Наталья из соседней деревни лет 10 назад. Сочинение по тексту Воронского про странницу Наталью, посетившую бурсака-отморозка

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава семнадцатая

Много времени спустя, когда Митя обрел способность думать о происшедшем, он поразился тому, что всё обвалилось так сразу, буквально за день, будто висело на одной ниточке.

Утром, идя в школу под ледяным дождем, слизнувшим за ночь почти все листья, он заметил незнакомую черную машину у церковной ограды. Мало ли кто мог приехать к отцу Константину, но Мите стало почему-то нехорошо и тревожно. Особенно когда во дворе мелькнула бильярдная лысина пенсионера Гаврилова.

На полпути он нагнал Евдокию Павловну, месившую грязь высокими резиновыми сапогами.

– Епархиальное начальство нагрянуло, – горестно сообщила она. – Добился правды, вражье брюхо! Хорошо, что Васенька пока в школе, глаза б мои его не видели, а то бы и на нас доносы писал. А нам вообще нельзя никаких жалоб – мигом закроют. Эх, досидеть бы тихо. Да разве дадут.

Маленькая Дуня безнадежно махнула рукой и привычно проглотила слезы. Ветер выворачивал наизнанку ее старый зонт, из которого торчали две ржавые спицы. Митя оступился и зачерпнул башмаком воду. На душе у него сделалось совсем темно.

В классе тоже царило уныние. Анжелика кусала пунцовые губы и нервно куталась в кофту, не сходившуюся на груди. Внутри у нее всё болело, припухшие глаза нестерпимо резал электрический свет. Она разглядывала парту и ненавидела мир.

Обе Даши, удрученные состоянием подруги, сидели понурившись и на вопросы отвечали невпопад. Васенька самозабвенно зубрил таблицу косинусов к грядущей контрольной по математике. Паша созерцал свое отражение в оконном стекле и озабоченно поправлял неправильно лежавшую челку. Сани не было.

Митя кое-как отвел уроки, проверил скучные сочинения, всем классом беззастенчиво содранные у младшего Гаврилова, который умудрился дословно законспектировать Митины монологи, и собрался идти домой. Тем более в учительской вот уже битый час в голос рыдала Анжелика, и его присутствия там явно не предполагалось.

Вдруг в кабинет бочком втянулся Васенька. Его благообразное румяное лицо было до того перекошено, что Митя, грешным делом, подумал о безвременной кончине пенсионера Гаврилова. Но Васенька принес совсем другую весть. Ему пришлось несколько раз повторить, прежде чем до Мити дошел смысл сказанного:

– Саня наложил на себя руки.

Они выскочили под дождь. На бегу Васенька докладывал, что зашел к Сане за учебником по физике и, не застав того дома, попросил разрешения самому поискать нужную позарез книжку.

– Захожу к нему в комнату, – возбужденно тарахтел младший Гаврилов, – а на столе записка. Мол, до свиданья все, не хочу больше жить в вашем подлом мире. Правда, трупа нигде нет. Знать, в реке утопился.

– Не мели ерунду! – задыхаясь, выкрикнул Митя. – Воды по колено! Кто там утонет!

– Если камень на шею, то можно, – не согласился Васенька. – Или в запруде. Мужики с баграми туда побежали.

Санина мать, тощая самогонщица Алевтина, с потусторонним синеватым лицом встретила их на пороге. В руке у нее тряслись исписанные тетрадные листки.

– Всё перерыла, – глухо сказала она. – Нашла и завещание. Нате, полюбуйтесь. Тут и про вас есть. И по мне, гаденыш, прошелся. Народ я, видишь, спаиваю. А на что бы я его, чистоплюя, кормила? На пособие? Зла не хватает!

Она развернулась и ушла в комнату. Митя мельком увидел следы лихорадочного обыска. Выдвинутые ящики стола, рассыпанные по полу книги. Всё как в его детском кошмаре, подкравшемся откуда не ждали.

Митя вышел на воздух, шикнул на сопевшего за плечом Васеньку и стал читать. В сочинении, озаглавленном «Прощальное письмо», Саня сбивчиво и подробно перечислял свои претензии к мирозданию.

С трудом продираясь сквозь вереницы придаточных предложений и незакавыченных цитат, Митя узнал, что в Саниной смерти виновато всё без исключения человечество, но особенно – самогонщица Алевтина, которую Саня демонстративно не называл матерью, шофер Вовка и новый учитель, цинично отрицающий смысл бытия . Имя Анжелики рыцарски нигде не упоминалось, но про боль растоптанной любви Саня в запале написал целых три раза.

– Что же делать? – прошептал Митя, на последних строчках вдруг поверивший в реальность беды.

– Сообщить в милицию! – услужливо подсказал Васенька.

Митя отмахнулся и, не разбирая дороги, поплелся домой. Младший Гаврилов пожал плечами и опрометью бросился обратно к школе. Вскоре благодаря его ревностным усилиям повсюду начался переполох.

Вовка пустился в бега, Алевтина, свирепо матерясь, хоронила в огороде самогонный аппарат, Анжелика лежала в обмороке на парте. Спустя час в Митино прибыл не только участковый, но и золотозубая начальница районо, увидев которую маленькая Дуня схватилась за сердце. Школа была обречена.

Пучеглазый одышливый сержант, расположившийся в учительской, нудно допрашивал всех одноклассников Сани, старательно занося каждое слово в протокол. Митя топтался в коридоре и ждал своей очереди.

– Что, наломали дров, господин мечтатель? – злорадно спросила районная чиновница, уже ознакомившаяся с Саниным письмом. – Чуяло мое сердце – нельзя вас пускать!

