотрелась всяких ужасов, пусть хоть Саша занимается прекрасным».
Папа был такой, в общем, не очень везучий. Ему удалось поучаствовать в московском параде физкультурников в 45 году, а потом сразу перекочевать на строительство МГУ в качестве заключенного. Взяли за спекуляцию, он отправлял своей маме, моей бабушке, в Среднюю Азию, куда ее эвакуировали, соду, - чтобы она могла продать ее на базаре и купить себе еды. Ну и решили, что это какой-то наркотик, белый порошок… Отсидел больше четырех лет. Он был страшно честен, мой папа, просто до идиотизма. Я пытаюсь быть чуть хитрее, но не знаю, насколько у меня получается, - в этом смысле гены с двух сторон подкачали. Но если говорить о том, каким стариками были мои родители, - они были очень хорошими стариками. Незлобивыми, умными, готовыми шутить, спокойно принимающими свою старость.
- Вспомни свое первое занятие. Вот ты зашел, тебя окружили старики. Тебе сорок восемь, им в среднем…
Их было десять человек, и всем за восемьдесят, да. Первое впечатление - запах. Запах старости, запах прожитой жизни, что ли. Постепенно я привык, перестал его ощущать, но поначалу это было самым сильным впечатлением. Вообще, со временем все эти внешние проявления - дряблая кожа, пигментные пятна, слюни-сопли, способность пукнуть при всех, ведь если он не слышит, он думает, что не слышит никто, - ты начинаешь относиться ко всему совершенно спокойно.Источник спокойствия только один - видеть себя в этом человеке, в каждом из них И источник такого спокойствия только один - видеть себя в этом человеке, в каждом из них. Примерять их состояние и поведение на свой тщедушный организм. Потому что все это не за горами. Они ходят по врачам, я расспрашиваю их с искренним интересом, а они с удовольствием мне рассказывают. «Жена хочет купить мне ходунки, - размышляет вслух дед Йосеф, - но я ведь еще ни разу не упал. Может, подождать, пока упаду? Или, может, я просто такой скупой?» И недавно я совершенно четко осознал, что рано или поздно у меня тоже будут ходунки. То есть они, мои старики, в какой-то степени готовят меня к будущему. Видеть в них свое будущее - это очень важный момент отношения к чужой старости.
Ты пишешь «старость - болезнь заразная». Какую прививку надо сделать, чтобы болезнь протекала в легкой форме? Чем защищаешься ты сам?
Сейчас я уже в этом смысле крутой, а поначалу защита была очень практического свойства: мне просто было страшно, что мои старики порежутся, так что все эмоции направлялись в это русло. Они приходили на занятия и становились как бы моими детьми, и я должен был этих детей беречь. За пятнадцать лет было всего два случая, когда пришлось накладывать швы. Нет, три. Это ведь не скульптура, где ты лепишь себе спокойно, возишься с мягким, податливым материалом. Здесь ты имеешь дело с очень острым инструментом, - им можно бриться. Я наблюдаю за своими стариками и по напряженности позы, по положению руки чувствую момент, когда возникает риск травмы. Вот локоть поднимается вверх, вот искажается вектор движения инструмента, вот появляется дополнительное ненужное усилие, и я понимаю, что сейчас рука соскользнет, и резец или стамеска воткнется куда не надо.
Занятие в студии
Фото: Наталья Черняховская
Как защититься от порезов - более или менее понятно. А как защититься от потерь? Когда на очередное занятие не пришел тот, кого ты привык видеть на этом стуле, когда очередная работа остается недоделанной?
Когда я только начал этим заниматься, в кружке был дедушка, который очень хотел закончить работу к какому-то конкретному дню. А мне нужно было поехать в Москву, к родителям, и я понимал, что закончить с этим дедом его работу к нужному сроку мы не успеем. Я шел на урок и думал, как бы ему поаккуратнее об этом сказать. Прихожу, а мне говорят, что он скоропостижно умер. Это было давно, но острота таких потерь не притупляется. И мне нужно было для себя найти способ ставить какую-то точку в этих взаимоотношениях. Я нашел. Вот человек работал, резал какой-то рельеф или скульптурку, она ему была очень дорога и в какой-то момент оказалась бесхозной. Он так старался, хотел, чтобы все было похоже, чтобы вот тут ровно, а вот тут гладко… И вдруг исчез. Бо́льшую часть работ я возвращаю в семью, конечно, если есть кому возвратить. А остальные доделываю сам. Мне надо внутри себя что-то завершить, закрыть дверцу, попрощаться с человеком. И оказалось, что этот способ - самый действенный. Я понимаю, что человека нет, что ему уже все равно, но это нужно мне самому. Это как лекарство, это способ перевести боль во что-то другое. Ну, не боль, а беспорядок в душе от того, что вдруг исчезает человек, с которым ты много лет был рядом, пусть даже совсем чужой. И искусство помогает мне навести в душе порядок.
Старики сосредоточены на своих проблемах, дети говорят о старческом эгоизме,- вот, пожалуй, основной источник конфликтов в семье.
