Последний из тилацинов. Как истребили сумчатых волков. Аргентинское танго. Как истребили рыбу в океанах

Колонизация Австралии и Тасмании стала ярким примером того, как англосаксонская раса, истребляя аборигенов, завоевывала жизненное пространство.

В 1803 году на остров Тасмания из Сиднея под командой Джона Боуэна была отправлена небольшая партия поселенцев с целью предотвращения французских притязаний на остров. Перед ними ставилась задача развития сельского хозяйства и промышленности.

Аборигены встретили колонистов без враждебности, но вскоре изменили свое отношение к белым. Ради собственного процветания британские поселенцы отнимали землю у коренных жителей, которых убивали, насиловали и обращали в рабство. Попытки аборигенов в начале 1820-х годов оказать сопротивление, называемое «черной войной», жестоко подавляла колониальная армия:

Окончательное истребление в крупном масштабе могло быть осуществлено только при помощи юстиции и вооруженных сил… Солдаты сорокового полка загоняли туземцев меж двух каменных глыб, расстреливали всех мужчин, а потом вытаскивали женщин и детей из скальных расселин, чтобы вышибить им мозги.

Тасманийцы с копьями в руках были совершенно беззащитными против европейцев, вооруженных огнестрельным оружием, поэтому очень скоро «черная война» превратилась в настоящую охоту англичан за аборигенами, которая происходила с санкции британских органов власти.

В свидетельствах тех событий встречаются описания этого жестокого и кровавого развлечения британцев: пригласив соседей с семьями на пикник и отобедав, джентльмены брали ружья, собак, 2–3 слуг из ссыльных и отправлялись в лес искать чёрных. Охота считалась удачной, если удавалось подстрелить женщину или 1–2 мужчин.

Американский биогеограф Джаред Даймонд приводит и другие факты кровавого веселья галантных и благородных англичан:

Один пастух расстрелял девятнадцать тасманийцев из фальконета, заряженного гвоздями. Четверо других напали на коренных жителей из засады, убили тридцать человек и сбросили их тела с горы, ныне называемой Виктори-хилл

Истребление туземцев колонизаторы рассматривали как спорт и гордились своими «достижениями». Один из солдат рассказывал о «подвиге» путешественнику Халлу:

Много черных с женщинами и детьми собрались в овраге близ города… мужчины сидели вокруг большого костра, в то время как женщины были заняты приготовлением на ужин еды. Туземцы были застигнуты врасплох отрядом солдат, которые без предупреждения открыли по ним огонь, а затем бросились добивать раненых. Один солдат проткнул штыком ребенка, ползавшего около своей убитой матери, и бросил его в огонь.

В 1828 году губернатор Тасмании запретил коренным жителям появляться в той части острова, где жили европейцы. Любого аборигена, нарушившего данный запрет, разрешалось убить на месте.

Кроме того, европейцы занимались «отловом чёрных» и продажей их в рабство. Врач французского китобойного судна Феликс Мейнард так описал облавы на туземцев:

Итак, началась охота на людей, и с течением времени она становилась все более жестокой. В 1830 году Тасмания была переведена на военное положение, по всему острову была выстроена цепь вооруженных людей, которые пытались загнать аборигенов в западню. Коренным жителям удалось пробраться сквозь кордон, однако воля к жизни покинула сердца дикарей, страх был сильнее отчаяния…

Французский географ и историк Элизе Реклю писал:

28 декабря последние туземцы, преследуемые как дикие звери, были загнаны на оконечность одного возвышенного мыса, и это событие праздновалось с триумфом. Счастливый охотник Робинсон получил в награду от правительства имение в 400 гектаров и значительную сумму денег.

В результате, к 1833 году на всем острове оставалось около трехсот аборигенов из пяти-шести тысяч, проживавших там ранее до покорения британцыми Тасмании. Почти все они были переселены на остров Флиндерс, где в течение 10 лет три четверти из них умерли.

В 1876 году умерла последняя представительница коренного народа Тасмании Труганини, и остров, по выражению английских официальных документов, стал совершенно «очищенным» от туземцев, если не считать ничтожного количества европеизированных метисов англо-тасманийского происхождения.

Итог геноцида тасманийцев цинично подвел британский историк и журналист Хэммонд Джон Лоуренс Ле Бретон: «Тасманийцы были бесполезны и все умерли».

В Австралии забавы английских джентельменов мало чем отличались от развлечений их соседей на острове Тасмания. Астралийское правительство, по образцу карательных отрядов тасманийского правительства, создало подразделение конной полиции — так называемых «полицейских для дикарей».

Это подразделение выполняло приказ «найти и уничтожить»: аборигенов либо убивали, либо сгоняли с обжитых территорий. Чаще всего полицейские окружали стоянку аборигенов ночью, а на заре нападали и расстреливали всех.

Последнее массовое убийство мирного племени, которое подтверждается документами, было совершено отрядом полицейских в 1928 году на Северо-Западе: жителей захватили, сковали построили затылок в затылок, а потом всех, кроме трех женщин, убили. После этого полицейские сожгли трупы, а женщин взяли с собой в лагерь. Покидая лагерь, женщин они тоже убили и сожгли.