Митя, к тому времени успевший увериться в своей исключительной вине, промолчал и еще ниже опустил голову.

– Засадить бы тебя в тюрьму! – прошипела начальница. – Да только вы, москвичи, все равно откупитесь. Вам закон не писан. Ну, ничего. У меня Евдокия под суд пойдет. Цеплялась, как кошка, за свою школу – и вот результат. Никакой воспитательной работы, разложение, безнадзорность, суициды…

Эти планы неожиданно разрушил пятиклассник Илья Сергеич, тоже приведенный на допрос. Потея под рыбьим взглядом сержанта, он нечаянно проговорился, не сообразил, как выкрутиться, и одним махом выложил всю правду.

По его словам выходило, что Саня жив и прячется на заброшенной звероферме. Илья Сергеич прочитал об этом в последнем Санином письме к Анжелике, которое, по ее же велению, ей не передал.

– Давай сюда, – бесцветно потребовал участковый.

– Н-нету, – заикаясь, пробормотал пятиклассник.

– Кораблик сделал.

– Совсем дурак?

– Она сама сказала.

Через полчаса мокрый до нитки Саня был изловлен, допрошен и посажен под домашний арест.

– Богадельню твою все равно прикрою, – крикнула начальница районо, погружаясь в милицейскую машину. – Я предупреждала: до первого ЧП! Пиши по собственному желанию и готовь документацию к переводу!

Евдокия Павловна плакала на школьном крыльце, как девочка, получившая двойку.

Возвратившись наконец домой, Митя юркнул на чердак, забился в угол и попытался исчезнуть. У него не было сил ни на что. Ни радоваться, ни горевать, ни думать. Он раскачивался из стороны в сторону и тупо глядел перед собой в густеющие сумерки.

Вдруг кто-то изо всех сил заколотил в дверь.

«Нет, нет, нет. На сегодня хватит», – безвольно шевельнулось в голове.

– Что еще стряслось? – простонал Митя, слезая с чердака.

– Деревню дураков спалили! – выдохнул дурной вестник.

Всё повторилось как в страшном сне. Митя опять бежал по улице, за ним поспешал Вася и, захлебываясь, рапортовал:

– Иностранцев еще с утра всех арестовали, психов в интернат увезли, а кто поджег – не знаю. Я от зверофермы зарево увидел. Думал, мерещится. Побежал, а там одна Настя. Кажется, рехнулась. Мне мамочка давно говорила: не стоит село без психовки. Наша-то померла. Теперь за нее Настя будет.

Митя резко остановился и еле сдержался, чтоб не отвесить болтуну тяжелого тумака.

– Дуй за отцом Константином, – сквозь зубы приказал он.

Васенька прикусил язык и припустил к церкви.

Настю он заметил издалека. На ней была белая ночная рубашка в цветочек, отчетливо выделявшаяся на фоне обугленных стен. Она ходила туда-сюда, как маятник, и бормотала. Подбежав, Митя услышал, что Настя безостановочно твердит одну и ту же фразу:

– Любите ненавидящих вас, молитесь за обижающих вас…

– Настя, – нерешительно позвал он.

Она не услышала и, закрыв лицо руками, ушла в дымящиеся развалины.

– Любите ненавидящих вас… – донеслось до Мити из темноты, и ему стало жутко.

Тут, к счастью, прибежал отец Константин, вывел Настю из пожарища и, осторожно удерживая за плечи, повел в сторону деревни. Их фигуры быстро растворились в серой мгле, а голос продолжал звучать, будто сами чахлые поля и хилые перелески повторяли:

– Молитесь за обижающих вас…

Чтобы избавиться от наваждения, Митя побежал следом. И всё никак не мог догнать их. Наконец на обочине замаячил чей-то силуэт.

Сваливаясь с высоких каблуков, размазывая по лицу черные слезы, ему навстречу ковыляла та самая женщина в пальто, которую он видел в день приезда.

– Молодой человек, – окликнула она.

Митя остановился, поправляя очки.

– Как пройти в библиотеку? – сострила та.

И хрипло захохотала на весь мир.

Конец

Деревянное солнце

Предисловие

В работе писателя меня всегда смущала необходимость выдумывать что-то от себя, сшивать лоскутки жизни белыми нитками сюжета. Я стремлюсь к документальности, я хочу рассказывать только о том, что было на самом деле.

Мне кажется, выдумывать вообще незачем. В жизни уже всё есть. И наша задача – не домыслить, а осмыслить. Суметь увидеть, а потом – суметь рассказать.

Очерки считаются, скорее, неким литературным полуфабрикатом, питательной средой, из которой потом вырастает «настоящая» литература. Действительно, в некоторых главах «Деревянного солнца» отчетливо заметны зерна, завязи моих рассказов и повестей, в том числе и «Деревни дураков».

Однако для меня эта книга – наверное, самое важное из того, что я написала. Именно в силу ее полной – от и до – документальности, без всяких уступок повествовательности и сюжету.

Кто-то, кажется, Чехов, говорил, что в России все держится на одиночках. Добавлю от себя: сами эти одиночки едва держатся. И в чеховское время, и сейчас. И подкашивает их не только сопротивление среды, но и огромное непонимание, среди которого так легко усомниться в себе, поверить, что правы все остальные, а ты – просто сумасшедший, как тебе не раз говорили…

Для этого и существуют книги. Где-то есть люди, которые тоже живут против течения, предпочитая отдавать, а не брать, прощать, а не лелеять обиду, любить, а не ждать любви… Это как перестук в тюремную стену: «Ты жив еще? Я тоже, кажется, да».