Старики очень зациклены на себе, и это нормально. Это надо принять, даже если ты не можешь понять. Мне, например, очень помогает идея, что мой опыт заканчивается опытом моих лет, а общение с со стариками дает возможность воспринять опыт тех, кто прожил значительно больше. И эта возможность мне интересна, даже если речь идет об отрицательном опыте. Ведь если ты попытаешься понять, как работает организм, как работает мозг, как работают чувства пожилого человека, с которым ты общаешься, у вас обязательно появится общий язык. Нужно как бы залезть в его ботинки. Представить, что ему просто для того, чтобы встать со стула, нужна определенная степень геройства - подготовиться к боли в коленях, потом почувствовать ее, потом преодолеть. Нужно осознать, что время стариков течет по-другому: для тебя встать и подойти к двери это полторы секунды, а для него - пятнадцать. В десять раз дольше, понимаешь? И если это осознать, будет больше шансов найти с ними общий язык. Меня, например, интересует их сексуальная жизнь. Я же не представляю, что в их возрасте с этим происходит. А они готовы про это говорить, если ты готов слушать. Один дед мне говорит: «Сколько тебе, пятьдесят восемь? Ну, еще лет десять тебе осталось это самое. А потом будет так спокойно, хорошо». Второй тихонько шепчет: «Смотри, я тут единственный, кто на самом деле что-то может, все остальные уже только рассказывают».
Рисунок Александра Галицкого: «Случай 4»
Иллюстрация: Александр ГалицкийНо, конечно, есть вещи, к которым невозможно привыкнуть. Они ничему не учатся, у них мозг абсолютно забит информацией из прожитой жизни. Я пятнадцать лет с ними работаю и каждый день говорю одно и то же тем же самым людям. Представляешь? Ты сегодня что-то сказал, а через неделю надо то же самое сказать снова.
Какую школу самоконтроля ты прошел, чтобы не раздражаться? Для тебя это работа, за которую платят деньги, а как сформировать бесконечно возобновляемый ресурс терпения тем, кто изо дня в день общается со стариками у себя дома?
Иногда ты просто стараешься продержаться - еще минуту, еще пять минут, еще полчаса. Напоминаешь себе, что скоро будет перерыв, что он встанет и уйдет… Говоришь себе: «Да, ты сведешь меня с ума, но не сегодня». Именно это я пытаюсь объяснить своей книгой: если в твоей жизни присутствуют старики, создай атмосферу, которая поможет вам общаться.Если в твоей жизни присутствуют старики, создай атмосферу, которая поможет вам общаться Ты не можешь вытереть их из своей жизни, так попытайся взять это общение под контроль. У меня есть знакомая, она живет с пожилыми родителями. Мы с ней общаемся по скайпу. На днях спрашиваю ее: «А где родители?» Она отвечает: «Сегодня мой день. Раз в неделю я закрываю дверь в свою комнату и говорю - сегодня не выхожу, делайте, что хотите…». Я слушаю ее и думаю - ё-моё, ты же завтра все равно выйдешь, так зачем же сегодня создавать атмосферу, в которой тебе завтра будет в десять раз труднее?
Когда я захожу в комнату к своим старикам, я сразу чувствую, если кому-то плохо - не физически, а в голове что-то не то. Точно знаю, когда люди думают о другом. Тогда я подхожу к такому старику и спрашиваю: «Ты не со мной. Что происходит?» «Да, знаешь, был у врача, в анализах что-то нашли»…
Тебе важно вернуть его в трудовой процесс, чтобы занятие шло нормально, чтобы не поранился, чтобы дострогал свой рельеф? Или тебя действительно интересует, что с ним?
С ними невозможно иначе. Понимаешь, это как бы стая. Старики - такие ребята, которые, при всем уважении и любви, съедят тебя, как только почувствуют твою слабость - даже те, кто тебя очень любит. Так что тебе надо всегда быть большим, сильным, великодушным.
Занятие в студии резьбы по дереву
Фото: Наталья Черняховская
Был случай, когда я на занятии поругался с одним из дедов, он что-то неправильно делал, я его отругал, он встал и ушел. И вокруг началось: «У меня срочное дело», «Мне пора к врачу», «У меня голова болит», - атмосфера испортилась, народ разошелся. Проходит неделя, и я думаю - какой я дурак, почему я не сдержался… Был уверен, что на следующее занятие этот дед не придет. Но он пришел и в сторонке начал что-то делать. Я в это время сидел с тетушкой, которой сказал тихонько: «Хорошо, что он пришел. Зря я на прошлом уроке с ним схлестнулся». А она мне говорит: «Ты, по-моему, тогда был простужен, и у тебя не было на нас терпения». «На нас», - понимаешь? Я - учитель, человек пришлый, а она себя ассоциирует с тем человеком, которого поругали. Обидев одного, я бью по всем. Это справедливо и в другую сторону - если один тебя покусает, начнут кусаться все. Поэтому нужно свою сонную артерию беречь, уходить от острых моментов и не обижаться ни в коем случае. Как только ты обиделся - ты пропал. Есть у меня одна тетка, которая меня страшно любит. При этом работает плохо, неправильно, все у нее наперекосяк. Говорит: «Ты дал мне плохой инструмент, он не острый».Такие мелочи как поставить два стула - все равно что цветок им подарить