Белые поселенцы также широко применяли для уничтожения аборигенов отравленную еду. Один из колонизаторов в 1885 году бахвалился:

Чтобы успокоить ниггеров, им дали нечто потрясающее. Еда которую им раздавали наполовину состояла из стрихнина, и никто не избежал своей участи… Владелец Лонг-Лэгун при помощи этой хитрости уничтожил более сотни черных.

Среди англо-австралийских фермеров процветала торговля туземными женщинами, и английские поселенцы охотились на них целыми группами. В одном правительственном сообщении за 1900 год отмечается, что «этих женщин передавали от фермера к фермеру, пока, в конечном счете, их не выбрасывали как мусор, оставляя гнить от венерических болезней».

В конце XIX века англосаксонские расисты развлекались и тем, что загоняли целые семьи аборигенов в воду к крокодилам.

Колонисты не получали прямых указаний из Лондона об уничтожении аборигенов, но нельзя сказать, что никто из британских мыслителей не «благословил» их. Так, например, Бенджамин Кидд категорически утверждал, что «рабство — самое естественное и одно из самых разумных установлений».

Конституция Австралийского Союза, действовавшая уже в послевоенные годы, предписывала (статья 127) «не учитывать аборигенов» при подсчете населения отдельных штатов. Таким образом, конституционно отвергалась их причастность к роду человеческому.

Еще в 1865 году европейцы, столкнувшись с коренными жителями, не были уверены, имеют ли они дело «с умными обезьянами или с очень низкоразвитыми людьми».

В 1901 году политик-лейборист из Квинсленда Винсент Лесина заявил в австралийском парламенте: «Ниггер должен исчезнуть с пути развития белого человека» - так «гласит закон эволюции».

Англичане-колонисты открыто совершали зверства против аборигенов Австралии и Тасмании не только из-за земли или даже расовой ненависти, но и просто для удовольствия, показывая свою жестокость, моральную мерзость, алчность и внутреннюю подлость.

Мифы большинства народов мира содержат образы могучих врагов - от величественных титанов до сказочных огров-людоедов. На самой заре своей осмысленной истории наши предки выдержали несколько тысяч лет войны с очень похожим и совершенно реальным противником - грозными неандертальцами.

Как рассказывает Warhammer 40000, четыреста веков спустя человечество не ждёт ничего хорошего. В далёком будущем только война, гримдарк, геноцид, взаимное истребление и прочие неисчислимые ужасы.

Будем надеяться, что это лишь творческое преувеличение. А вот 40 тысяч лет тому назад наши предки действительно пережили что-то подобное. Были в ту эпоху и тысячелетние войны, и гримдарк и геноцид, и взаимное истребление.

Ареной драмы был странный и непривычный мир великого Вюрмского ледника. Десятки тысяч лет от Ирландии до Каспия проходила граница вечного льда - гигантского панциря, достигавшего в северных областях толщины в пару километров. Южнее располагалась бескрайняя мамонтовая степь с редкими перелесками. Нечто похожее можно увидеть в Новой Зеландии или некоторых местах азиатского континента, где в одном пейзаже соседствуют степная равнина и покрытые снегом горы.

По этим степям бродили гигантские стада мамонтов, бизонов, шерстистых носорогов и прочих крупных животных. А за ними кочевали охотники-неандертальцы (или палеоантропы). Примерно 130 тысяч лет назад они безраздельно господствовали в Европе.

Всего между ледником и Средиземным морем маленькими семейными группами по 10-15 человек жили около 150 тысяч неандертальцев. Никаких племён - лишь отдельные роды. Которые, похоже, особо и не общались между собой: практически все найденные орудия труда и прочие артефакты неандертальцев отличаются друг от друга и сделаны из разных материалов, характерных для конкретной местности.

Аш назг барук кхазад!

На взгляд современного человека, неандертальцы выглядели как смесь орка и гнома. Покатый лоб, массивные надбровные дуги и «обезьянья» нижняя челюсть, сильно выдвинутая вперёд. Ниже среднего роста, зато очень крепкого телосложения: мышечная масса палеоантропа была на 30-40% больше, чем у наших предков.

У неандертальцев царило гендерное равноправие. Их могучие женщины охотились на крупную дичь наравне с мужчинами. И наравне с ними же погибали в схватках с мамонтами, буйволами, пещерными медведями и саблезубыми тиграми.

Человек неандертальский знал огонь, умел делать костяные рубила, хоронил своих мёртвых. Но его культура практически не развивалась и не менялась. На протяжении десятков тысяч лет во всей Европе и за её пределами первобытные люди использовали одни и те же орудия и технологии. Не поколебало эту стабильность даже извержение супервулкана Тоба 70 тысяч лет назад.

Впрочем, глобальные изменения в образе жизни и культуре наших прямых предков произошли лишь 45 000 лет назад. А до этого рубежа они пользовались примерно тем же комплектом орудий, что и неандертальцы, с унылой стабильностью. Десятки тысяч лет - тысячи поколений - одно и то же, практически без изменений. Поймал, сожрал, поспал. Повторить.

На Ближнем Востоке наши предки и неандертальцы соседствовали несколько десятков тысяч лет. Периодически выгоняя друг друга с охотничьих угодий, из облюбованных пещер и без зазрения совести пожирая не успевших убежать. Преимущества не имел никто.

Болтун - находка для прогресса

45 тысяч лет назад в среде наших предков вспыхнула технологическая и культурная революция. В считанные тысячи лет примитивные каменные инструменты сменились тонкими изящными лезвиями, обработанными гораздо лучше. Появились орудия и музыкальные инструменты из кости и рога. Возникли татуировки, статуэтки «венер», рисунки на стенах пещер и украшения в одежде. С этого времени наших предков называют кроманьонцами.