Надежда есть. Свет есть. Смысл есть. Это главное, что я должна рассказать.

Наталья Ключарёва

Безымянное

Этот вопрос торчит в сознании, как заноза. Колышек в чистом поле, о который все время спотыкается взгляд и от которого разбегаются все дороги души, все линии жизни. Не вопрос даже, а неутолимое и неутомимое вопрошание, заставляющее бесконечно двигаться в поисках ответа. Ответа, которого просто не может быть. Ведь поиски идут не в области точных формулировок, а там, где всё уловимо лишь краем глаза, исподволь, между строк. Что же это? Безымянное чувство России, требующее постоянного отклика, каждую минуту нового и живого. Настоятельная потребность что-то решить (на что-то решиться?), сориентироваться в том, что происходит вокруг. И тщетные попытки пускай не вынуть из сознания эту щемящую занозу, но как-то выразить ее, как-то на нее отозваться. Прозреть за образами реальности, очевидными и безотрадными, какую-то невыдуманную надежду, которую невозможно увидеть, а только всем существом угадать. Угадать и поверить.

Энциклопедист Шустов

На стене старинного особняка в центре Нижнего Новгорода висит мемориальная доска, сообщающая, что некогда здесь состоялось первое в отечественной истории собрание общества астрономов. А в соседнем здании, где находится Педагогический университет, работает мой знакомый энциклопедист.

Сергей Борисович Шустов – художник, музыкант, поэт, орнитолог, изобретатель и джентльмен. Список далеко не полный, хотя для одного человека и так избыточный.

Под крышей университета находится крошечный учебный планетарий, в котором Шустов показывает студентам галактики, временами прерывая пламенный научный монолог, чтобы при свете электрических звезд сыграть на синтезаторе фугу Баха. О Бахе, кстати, он написал обширный философско-музыковедческий трактат.

– Вчера мы тут с друзьями отмечали, – рассказывает Шустов, вращая звездное небо в поисках южных широт. – Во-первых, День астрономии. Во-вторых, 323 года назад родился наш Иоганн Себастьян. Пили красное вино, жгли свечи, играли на органе в четыре руки. Потом полезли на крышу, расчехлили телескопы в обсерватории и смотрели Марс! И Сириус! А вот Сатурн нам не показался.

Установив небо, Шустов мчится в соседнюю аудиторию. Поднятый энциклопедистом сквозняк шевелит листы реферата с кратким названием «Вселенная». А Шустов уже взывает к сонным студентам философско-теологического факультета:

– Спорьте со мной, философы! Возражайте, богословы! Земля – это конечная материальная система, поэтому и нам надо себя ограничивать. Бесконтрольное потребление – современный способ самоубийства. Человеку не нужны три машины.

– А мы бы не отказались, – вяло возражают философы, ездящие на учебу в переполненных троллейбусах.

– В России проблема исчерпанности ресурсов еще никому не понятна, – восклицает Шустов в сторону, то есть в открытую дверь, за которой стоим мы с аспирантом Алешей. – У нас люди еще не наелись!

Несколько студенток придирчиво прослеживают траекторию преподавательского взгляда.

– В Шустова все девчонки влюблены, – шепчет аспирант Алеша. – Прошлым летом повадились носить ему букеты. А он посмотрит: ага, Campanula rapunculus, очень рад! добро пожаловать! Они краснеют, хихикают: о чем это он? На что намекает? А это всего лишь латинские названия цветов.

Шустов, иллюстрировавший Красную книгу Нижегородской области, знает в лицо каждую травинку. Для него это и не иллюстрации вовсе, а портреты. Рисунки бабочек, сделанные с микроскопической точностью Эрнста Геккеля, – тоже портреты. А портрет птички каменки пера нижегородского энциклопедиста Шустова висит в Европейской комиссии в Страсбурге.

– Людей я не рисую, – смеется Шустов. – Они ведь обижаются. Да и птиц я знаю гораздо лучше, чем людей.

Шустов людей обижать не любит. Он любит их радовать. Возьмет и посвятит какой-нибудь барышне портрет редкой птицы. Или стих напишет. Или просто одарит улыбкой, проносясь мимо, по пути с лекции на выставку, из частной гимназии в изостудию для детей-инвалидов.

Шустов успевает быть везде. И делать всё. Появится в небесах комета – с отрядом школьников он карабкается по перевалам в горную обсерваторию на Кавказе. Случится затмение – и Шустов с охапкой детей уже на Алтае.

Поедет на летнюю практику – и в Интернете появляется летопись деревни Старая Пустынь, где находится университетская биостанция. «Пустынские рассказы» Шустов пишет взапуски со школьниками.

«На тропе мы поймали хрущака и козявку , – пишут школьники. – Оказалось, козявка – родственник колорадского жука». «Мне кажется, что туманы есть только у нас, в России , – пишет Сергей Борисович. – Нет, конечно, я отдаю себе отчет в том, что влага, испаряясь, должна давать “воздушно-паровые образования” везде, в любой точке Земли. На то она и влага. Но одно дело – “образования” и физические процессы, и совсем другое – русские туманы!»

А на полях «Пустынских рассказов» Шустов со школьниками балуются лимериками. Вот, например, про одного жителя Старой Пустыни:

Житель Пустыни Коля Корова
Цвет лица имел нездоровый.
Все ему говорят:
Самогон – это яд!
Но не внемлет им Коля Корова!

А это о самом Шустове:

Сергея Борисыча Шустова
Положили на ложе Прокрустово.
Но, однако, он лег,
Как всегда, поперек -
Не действует ложе на Шустова!