Немало учёных связывают этот эволюционный скачок с одним из самых фундаментальных прорывов в истории нашего вида: кроманьонцы додумались до речи. «Ых» и «Ух» были заменены на первые примитивные языки. Стало возможным накапливать и передавать знания.

Помимо всего прочего, речь дала потрясающее военное превосходство.

Вместо мычания и тыканья пальцем стало можно сказать что-то вроде: «Ух-Ых, лезь на дерево и кидай в них каменюки». А это уже сложные тактические решения!

Изменилась и социальная структура. Отдельные семейные группы начали сменяться родовыми общинами. Возникли первые временные поселения из землянок и хижин.

Потом кроманьонцы за пару тысяч лет вырезали и съели своих соседей-неандертальцев на Ближнем Востоке и ворвались в Европу.

Порядок бьёт класс

«Один араб легко убьёт одного француза. Десяток арабов и десяток французов имеют равные шансы. Сто французов легко победят сотню арабов», - говорили во Франции в XIX веке.

В случае неандертальцев и кроманьонцев ситуация была примерно той же. Каждый палеоантроп вне зависимости от пола по человеческим меркам был непобедимым богатырём и «качком». Удар его руки даже без дубины мог иметь жуткие последствия.

А ведь пользовались они не только дубинами, но и копьями. С толстыми древками длиной до трёх метров! Вероятно, свои копья и булыжники неандертальцы метали с той же сокрушающей силой.

Человек неандертальский плохо бегал, но был гораздо выносливее кроманьонца. И выживал при более многочисленных и тяжёлых ранениях. В бою один на один кроманьонец, скорее всего, был обречён.

Вот только неандертальцы так и не пошли по пути кроманьонцев. Они не сумели совершить той же революции и по старинке жили малыми семейными группами. Вероятно, говорить они так и не научились. Среди причин, по мнению ряда учёных, есть и сугубо анатомические: от устройства связок, резко уменьшавших число произносимых звуков, до более примитивного мозжечка, который значительно снижал способности к учёбе и творчеству.

В результате кроманьонцы были физически слабее, но их было гораздо больше. Разделение труда между мужчинами-охотниками и женщинами-собирательницами - а также появление сложных, массовых охотничьих тактик - позволило им получать с тех же ландшафтов гораздо больше еды. И потому на пять-десять взрослых неандертальцев выходило два-три десятка кроманьонцев, быстро научившихся окружать, обходить с тыла, убегать от могучих, но медлительных врагов, уворачиваться от массивных булыжников.

Война тянулась от двух до пяти тысячелетий. И апофеоз пришёлся на те самые 40 тысяч лет назад.

Кроманьонцы шли вперёд, вырезали и пожирали семьи неандертальцев. Те упорно дрались, заставляя врага платить кровью за каждый квадратный километр мамонтовой степи и каждую пещеру. Вполне возможно, что за каждого убитого палеоантропа кроманьонцам приходилось терять несколько жизней. Иначе управились бы быстрее.

Это была бесконечная и беспощадная взаимная резня, длившаяся сотни поколений без остановки. В остатках очагов наших предков нередки обглоданные кости неандертальцев. А на местах обедов палеоантропов упокоились останки многих кроманьонцев со следами острых резцов.

Оба вида первобытных людей при случае и соплеменников ели за милую душу, а уж друг друга и подавно.

Не только гастрономический интерес

Кроманьонцы за несколько тысяч лет перебили и съели всех неандертальцев. Некоторые палеоантропы явно пытались напрячь мозг и понять, как же этим пришельцам удаётся быть такими хитрыми. В слоях того времени археологи находят так называемые шательперонские орудия. Судя по всему, изготовленные неандертальцами, но больше похожие на грубые попытки повторить материальную культуру кроманьонцев. А быть может, это следы материальной культуры семей‑полукровок.

Потому что в 2010 году генетики установили: кровь неандертальцев всё же течёт в наших венах. Отношения двух видов не сводились исключительно к вопросам борьбы за земли или взаимным кулинарным экспериментам. И судя по всему, такие отношения - добровольные и нет - были достаточно распространённым явлением.

Ведь генов самых древних европейцев в нас немного - 3-5%. Но зато они есть у подавляющего большинства наших современников. От марокканцев и до индейцев Патагонии. Нет их лишь у обитателей Транссахарской Африки, чьи предки не ходили за Синай.

Наследие съеденной расы

Вполне возможно, что память об этой долгой резне отпечаталась в исторической памяти человека. Наше воображение до сих пор бередят, с одной стороны, образы могучих и свирепых великанов-людоедов, а с другой - всепожирающих орд мелких, но хитрых и опасных пришельцев.

Мне лично очень симпатична народная теория, что рыжеволосость или свойственная кельтам свирепость - это то самое наследие неандертальцев. Тем более, что рыжих и кельтов больше всего как раз в Западной Европе.

Может оно и так, вот только генетики говорят: у азиатских народов неандертальского наследия больше. И какой-нибудь японский геймер оказывается ближе к суровым неандертальцам, чем брутальный шотландец с роскошной рыжей бородой.

А ещё недавние исследования вроде как говорят, что человек неандертальский подложил победителям изрядную генетическую свинью. Прямо-таки саблезубую.

Целый ряд генов, отвечающих за всяческие неприятные явления - от склонности к психозам и до болезней кожи - относятся именно к фрагментам неандертальской ДНК. Они же отвечают за депрессии и даже за склонность к курению.

Так что если вы мрачны и раздражительны, да ещё и не можете обойтись без пачки сигарет в день, то можете гордиться. В ваших генах явно немало наследия древних грозных обитателей Европы.

Но это не повод кушать печень налогового инспектора с бобами и кьянти. Всё же у нас тут несколько более цивилизованные времена.

АЛЕКСЕЙ КОСТЕНКОВ

История уничтожения биоресурсов в масштабах планеты, отраженная на марках и конвертах.

Через пару часов тралений суда останавливались от пойманной рыбы. Поднять трал было невозможно, и его обрубали вместе с рыбой. Тралы разрывало от количества рыбы, и все с удивлением смотрели на серебристый след мертвой рыбы, уходящий на много миль от судна... История уничтожения биоресурсов в масштабах планеты, отраженная на марках и конвертах...

Южная Америка. Благословенное по своим красотам место. Теплый океан, обилие корма, отсутствие морских хищников, давали стопроцентный шанс рыбе плодиться и размножаться. Что она и с успехом проделывала. Тучи морских пернатых всех мастей, кормившихся от морских щедрот, гнездились галдящими оравами на отвесных скалах. Естественные пищевые отходы копились на них столетиями.

Толщина в некоторых местах составляла до сорока пяти метров. Подумать только — сорок пять метров этого дела, которое, впрочем, имеет и научное название — ГУАНО. Причем самое лучшее гуано в мире. К слову скажу, что аргентинские естественные надобности дают поразительный эффект в помидорных парниках Эстонии. Вот только, как собирают это самое гуано, я не в курсе.

Но однажды в начале ночи мы приперлись под какую то россыпь скалистых островов на перегруз. Узрев с рассветом наше присутствие, пернатые снялись со своих аэродромов и пошла потеха. Это ГУАНО сыпалось так часто и так плотно, что все грузовые операции пришлось свернуть и позорно свалить подальше от скал. Часа четыре потом под унылые матюги боцманской команды отмывали и пароход, и себя заодно.

С середины 1960 года в центральную Регистровую контору, есть такая в Лондоне, начали поступать заявки о введении в состав мирового флота новых рыбодобываюших судов. Оформителем заявок было государство Перу. В те года довольно бедная страна, полностью аграрное, без каких-либо серьезных зачатков тяжелого машиностроения, так необходимого для постройки хотя бы подобия судна.

Но заявки поступали почти ежемесячно. И почти одновременно начался вал заявок от Аргентины. Складывалось впечатление, что южно-америкосы спускают на воду все, что только может на ней держаться, включая чугунные ванны, банные шайки и деревянные заборы.

Тут уже явно прослеживалась схема. И ближе к годам 70 -м стройная компашка мировых монстров рыбодобычи, таких как Япония, СССР, США, Норвегия, Канада, Испания с удивлением отметала, что они уже не первые и даже не вторые на этом пьедестале. Флоты Перу и Аргентины резко вышли на второе и третье места соответственно не только по рыболовному тоннажу, а также заодно лихо обскакав их и по добыче рыбы. А на рыболовном горизонте на всех парах к ним мчалась еще и Чили. Всем стало жутко обидно, интересно, но еще больше стало завидно.

Итак, Аргентинское танго

Союз погнал на другой конец света лучшее, что было на тот момент — средние рыболовные траулеры /СРТ/.

Русские рыбохваты за 35 суток докатывались к далеким берегам. Поисковую аппаратуру можно было смело выкинуть за борт, она тут была не нужна. Cтаи чаек, бакланов точно показывали нахождение косяков. Рыба была ВЕЗДЕ, и весь мир тоже был здесь. И только местному маломощному флоту Аргентины и Перу не было места на этом празднике жизни. На ночных вахтах невозможно было сосчитать суда вокруг, да и ночей практически не было, так было светло от судовых огней. Траления производились очень просто — друг за дружкой, поэтому-то и район промысла моряки окрестили АРГЕНТИНСКОЕ ТАНГО.

В те далекие годы вовсю применяли лов сетями. Разумеется, все там было по-взрослому, и эта сеть была длинной до одного километра при высоте стенки 120 метров. Называлось все это хозяйство — кошельковый невод.

Вот как раз на марке Чили и показан момент отдачи такого невода с борта судна. А на КПД Норвегии видна лодка позади сейнера, вот она-то и оббегает рыбный косяк по кругу, затем свою сторону передает на судно. Оба конца сети подтягиваются, и косяк оказывается в ловушке. Все остальное, как на марке Северной Кореи — выборка невода. Но сюжет марки Англии для меня — это не просто красивая картинка.

Глядя на нее, я слышу, как трещат моряцкие спины от непомерных нагрузок. Как летит штормовая волна, с шумом разбиваясь об борт, и текут мокрые струйки за шиворот. Приглушенные выдохи чередуются с солеными морскими шутками. Механизация была такова, что нажал на кнопку — и спина твоя становилась мокрой. Имея собственный трюм под триста тонн, частенько в невод влетало под тысячу. Рыба быстро давилась и начинала залегать. Суда валялись в дрейфах с диким креном. Жить на них как-то еще можно было, работать — нет. Чтобы не пойти к крабам на корм, приходилось сети обрубать. Быстро вооружали новый невод, и история повторялась.