Этот образ из шуточного стишка почему-то накрепко засел в памяти. И всякий раз, вспоминая нижегородского энциклопедиста и автора ста двадцати научных трудов Сергея Шустова, я вижу его именно таким: лежащим поперек страшного Прокрустова ложа, хулигански поблескивающим очками и дрыгающим худыми ногами в закатанных джинсах.

Но разлеживаться ему особо некогда. Сергей Борисович вскакивает и летит дальше. Навстречу спрятанным в русских туманах звездам, каменкам и хрущакам. Вовлекая в свою орбиту все новых и новых разинувших рты детей.

– Откуда в пяти граммах желудя берутся вещества, чтобы сотворить две тонны дуба? – доносится из тумана задорный голос энциклопедиста. – Думайте! Думайте, я вас умоляю!

Космонавт Олег

Космонавту Олегу всего тридцать пять. У него двое детей – Алиска и Алешка, близнецы. В садике им никто не верит, что папа космонавт. И тем более, что он сейчас в космосе. Алешка – плачет. Алиска – дерется.

Чтобы недоверчивые дети поверили близнецам, космонавт Олег однажды позвонил в садик. Прямо из космоса. Сейчас это легко осуществимо. И говорит:

– Включите громкую связь, я скажу всей группе, что звоню с орбиты.

Но заведующая сухо ответила, что группа гуляет, и положила трубку. Затем перезвонила Олегу домой и попросила его к телефону.

– Так он же в космосе, – удивилась жена.

Жене заведующая тоже не поверила. Решила, что они сговорились. И недолго думая набрала Центр управления полетами. Когда и там ей ответили, что Олег сейчас на борту МКС, она несколько растерялась.

Иногда космонавтам устраивают сеансы прямой связи с журналистами. Как-то раз дама из газеты «Космос» долго допытывалась, чего им сейчас хочется. Они вежливо отвечали:

– А как вы думаете? Мы трое молодых здоровых мужчин. Полгода уже тут болтаемся. Чего нам может хотеться?

– Вы мечтаете увидеть березки? – с напором подсказывала дама, которой жаль было расставаться с заготовленным началом репортажа.

– Какие еще березки? – Олег даже кувыркнулся от возмущения.

– Ну, а с чем же у вас ассоциируется Родина? – поинтересовалась дама тоном следователя.

– Родина! – прорвало Олега. – С бетонными коробками, в которых мы все живем! С унылыми дворами без единого кустика, по которым я каждое утро волочу сонных близнецов в садик! С переполненным троллейбусом, в который я пытаюсь их впихнуть. С темным перекопанным пустырем перед садиком, где я сажаю близнецов на плечи, чтобы они не утонули, и на ощупь лезу через грязь, потому что там нет ни одного фонаря! Сказать еще?

– Нет, достаточно, – сдержанно ответила дама и черкнула в блокноте яростную запятую на полстраницы.

Репортаж пошел на первую полосу. Жирный заголовок был виден уже на подходе к киоску: «Я мечтаю увидеть березы…»

Но больше всего Олег веселится, когда журналисты спрашивают, кем он хотел стать в детстве.

– Вы не поверите! – смеется он. – Космонавтом!

Олег хорошо рисует и берет с собой на МКС специальные карандаши, приспособленные к невесомости. Но дел в космосе так много, что до рисования руки не доходят. В свободные минуты Олег просто смотрит в иллюминатор.

– Это неправда, что Земля оттуда кажется маленькой и хрупкой, – рассказывал он однажды. – Мы не настолько от нее удаляемся. Но сердце сжимается – знаешь, отчего? – при виде атмосферы. Если б люди могли видеть, какая это тонюсенькая, нежная и непрочная пленочка! Все заводы бы вмиг остановились. Ни фотографии, ни фильмы этого ощущения не передают. Я когда первый раз увидел – плакал.

В одной из бетонных коробок белеют в окне два одинаковых детских лица. Уперевшись лбами в стекло, Алиска и Алешка смотрят в темное небо. Заметив среди звезд движущуюся точку, на всякий случай машут ей рукой.

Рай и другие

Есть места, куда невозможно попасть случайно, просто проезжая мимо. Деревни, стоящие в стороне от указанных на карте дорог, спрятанные за пазуху пустого безымянного пространства, соединенные с миром едва заметной лесной тропинкой, речкой или тракторным следом в унылых полях. О существовании этих укромных мест знают лишь те, кто из них уехал. Но они, как правило, не возвращаются. Дорожки из деревень-невидимок ведут в одну сторону. Уводят, но не приводят.

Мне всегда было интересно нарушить этот неписаный закон. Попасть в такую спрятанную местность. И увидеть лица тех, кто там остался. Попытаться понять, как человек переживает эту обособленность, отрезанность от мира, скрытость от чужих глаз. Как заброшенность? Как вседозволенность? Как вызов судьбы, требующий достойного ответа? Или просто как данность, вроде дождя и солнца, о которой странно задумываться и говорить.

Отправившись на дальнюю окраину Костромской области, мы и не думали, что найдем дорогу в рай. Смотрели на погнутый синий указатель – и не верили глазам: «Рай» – и белая стрелка направо. «Иерусалим» – налево. А по обе стороны – русские поля, сухие булавы чертополоха, проблески летящей над землей паутины и ни малейшего намека на человеческое жилье.

Ни в рай, ни в Иерусалим мы не пошли: сюжет несовпадения имени с реальностью был слишком очевиден. Двинулись прямо – и уперлись в деревеньку Лапшино, над кривыми крышами которой плыл огромный дворец из красного кирпича с чугунной балконной решеткой и резным вензелем «ЛШ» на фасаде.

Вопреки ожиданию, это оказалась не усадьба какого-нибудь удельного князька, а Лапшинская средняя школа (ЛШ). В учительской нас напоили чаем и дали посмотреть толстую пачку детских краеведческих сочинений, порывшись в которой, мы, конечно, обнаружили искомое:

«Дорогу в Рай пытались указать многие: Данте с Вергилием, например. И все попадали пальцем в небо, – обстоятельно начинал свое повествование неведомый семиклассник. – На самом деле Рай не очень далеко: 500 километров от Костромы и 250 от ближайшей железнодорожной станции. Точный адрес Рая: Россия, Костромская область, Вохомский район, почтовое отделение Лапшино, деревня Рай…»

«Однажды эти места посетил проезжий купец, и его так напоили медовой брагой, что, выйдя из-за стола, гость умилился и молвил: “Хорошо у вас тут, прямо рай!” С тех пор и стали звать деревеньку Раем».

«Сейчас в Рай немногие стремятся , – писал ученик Лапшинской школы, завершая свой труд. – Население этой деревни 124 человека. Яблоневых садов нет. Особых событий тут никогда не происходило. Может быть, поэтому и Рай?»

Если Рай слетел с языка захмелевшего купчины, то Иерусалим принес с собой странник. Один местный житель ходил пешком в Святую землю. А вернувшись, так досаждал встречным и поперечным россказнями о «Ерусалиме», что насмешники перекрестили сельцо, где он жил, в Иерусалим. И, как часто бывает, прозвище прижилось, а настоящее имя постепенно стерлось из памяти.

Директор Лапшинской школы Евдокия Исакова, сама по образованию историк, услышав наши расспросы о давних временах, отвела нас в избу, где помещается школьная столовая, и показала местную реликвию: стол, за которым происходила коллективизация.

Теперь за столом, где крестьяне под диктовку комиссаров писали заявления о вступлении в колхоз, обедают их правнуки. А учителя после уроков солят огурцы и рубят капусту со школьного огорода. Из окна столовой видно, как бродит по грядкам задумчивый теленок Зося, собственность одной учительницы.

Стол знаменит не только участием в коллективизации. Это единственный предмет, уцелевший в большом пожаре, который несколько лет назад полностью уничтожил старое здание Лапшинской школы.

Костромская область, по меткому определению наших чиновников, – регион депрессивный, то есть не способный содержать самого себя, живущий на милостыню федеральных дотаций. Непредвиденные расходы – вроде восстановления сгоревшей деревенской школы – в этих краях дело совершенно безнадежное: денег нет и взять их негде. Что Москва заметит далекое, затерянное в сусанинских болотах сельцо Лапшино с его нуждой, здесь, конечно, никто не ждет.

В той же Костромской области, в деревне Боговарово, после пожара дети шесть лет учились в руинах родной школы. Но там хотя бы крыша сохранилась. А в Лапшине от школы остались только обгоревшие кирпичные стены да представленный нам дубовый свидетель коллективизации.

И тогда произошло то, что возможно, пожалуй, только в России, где предельная униженность нищеты сочетается с беспредельной отзывчивостью других таких же нищих, готовых отдать последнее.

– В базарный день отправились на рынок, – усмехается Евдокия Исакова. – Подходили с ведомостью к каждому торговцу, объясняли, какую сумму надо собрать. А дальше – «люди добрые, поможите, чем сумеете». И никто не отказывал. Кто давал сто рублей, кто десять копеек. Так и ходили с шапкой.

В холле заново отстроенной Лапшинской школы на стенах – длинные, от пола до потолка, – списки жертвователей. Как говорит Евдокия Исакова, не забыты в них и те, кто помог десятью копейками.

Соседняя деревенька Вохма однажды прославилась на весь мир. В 1928 году местный радиолюбитель Николай Шмидт, тракторист и киномеханик, первым поймал сигнал SOS арктической экспедиции Нобиле. По причудливым законам отражения радиоволн сигнал бедствия с потерпевшего крушение дирижабля «Италия» уловили не мощнейшие станции Европы, а самодельный одноламповый приемник Николая Шмидта. Экспедицию спасли, и мир опять забыл про Вохму.

В Вохме живет человек, который вот уже много лет занимается тем же самым, что и Лапшинские погорельцы: просит денег для детей. Просит у своих и у чужих, звонит в Кострому, шлет телеграммы в Москву и факсы в Америку, убеждает, упрашивает, достает из-под земли.

Главный ветеринарный врач района Владимир Худынцев однажды случайно попал в местный интернат и увидел, как живут воспитанники: одна пара сапог на несколько человек. Первый обувается и идет в школу, потом воспитатель относит обувь обратно, отдает следующему и так далее.

Директор интерната Вениамин Шадрин на вопрос о сапогах только рукой махнул. И рассказал, как накануне ездил к знакомому батюшке просить денег на ручки и тетради:

– Обычных ручек купить не могу, какие тут сапоги!

Единственный на всю Вохму богач помогать интернату не захотел.

– Вон проехал на «тойоте» без номеров, – Худынцев грозно тычет пальцем в клубящуюся над безлюдной дорогой пыль. – Хозяин пилорамы. На него пашут выпускники интерната. Он прямо сказал: нет обуви – пускай в школу не ходят. Конечно! Ему нужны необразованные рабы. Чтоб за бутылку работали.