СССР 1967 г. из сцепки МН № 3326 — 3330.

НОРВЕГИЯ 1977 г. МН № 751 — 752.

ЧИЛИ 1990 г. из серии МН № 1364 — 1369.

СЕВ. КОРЕЯ 1962 г. из серии МН № 362 — 367.

ВЕЛИКОБРИТАНИЯ 1981 г. из серии МН № 891 — 894.).

Начали применять, и более современный тогда вид промысла — траловый. Это когда судно буксирует за собой специальною ловушку. На марке Новой Зеландии нарисован момент выборки трала: она, конечно, не дает правильной визуальной картинки того, что тащит за собой тральщик. Но не поленитесь и подойдите к девятиэтажному дому, подойдите к самому цоколю и, закинув голову наверх, посмотрите на крышу — вот таким было вертикальное раскрытие тралов — под 70 метров. И в ширину под 120 метров.

Никакой прежний опыт работы в бедных рыбой африканских странах тут не годился. Рыба на промысловой палубе никогда не кончалась, не кончалась все 24 часа, все 130 суток рейса. Случалось и так что, через пару часов тралений суда останавливались от пойманной рыбы. Поднять такой трал было невозможно, и его обрубали, обрубали вместе с рыбой. Тралы разрывало от количества рыбы, и все с удивлением смотрели на серебристый след мертвой рыбы, уходящий на много миль от судна. На выборках лопались от гигантских нагрузок траловые тросы, калеча палубную команду. Не успевали обрабатывать пойманный раннее улов, как снова вытаскивали полный трал.

Тугие струи пожарных шлангов лихо смывали тонны и тонны рыбы за борт. Не было соли, что бы все засолить в бочки, и рыбу снова смывали. Из этого района пошла дикая рыбацкая поговорка: трал в воду — рыбу за борт. Но была, конечно, и работа, работа для настоящих мужиков. Промысел в тропиках, без кондиционеров, с ограниченным запасом питьевой воды, без заходов в иностранные порты — все это было так знакомо и так по-нашему. И такое красивые, легкие слова — аргентинское танго — превращалось в тяжелый рыбацкий труд.

В четких планах, составленных в далеких кабинетах, было так все красиво расписано, уже все упаковано, уже все засолено и даже закатано в условные банки. Там не было только приемного флота. Господи, как молилась на него каждая экспедиция, как ждали, валясь с полными трюмами по неделям рыбаки, проклиная этот район с таким красивым названием.

«Балтийская Слава» была частым гостем в тех районах. И именно Николай Иванович Студенецкий слезно пытался радиограммами в Москву вытащить флот из этого бардака. И только благодаря его настойчивости флоту разрешили, хоть и редко, сдавать улов на Кубе. Настойчивость — она всегда оставляет шрамы на наших сердцах. Обладатель самой престижной награды среди рыбаков — Знака Почетного Рыбака за номером 1. До этого с морским юмором и достоинством носил звание — «сардинный король». Именно ему Союз обязан консервам «сардина в масле», которые изготовлялись прямо на промысле. Не чета сегодняшним консервам из мороженной рыбы.

«Рыбацкая Слава». Беззаветные морские трудяги, сколько грузов перевезено, сколько радости доставляли они на промысел в виде писем, маленьких посылочек, газет и кинофильмов. Выгрузки происходили точно так же, как на блоке Кореи. По четыре судна с каждого борта.

Причем те суда, которые стоят ближе к корме этой плавбазы — получают топливо, воду или снабжение. Шесть с половиной тысяч тонн принимали за неделю и тут же уходили на Калининград. Там за трое суток разгружались и обратно челноком на промысел. И слово это — «челнок» я впервые услышал в морях, но оно означало самую высокую степень рыбацкой благодарности. В море во время выгрузки и приемке рыбы была только одна должность — это капитан, все остальные работали в трюмах, часто по две вахты подряд.

Рыба не кончалась. Плотности косяков были такие, что казалось — косяк торчит из воды, и ни кого не пугало, что совсем скоро судовые эхолоты стали писать на морском дне огромные горы от выброшенной и смытой рыбы. Самописцы выводили на экраны эхолотов целые тралы, писали горы запутанных неводов вместе с загубленной рыбой.

Первыми забили тревогу чиновники из продовольственной Комиссии при ООН, предупредившие, что вылов подходит к критической черте — это когда добыча рыбы становится больше естественного прироста.

Развязка наступила через десять лет, в 1980 году. Рыба закончилась. Закончилась не постепенно, а резко и сразу. Огромная территория Перуанского и Аргентинского морских шельфов была в буквальном смысле этого слова загажена, она превратилась в помойку. Рыбную помойку.

С рыбой пропали и птицы, лишив перуанцев очень важной статьи дохода — гуано. Бездушная статистика отметила самое большое количество преднамеренного затопления рыболовных судов Перу, Чили, Аргентины с целью получения страховки.

Именно эти страны становятся инициаторами 200-мильных рыболовных зон.

Сейчас мы имеем то, что нарисовано на марке Новой Зеландии. От береговой черты циркулем проведена окружность в 200 морских миль или 360 километров, если хотите. И сегодня мы ловим рыбу в этой зеленой зоне ТОЛЬКО за деньги. За очень приличные деньги.