После отказа хозяина пилорамы Худынцев не оставил своих попыток помочь детям. И вскоре обнаружил недалеко от Вохмы швейцарскую фирму по заготовке леса. Деревоплитой, которую он раздобыл у иностранцев, отремонтировали и интернат, и школу.

Еще Худынцеву удалось зазвать в Вохму двух американских волонтерок, которые денег не дали, но зато целое лето совершенно бескорыстно учили интернатских детей играть на скрипке.

– Я смотрел на них и думал: почему мы-то не можем любить собственных детей? – удивляется Худынцев. – Кто из них без любви вырастет? Я видел, как они дерутся. Эти дети никогда не плачут. Слезы текут, а они не плачут, понимаете? Сжимают кулаки и прут напролом. Это наше будущее. Страшное, безжалостное.

Но все-таки именно они, эти «дети, которые никогда не плачут», своими руками посадили на окраине Вохмы яблоневый сад в память погибших в Беслане. Не по учительской указке, а по собственному порыву.

Туда нас тоже сводил ветеринар Худынцев. Яблони пока еще не выросли, и на месте будущего сада пожилые воспитательницы копают безотказную картошку.

Возвращаясь, мы вновь видим знак, указывающий дорогу в Рай. И опять проезжаем мимо. В каком-то безотчетном смущении. Потому что ясно: пути туда пока нет. Только направление.

…Наталья из соседней деревни, лет десять назад она сразу лишилась мужа и троих детей: в отлучку её они померли от угара. С тех самых пор она продала хату, бросила хозяйство и странствует.

Говорит Наталья негромко, певуче, простодушно.

Сочинение

Вся наша жизнь – это череда взлетов и падений, черных и белых полос, и от того, как мы будем относиться к своим проблемам, зависит все наше дальнейшее существование. Как нужно относиться к жизненным трудностям? Вот над каким вопросам предлагает нам задуматься А.К. Воронский в данном мне тексте.

Писатель знакомит нас с историей женщины, в жизни которой, на первый взгляд, все настолько не складывалось, что у большинства из нас, наверное, давно бы опустились руки. Однако Наталья в один момент лишилась мужа и троих детей, после чего пустилась в одинокое странствие. Была ли она разочарована, разбита и подавлена? Напротив, автор акцентирует наше внимание на том, что в голове его сохранилось простодушие и певучесть, словах – чистота, во всем её облике – простота, теплота, спокойствие и величавость. Мы понимаем, что несмотря на серьезные жизненные трудности, Наталья сохранила гармонию своей души и продолжила жить, относясь к черным полосам своей жизни как давно ушедшему прошлому. Она говорит охотно на любые темы, однако лишь об истоках своих странствий предпочитает не распространяться – наверное, чтобы загасить боль утраты, не хватит и всей жизни.

А.К. Воронский убежден, что никакое несчастье не заслуживает того, чтобы ему посвящали целую жизнь, и даже её часть. О проблемах лучше не думать вовсе, а если и вспоминать, то только как о давно ушедшем прошлом. Никакие трудности не должны менять облик человека: с ними нужно бороться, а, если борьба бессмысленна, вычеркивать их из своей жизни.

Я, как и автор, убеждена в том, что любые, даже самые нерешаемые проблемы не достойны скорби, а уж тем более жизни человека. Что бы ни случилось, как бы не сложились обстоятельства, стоит продолжать жить, любить, мечтать, стремится, может, открыть для себя новую страницу и поменять все, продолжая радоваться каждому мгновению, ведь, по сути, это все, что у нас есть.

В пример к данному тезису хотелось бы привести рассказ А.И. Солженицына «Матренин двор». В нем автор повествует нам об истории женщины, чья жизнь, на первый взгляд, - сплошная череда трагических обстоятельств. Война разъединила Матрену с женихом, и героиня была вынуждена выйти замуж за его брата, который тоже вскоре безвозвратно ушел на войну. Один за другим у женщины погибают дети, и Матрена остается одна, имея лишь шаткую усадьбу с тараканами и мышами и «криворукую козу». Казалось бы, обреченная на вечное одиночество женщина, сломленная под тяжестью обстоятельств, должна отчаяться и перестать делать какие-либо попытки к собственному счастью. Но этого не происходит. Матрена, вопреки всем трудностям, берет на воспитание племянницу Киру, и девочка становится счастьем и смыслом жизни героини. За все произведение Матрена не проронила ни одного бранного слова, она не жаловалась и не вешала на других свои проблемы. Наоборот, женщина помогает всей округе, при этом не требуя взамен никакой ответной помощи.

Точно так же к своим проблемам относится герой рассказа М.А. Шолохова «Судьба человека». В самом начале войны Андрей Соколов теряет всю семью, а позже, встретив своего единственного сына, узнает о том, что и он погиб. Герой испытывает на себе все тягости войны, но даже в плену не теряет человеческое лицо. Через голод и пытки он проносит в своем сердце милосердие и доброту, и, встретив беспризорного, такого же одинокого, как он сам, маленького мальчика, Андрей Соколов дарит ему свою любовь и поддержку. Обстоятельства жизни изменили облик и взгляд героя, но не сломили его дух, потому что этот боец умел относиться к жизненным трудностям и несмотря ни на что сохранял в своей душе веру в счастливое будущее.

Всегда стоит помнить, что наше существование обусловлено нашим восприятием жизни. И, как бы не сложились обстоятельства, какой бы груз не лег на наши плечи, стоит всегда помнить о том, что никогда не поздно все начать сначала. Можно поменять курс, стиль и образ мышления – но не никогда не стоит переживать из-за чего-либо, и, тем более, винить себя в сложившихся обстоятельствах.

Мать Людмилы лежала там вместе с женщиной из соседней деревни — некой Натальей. Из-за того что у одной из рожениц болела грудь, вторая кормила и свою, и чужую новорожденную девочку.

Неужели кто-то из матерей случайно или специально поменял своего ребенка на чужого? Чтобы выяснить это, сестры решили сделать тест ДНК.

Он показал: да, они действительно не родственники. Страшные предположения оказались правдой.

Получается, настоящая мать Людмилы — та самая Наталья? Женщины уже нет в живых. Зато жив один из ее сыновей — Фёдор.

Он не верит в то, что одну из его сестер подменили в роддоме. И утверждает, что мать рожала всех своих детей дома. Во всяком случае, так рассказывала она сама.

Никаких роддомов не было, приходили повитухи. От селедки кожу отдерут, и пуп перевязывали сами.

Но вывод специалистов после ДНК-теста беспощаден: Фёдор и Людмила — дети одной матери… А любимая старшая сестра Фёдора была ему не родной. Она — та самая вторая девочка из роддома.

Невыясненным остался один вопрос: зачем мать Фёдора придумала историю о домашних родах? Забыла, перепутала? Задать этот вопрос уже некому: Наталья умерла около 30 лет назад. Умерла в одиночестве, и лежащее в избе тело потихоньку объедали мыши.

Наталья унесла в могилу тайну о том, что случилось в далеком 1947 году. А может, никогда и не знала, что одна из ее дочерей — неродная, а родная растет в соседней деревне. Знала ли что-то воспитывавшая трех дочерей неродная, как выяснилось, мать Людмилы?

Ее тоже уже не получится спросить — она скончалась в январе этого года, а при ее жизни сестры не решились сделать тест ДНК.

Эколог Анна Головина в 2014 году продала свою квартиру в Ярославле и купила домик в деревне. Через четыре года она устроила встречу для тех, кто мечтает переселиться ближе к природе, как и она. По ее мнению, эксперимент с переездом удался. Корреспондент « » побывал в гостях у Головиной и узнал, что сподвигло ее бросить привычную городскую жизнь.

Встреча для желающих переехать

12 января Анна Головина собрала несколько десятков человек, которые хотели узнать о переезде в деревню.

Четыре года назад я продала свою городскую квартиру, купила дом в деревне и машину, теперь строю второй дом на участке. Развожу пчел и куриц. Год назад решила, что могу рассказать о своих успехах людям, - с этого начала эколог свой рассказ о жизни в деревне бывшего горожанина.

По ее мнению, столько собравшихся - это еще вершина айсберга, в 2014 году социологи Высшей школы экономики насчитали 30% горожан, которые готовы уехать в деревню, если там будут необходимые блага цивилизации. Людей, которые бросают городскую жизнь и переселяются на село, принято называть дауншифтерами [согласно Википедии, дауншифтинг - это жизнь ради себя]. Есть более научное название процесса переселения из мегаполисов - рурализация. Самый известный и медийный переселенец в деревню - это бывший олигарх и банкир Герман Стерлигов, который переехал в подмосковную деревню еще в 1990-х.

Я помогаю в деятельности общественному совету по экологии при губернаторе и, к сожалению, обременена знаниями по экологии города, - объясняет свой переезд Головина. - У меня в голове соединились две мысли - хочется быть поближе к природе и подальше от города. Потому что реально немного страшно. Это не только мое эгоистическое желание себя спасти, я хочу рассказать, что есть альтернатива и везде есть свои плюсы и минусы.

Анна Головина считает, что ей повезло с выбором домика в деревне, хотя она и выбирала его, основываясь на трех критериях - цене, удаленности от Ярославля и наличниках, они очень понравились переселенцу. На самом деле она рекомендует учитывать больше факторов при выборе нового жилья - тут важны и соседи, особенно те, у которых есть трактор, важно, чтоб вокруг дома росли деревья - иначе будут задувать ветра, которых в городе не чувствуешь. Важно, чтобы дом стоял на пригорке - весной эколог обнаружила, что на границе ее участка разлился еле заметный до этого ручей. Самым отчаянным переселенцам она не советует отказываться от электричества - в быту без него никак, даже если блага цивилизации очень надоели. Плюсом будет, если на участке уже растут плодовые деревья и кустарники. Нужен колодец, пригодятся теплицы. А в ее случае еще хорошо, что сельская администрация периодически расчищает дорогу до деревни.

Напоследок для аудитории эколог рассказала и о своих способах заработка - это и услуги фрилансера, и организация раздельного сбора отходов на музыкальном фестивале, а с недавнего времени она открыла у себя на участке древесный питомник. При этом во время жизни в деревне, по ее словам, несколько меняется отношение к деньгам:

Можно неделю жить на 100 рублей. Вроде деньги кончаются, но ничего страшного не случилось - ты же живешь на всем готовом.

Некоторые проблемы, по сравнению с городскими, и вовсе переворачиваются на 180 градусов - горожанам важны зеленые насаждения, а в деревне важно не зарасти травой в человеческий рост. Городские выкидывают кучи мусора ежедневно, а в деревне почти нет отходов - что-то сжигается в печи, органика идет на компост, остальное используется в хозяйстве. Головина регулярно сдает вторсырье в ярославский «Экомобиль ».