(В показе использовался материал:

НОВОЯ ЗЕЛАНДИЯ 1978 г. из серии МН № 746 — 750.

РОССИЯ 2010 г. ПК с ОМ

СССР 1990 г. МК

НОВАЯ ЗЕЛАНДИЯ 1978 г. из серии МН № 746 — 750).

…Имеем ли мы дело с умными обезьянами или с очень низкоразвитыми людьми?

Единственным разумным и логичным решением в отношении низшей расы является ее уничтожение.

Одной из позорнейших страниц истории английской колониальной экспансии является истребление туземного населения о. Тасмании.,

Британские поселенцы в Австралии, и особенно на Тасмании, ради собственного процветания систематически уничтожали коренное население и подрывали основы его жизни. Англичанам «нужны» были все земли туземцев с благоприятными климатическими условиями. «Европейцы могут надеяться на процветание, поскольку… черные скоро исчезнут…

Если отстреливать туземцев так же, как в некоторых странах отстреливают ворон, то численность [туземного] населения со временем должна сильно сократиться», — писал Роберт Нокс в своем «философском исследовании о влиянии расы»». Алан Мурхэд так описывал фатальные изменения, которые постигли Австралию: «В Сиднее дикие племена были заморены. В Тасмании они были поголовно истреблены… поселенцами… и каторжниками… все они жаждали получить землю, и никто из них не собирался позволить черным препятствовать этому.

Однако те мягкие и добросердечные люди, которых за полвека до этого посещал Кук, оказались не столь покорными, как на материке». После того как фермеры отняли землю у коренных жителей (прежде всего на Тасмании, где климат был холоднее), туземцы с копьями в руках попытались оказать сопротивление пришельцам, вооруженным огнестрельным оружием. В ответ англичане организовали на них настоящую охоту. На Тасмании такая охота на людей происходила с санкции британских органов власти: «Окончательное истребление в крупном масштабе могло быть осуществлено только при помощи юстиции и вооруженных сил… Солдаты сорокового полка загоняли туземцев меж двух каменных глыб, расстреливали

всех мужчин, а потом вытаскивали женщин и детей из скальных расселин, чтобы вышибить им мозги» (ISSO). Если туземцы были «нелюбезны [непокладисты]», англичане делали вывод, что единственный выход из создавшейся ситуации — уничтожить их. На туземцев «беспрестанно охотились, их выслеживали, как ланей». Тех, кого удавалось отловить, увозили. В 1835 г. был вывезен последний оставшийся в живых местный житель. Причем эти меры не были секретными, никто не стыдился их, а правительство поддерживало эту политику.

«Итак, началась охота на людей, и с течением времени она становилась все более жестокой. В 1830 г. Тасмания была переведена на военное положение, по всему острову была выстроена цепь вооруженных людей, которые пытались загнать аборигенов в западню. Коренным жителям удалось пробраться сквозь кордон, однако воля к жизни покинула сердца дикарей, страх был сильнее отчаяния…» Феликс Мейнард, врач французского китобойного судна, вспоминал о систематических облавах на туземцев. «Тасманийцы были бесполезны и [ныне] все умерли», — полагал Хэммонд.
* Хэммонд Джон Лоуренс Ле Бретон (1872—1949) — историк и журналист.


Европейцы нашли остров довольно плотно заселенным. Р. Пёх, полагает, что продуктами охоты и собирательства на Тасмании могло существовать около 6000 туземцев. Войны между аборигенами не шли дальше мелких межплеменных распрей. Голодовок, повидимому, не было, по крайней мере европейцы не нашли туземцев истощенными.

Первые европейцы были встречены тасманийцами с величайшим дружелюбием. По свидетельству Кука, тасманийцы из всех виденных им «дикарей» были самыми добродушным и доверчивым народом. «Они не имели свирепого вида, а казались добрыми и весёлыми без недоверчивости к чужестранцам».

Когда в 1803г. на острове было основано первое английское поселение, тасманийцы также отнеслись к колонистам без какой бы то ни было враждебности. Лишь насилия и жестокости европейцев заставили тасманийцев изменить своё отношение к белым. В источниках мы находим многочисленные красочные примеры этих насилий и жестокостей. «Некто, по имени Carrots, — рассказывает Х. Паркер, — убил туземца, у которого хотел увести жену, отрезал ему голову, повесил её, как игрушку, на шее убитого и заставил женщину следовать за собой». Тот же автор сообщает о подвигах одного тюленепромышленника, который «захватил 15 туземных женщин и расселил их по островкам Бассова пролива, чтобы они добывали для него тюленей. Если к его приезду женщины не успевали заготовить положенного количества шкур, он в наказание привязывал виновных к деревьям на 24-36 часов подряд, причем от времени до времени сек их розгами.»

В начале 1820-х годов тасманийцы делают попытки организованного вооруженного сопротивления европейским насильникам и убийцам. Начинается так называемая «черная война» («black war»), скоро превратившаяся в простую охоту англичан за тасманийцами, совершенно беззащитными против огнестрельного оружия белых.

Х. Халл прямо говорит, что «охота за черными была любимым спортом колонистов. Выбирали день и приглашали соседей с их семьями на пикник… после обеда джентльмены брали ружья и собак и, в сопровождении 2-3 слуг из ссыльных, отправлялись в лес искать тасманийцев. Охотники возвращались с триумфом, если им удавалось подстрелить женщину или 1-2 мужчин.

«У одного европейского колониста, — рассказывает Линг Рот, — была банка, в которой он хранил в качестве охотничьих трофеев уши людей, которых ему удавалось убить».

На фото: последние коренные жители Тасмании

«Много черных с женщинами и детьми собрались в овраге близ города… мужчины сидели вокруг большого костра, в то время как женщины были заняты приготовлением на ужин еды. Туземцы были застигнуты врасплох отрядом солдат, которые без предупреждения открыли по ним огонь, а затем бросились добивать раненых. Один солдат проткнул штыком ребенка, ползавшего около своей убитой матери, и бросил его в огонь». Этот солдат сам рассказывал о своём «подвиге» путешественнику Халлу, и когда последний выразил возмущение его жестокостью, тот с искренним удивлением воскликнул: «Ведь это был только ребенок!»

В 1834 г. всё было закончено. «28 декабря, — рассказывает Э. Реклю, — последние туземцы, преследуемые как дикие звери, были загнаны на оконечность одного возвышенного мыса, и это событие праздновалось с триумфом. Счастливый охотник, Робинсон, получил в награду от правительства имение в 400 га и значительную сумму денег.

Пленных сначала переводили с островка на островок, а потом заключили всех тасманийцев в числе двух сотен в одну болотистую долину о. Флайндерса. В течение 10 лет 3/4 ссыльных перемерли.


В 1869 г. на берегу Устричной бухты, близ Хобарта, умер Уильям Лэнни, последний тасманиец.

В 1860 г. оставалось уже только одиннадцать тасманийцев. В 1876 году умирает последняя тасманийка Труганини, остров оказывается, по выражению английских официальных документов, совершенно «очищенным» от туземцев, если не считать ничтожного количества европеизированных метисов англо-тасманийского происхождения.

«Во время холокоста Тасманию посетил Чарлз Дарвин. Он писал: «Боюсь, нет сомнения, что зло, творящееся здесь, и его последствия — результат бесстыдного поведения некоторых наших земляков». Это еще мягко сказано. То было чудовищное, непростительное преступление… У аборигенов были только две альтернативы: либо сопротивляться и умереть, либо покориться и стать пародией на самих себя», — писал Алан Мурхэд. Польский путешественник граф Стшелецкий.


(* Стшелецкий Эдмунд Павел (1796—1873) — польский натуралист, географ и геолог, исследователь Америки, Океании и Австралии) приехавший в Австралию в конце 1830-х годов, не мог не выразить ужаса от увиденного: «Униженные, подавленные, смятенные… истощенные и прикрытые грязными лохмотьями, они — [когда-то] природные хозяева этой земли — [теперь] скорее призраки былого, чем живые люди; они прозябают здесь в своем меланхолическом существовании, ожидая еще более меланхолического конца». Стшелецкий упоминал также про «освидетельствование одной расой трупа другой — с вердиктом: «Умерла настигнута карой божией»». Истребление туземцев можно было рассматривать как охоту, как спорт, потому что души у них как бы не было.

Правда, христианские миссионеры выступили против представлений об «отсутствии души» у «аборигенов» и спасли жизнь немалому числу последних коренных обитателей Австралии. Тем не
менее, конституция Австралийского Союза, действовавшая уже в послевоенные годы, предписывала (статья 127) «не учитывать аборигенов» при подсчете населения отдельных штатов. Таким образом, конституция отвергала их причастность к роду человеческому. В конце концов, еще в 1865 г. европейцы, столкнувшись с коренными жителями, не были уверены, имеют ли они дело «с умными обезьянами или с очень низкоразвитыми людьми».

Забота об «этих зверолюдях» есть «преступление против нашей собственной крови», — напоминал в 1943 г. Генрих Гиммлер, говоря о русских, которых следовало подчинить нордической расе господ.
Англичане, совершавшие в Австралии «неслыханное в деле колонизации» (по словам Адольфа Гитлера), не нуждались в подобного рода наставлениях. Так, одно сообщение за 1885 г. гласит:
«Чтобы успокоить ниггеров, им дали нечто потрясающее. Еда [которую им раздавали] наполовину состояла из стрихнина — и никто не избежал своей участи… Владелец Лонг-Лэгун при помощи этой хитрости уничтожил более сотни черных». «В прежние времена в Новом Южном Уэльсе бесполезно было добиваться, чтобы те, кто приглашал в гости черных и давал им отравленное мясо, понесли заслуженное наказание». Некий Винсент Лесина еще в 1901 г. заявил в австралийском парламенте: «Ниггер должен исчезнуть с пути развития белого человека» — так «гласит закон эволюции». «Мы не сознавали, что, убивая черных, нарушаем закон… потому что раньше это практиковалось повсеместно», — так звучал главный аргумент англичан, убивших в 1838 г. двадцать восемь «дружественных» (т. е. мирных) туземцев. До этой резни на Майелл-Крик все акции по истреблению коренных жителей Австралии оставались безнаказанными. Лишь на втором году царствования королевы Виктории за подобное преступление в порядке исключения было повешено семеро англичан (из низших слоев).