В гостях у эколога в деревне

На следующий день Анна Головина принимала журналистов уже у себя дома. Она живет на окраине небольшой деревеньки в 20 км к северу от Ярославля. Напротив ее дома стоит заброшенная полуразвалившаяся церковь, на 40 соток земли раскинулся ее участок - там стоят ульи, курятник, колодцы, огороды и два деревянных дома - один старый, с наличниками, другой новый, еще недостроенный. На месте огорода из земли торчат ростки - это питомник деревьев редких пород. Там растут красный дуб, маньчжурский орех, сибирская лиственница, сахаристый клен и другие редкие для Ярославской области породы.

В доме с Головиной живут шесть кошек и собака, топится русская печь. Друзья помогли ей обзавестись всем этим хозяйством - деревенский дом помогала выбрать подруга, первый улей подарили друзья, а новый дом помогает строить друг и единомышленник Андрей - он тоже переехал в деревню и делится опытом с новичками, а мать делает из собранных на огороде ягод варенье. Эколог принципиально не ест мяса, даже умершую курицу похоронила в земле.

В деревне все друг друга знают - появление Головиной не оставило никого равнодушным, она со всеми смогла договорится. В тяжелой работе ей помогает сосед, который пристрастен к алкоголю, зато его она может забрать на машине из соседней деревни, если переберет спиртного. Соседка зовет ее к себе в баню, а владельцы тяжелой техники помогут вытащить застрявшую машину.

Активистка считает, что хорошо ладит с деревенскими людьми, потому что похожа на них по складу духа:

Есть история про то время, когда я еще только приехала сюда. К нам с подругой приходят три мужика с винтовками. Они были немного в подвыпившем состоянии. И говорят нам: «Девчонки, вы больше по этой дороге не ездите». А дорога - единственное, по чему можно было проехать до дома. Мы приуныли, но сказали «Хорошо». После этого познакомились с ними, разговорились, они сказали, что это их дорога, потому что они ее строили. А у подруги была Subaru - тяжелая машина, по мнению мужиков. Мы их очень испугались, но выяснилось, что мужики провели себе дорогу по своим частным территориям, а сами шли с ружьями потому, что хотели подстрелить сбежавших от соседей кроликов, которые погрызли чьи-то овощи.

Не все так радужно

Анна Головина уверена, что во многом ей очень повезло. Так бывает не со всеми переселенцами - конезаводчиков, которые поселились в Даниловском районе Ярославской области, не взлюбили местные жители - они перекрывали им дорогу шлагбаумом, местная администрация строила бюрократические козни. Головина как общественник тоже не со всеми нашла общий язык - ярославские «борцы с сектантами» считают, что раз к ней на экологические мероприятия приходят кришнаиты, а региональное отделение движения «Мусора. Больше. Нет» не имеет юрлица, значит, ее движение похоже на секту. Недоброжелатели звонили собственнику помещения, в котором проходила встреча для желающих переехать из города, спрашивали: «Почему вы сдаете актовый зал сектантам?». У владельца офиса хватило воли не поддаться на такие уговоры.

​2017 год был объявлен российскими властями Годом экологии. « »​ экспертов-экологов в регионах, как они оценили его итоги.

В ноябре 2017 года Общероссийский народный фронт выпустил рейтинг экологического развития городов за 2016 год - ​Ярославль в нем 12-е место, но Анна Головина скептически отнеслась к таким результатам.

Реклама . Собираетесь переезжать? Интересует перевозка мебели? Компания «Транс Мувинг» поможет ам осуществить переезд быстро и комфортно. Больше информации на сайте www.trans-moving.com.ua . У нас есть большой автопарк автомобилей на ваш выбор.

Казалось бы, каждому человеку дорого доброе слово. Казалось бы, каждый нуждается в ласке и каждый ищет сочувствия и поддержки. Однако в действительности наши искренние и доброжелательные порывы зачастую наталкиваются на холодность и равнодушие.

Проблему бесчувственности поднимает в своем произведении и автор данного фрагмента. Главный герой, рассказчик, во время своего обучения в бурсе был довольно равнодушен к чувствам окружающих.

Он позволял себе задирать ровесников, пакостил и досаждал старшим. Но особенно ярко его бесчувственность показывает случай со странницей Натальей, его старой знакомой. Женщина ради него совершает тяжелый переход, несет ему в подарок собственноручно сделанные пышки. А в ответ он обращается с ней по-настоящему оскорбительно. Чтобы не заслужить насмешек бурсаков, он выводит ее на задворки и старается быстрее отделаться от нежеланной посетительницы. Ради репутации хулигана он отталкивает от себя человека искреннего и доброго. Наталья горюет, наблюдая эти перемены в мальчике.

Позиция автора заключается в том, что бесчувственность приносит людям печали и разочарования. Я согласен(-на) с данным утверждением потому, что трагические последствия, вызванные равнодушием, не всегда возможно исправить.

В «Дубровском» А. С. Пушкина злым гением и образцом бесчувственности является деспотичный помещик Троекуров. Руководствуясь собственными соображениями и желаниями, он выдает выдает свою дочь за богатого и старого князя. К горю Маши, к тому времени успевшей полюбить Дубровского, он остается равнодушным и венчанием обрекает ее на безрадостную жизнь с нелюбимым человеком.

А в романе Михаила Шолохова «Тихий Дон» бесчувственность мужа, Григория Мелехова, и его эгоизм подталкивают его законную жену на преступление. Узнав, что Григорий вновь с Аксиньей, Наталья решается на аборт, убийство нерожденного ребенка. В результате операции, совершенной невежественной повитухой, она умирает, и только после смерти жены Григорий осознает, как дорога она ему была.

Таким образом, человеку должно заботиться не только о своих собственных чувствах, но и быть внимательным к окружающим людям, чтобы роковой оплошностью не допустить трагедии.