Тем не менее в Квинсленде (северная Австралия) в конце XIX в. невинной забавой считалось загнать целую семью «ниггеров» -мужа, жену и детей — в воду к крокодилам… Во время своего пребывания в Северном Квинсленде в 1880—1884 гг., норвежец Карл Лумхольц(*Лумхольц Карл Софус (1851—1922) — норвежский путешественник, натуралист и этнограф, исследователь Австралии, Мексики, Индонезии) слышал такие высказывания: «Черных можно только стрелять — по-другому с ними обращаться нельзя». Один из колонистов заметил, что это «жесткий… но… необходимый принцип». Сам он расстреливал всех мужчин, которых встречал на своих пастбищах, «потому что они суть скотоубийцы, женщин — потому что они порождают скотоубийц, и детей — потому что они [еще] будут скотоубийцами. Они не хотят работать и потому не годятся ни на что, кроме как получить пулю», — жаловались колонисты Лумхольцу.

Идея запуска масштабной кампании, ставшей частью политической программы «Большой скачок», родилась 18 февраля 1957 года на очередном съезде Коммунистической партии Китая. Ее инициатором выступил, как ни странно, биолог Чжоу Цзянь , являвшийся в то время заместителем министра образования страны. Он был убежден, что массовое уничтожение воробьев и крыс приведет к невиданному расцвету сельского хозяйства. Мол, китайцы никак не могут побороть голод потому, что их «объедают прямо на полях прожорливые воробьи». Чжоу Цзянь убедил членов партии в том, что в свое время Фридрих Великий якобы проводил подобную кампанию, и ее результаты оказались весьма вдохновляющими.

Поначалу птиц пробовали травить и отлавливать силками. Но такие методы оказались малоэффективными. Тогда воробьев решили «брать измором». Завидев птиц, любой китаец их старался пугать, заставляя как можно дольше находиться в воздухе. Старики, школьники, дети, мужчины, женщины с утра до ночи размахивали тряпками, стучали в кастрюли, орали, свистели, вынуждая обезумевших птиц порхать от одного китайца к другому. Метод оказался действенным. Воробьи просто не могли находиться в воздухе дольше 15 минут. Изможденные, они падали на землю, после чего их добивали и складировали в огромные кучи. Понятно, что под удар попали не только воробьи, но все мелкие птицы в принципе. Чтобы вдохновить и без того полных энтузиазма китайцев, в прессе регулярно публиковались фотографии многометровых гор из трупов птиц. Обычной практикой было снять с уроков учеников школ, выдать им рогатки и отправить отстреливать любых мелких птах, разорять их гнезда. Особо отличившимся школьникам выдавали грамоты.

Только за первые три дня кампании в Пекине и Шанхае уничтожили почти миллион птиц. А почти за год таких активных действий лишились два миллиарда воробьев и прочих мелких пернатых. Китайцы ликовали, праздновали победу. Про крыс, мух и комаров к тому моменту уже никто и не вспоминал. На них махнули рукой, поскольку бороться с ними чрезвычайно. Уничтожать воробьев оказалось гораздо веселее. Особых противников этой кампании ни среди ученых, ни среди экологов не наблюдалось. Оно и понятно: протест и возражения, даже самые робкие, были бы восприняты как антипартийщина.

К концу 1958 года птиц в Китае практически не осталось. Дикторы с телеэкранов рассказывали об этом как о невероятном достижении страны. Китайцы задыхались от гордости. Никто даже не сомневался в правильности действий партии и своих собственных.

Жизнь и смерть без воробьев

В 1959 в «бескрылом» Китае уродился небывалый урожай. Даже скептики, если таковые имелись, вынуждены были признать, что антиворобьиные меры принесли положительные плоды. Конечно, все заметили, что всевозможных гусениц, саранчи, тли и прочих вредителей заметно прибавилось, но учитывая объемы урожая, все это казалось незначительными издержками. Оценить эти издержки в полной мере китайцы смогли спустя еще один год. В 1960 году сельскохозяйственные вредители расплодились в таком объеме, что за ними сложно было разглядеть и понять, какую именно сельхозкультуру они пожирают в данный момент. Китайцы были растеряны. Теперь целые школы и производства опять снимали с работы и учебы — уже для того, чтобы собирать гусениц. Но все эти меры были абсолютно бесполезны. Никак численно не регулируемые естественным путем (чем как раз раньше занимались мелкие птицы), насекомые размножались ужасающими темпами. Они быстро сожрали весь урожай и принялись за уничтожение лесов. Саранча и гусеницы пировали, а в стране начался голод. С экранов телевизоров китайцев пытались «кормить рассказами» о том, что все это временные трудности и скоро все наладится. Но обещаниями сыт не будешь. Голод был нешуточным — люди массово умирали. Ели кожаные вещи, ту же саранчу, а кто-то и вовсе питался согражданами. В стране началась паника. Запаниковали и члены партии. По самым скромным подсчетам, от навалившегося на страну голода в Китае погибло около 30 миллионов человек. Тогда руководство, наконец, вспомнило, что все беды начались с истребления воробьев. За помощью Китай обратился к Советскому Союзу и Канаде — просили срочно выслать им птиц. Советские и канадские руководители, конечно, удивились, но на призыв откликнулись. Воробьев доставляли в Китай целыми вагонами. Теперь уже начали пировать птицы — нигде больше в мире не было такой кормовой базы, как невероятные популяции насекомых, буквально покрывших Китай. С тех пор в Китае особенно — трепетное — отношение к воробьям.