Молочные реки и кисельные берега: значение фразеологизма. Молочные реки и кисельные берега


«Вчера ночью интересная вещь произошла. Я собирался ложиться спать, как
вдруг у меня сделались боли в области желудка. Но какие! Холодный пот
выступил у меня на лбу.»
М.А. Булгаков «Записки юного врача. Морфий»

Когда случается вспомнить годы, которые какой-то лицемерный негодяй жизнерадостно и оптимистично назвал «перестройкой», то каждый раз вспоминается мне одна и та же история. Был тогда 1991 год. Не знаю уж как и от чего, а только случилось со мной нездоровье - ни с того ни с сего разболелся желудок, да так, что в три погибели согнуло. Как тут не вспомнить Булгакова. И не нашлось ни у кого в нашей студенческой общаге никаких желудочных лекарств, окромя но-шпы, которая, как известно, нифига ни от чего никому не помогает. И от этого факта облегчения на горизонте не было и не предвиделось.
Ну вот… Лежу, значит, я на кровати, подтянув ноги к груди, и пытаюсь силою мысли унять острую режущую боль. А она, зараза, режет все сильнее и сильнее. Так что иногда зубами скрипишь, а порой и тихо подвываешь… Всю ночь промучилась, не могла найти места… страшно не хотелось вызывать скорую, хотя воображение рисовало самые ужасные картины… А потом, под утро, неожиданно и как бы из ниоткуда пришло озарение, чем же все-таки можно унять боль. Нет-нет... тут уже не по Булгакову, хотя доведись тогда иметь это при себе, думаю, все могло случиться и иначе... Но не было…. Слава Богу, не было…
А озарение, картинка, видение, как ни назови, пришло в виде большого граненого стакана, полного чем-то белым и теплым.… Молоко!... Помню, как совершенно четко и ясно я поняла, что доведись мне принять этот спасительный стакан белого теплого молока, как терзающая меня адская боль немедленно истает, уйдет в небытие…. Видение было до того ясным, что я почти воочию зрила как благословенная белая струйка, аки живая вода, стекает по пищеводу и разливается, обволакивает мучительно-раздраженную трепещущую алую рану, скрывает ее от глаз теплым озерцом, а когда исчезает в подземное царство, то оставляет по себе здоровую спокойную розовую гладкую плоть….
Но молока в нашем пустом студенческом холодильнике, естественно, не оказалось. Более того, не могла я вспомнить и того дня, когда оно там в последний раз пребывало. Но спасаться-то как-то ведь надо. Тем более, когда сжалившиеся боги, узрев мои страдания, милосердно указали средство. Оставалось только его добыть. Собрав остатки сил, я поднялась с кровати, прижимая руки к солнечному сплетению и морщась с каждым движением, медленно оделась, вышла на улицу и побрела куда глаза глядят. А глаза глядели в сторону ближайшего гастронома.
Гастроном - слово-то какое изысканное… вкусное… пахнет копчеными мелкозернистыми колбасами, нежными сырами, красной икоркой, белужьим балыком и пышным пшеничным караваем с бугорком и хрустящей корочкой… Пишу и сглатываю слюну… Вроде вот хоть сейчас иди в супермаркет да бери что хочешь, а все не то… Не тот вкус, не тот аромат, а, главное, не то ожидание, не то предвкушение, не тот почти священный трепет… Все не то… да-с…. Но в тот момент остродефицитная сырокопченая колбаса с мелким бисером жира могла лишь усилить и без того жуткую резь, а потому грезы о ней даже и не возникали. А мнилось мне исключительно самое что ни на есть простое корвье молоко в стеклянной голубоватой бутылке с фольгой вместо крышечки, на которой выбитыми изнутри бугорками проступала наисвежайшая дата его производства. Да и глупо было сомневаться в свежести даты, ибо драгоценное молоко моментально раскупалось в первые же полчаса по привозу в гастроном мамочками с колясками, в которых спали или плакали бледные младенцы, рожденные на заре перестройки… Бедные малыши… И бедные мамочки, которые встав ни свет ни заря, проявляли чудеса стойкости, сообразительности, редкие боевые качества и способность одновременно оказываться в нескольких точках пространства, успевая купить тут молока, там масла, здесь костей для супового набора, а в гастрономе соседнего микрорайона по счастливой случайности отхватить мороженного минтая на ужин. Настоящая охота в каменных джунглях, чтобы выкормить своего детеныша и самой не протянуть ноги.
Потому-то молоко и испарялось с прилавков уже к половине девятого утра. А в девять часов добро пожаловать в магазин только со сдачей тары - пустых молочных бутылок. Вот… А я-то по тогда еще детской наивности, по неопытности да по незнанию законов джунглей выползла из дома в десять утра… И естественно, обходя магазин за магазином, видела только пустые серые проволочные ящики, которыми громыхали грузчики. В каждом магазине я встречала удручающую картину пустых прилавков, за которыми, облокотясь, скучали полные блондинки в кружевных чепчиках и в белых халатах, обтягивающих пышные бюсты и мощные складки на спине. Время от времени у меня, помнится, возникала мысль об особой специально выведенной на радость остальным породе людей, которые даже во время тотального отсутствия продовольствия, умудряются выглядеть процветающе и вроде как день ото дня не только не худеть, а напротив, наливаться соками и румяным здоровьем. Странно и причудливо гармонировали они с пустыми поддонами из нержавейки там, где должно радовать советского человека окоченелое бордовое мясо самой глубокой заморозки, пусть всё в сухожилиях, пусть большая его часть - это здоровенная расколотая кость или старый мосол, пусть. Но оно должно быть. Вместе с блондинками… Но блондинки есть, а мяса почему-то нет… И об этой тайне очень хотелось спросить блондинок, но было стыдно - перестройка же… все страдают, и они тоже… Надо только подождать, потерпеть и все наладится…и все появится… может быть даже вот прямо сейчас… надо только поверить… Но такие же пустые поддоны ждали меня и кололи глаза своей нержавелостью в молочном отделе вот уже четвертого продовольственного магазина. Надежды на молоко таяли, и я мечтала уже хотя бы о ложке сметаны или стакане кефира, ряженки, простокваши… чего угодно… только молочного…
В одном магазине увидела огромную темную очередь из женщин разных возрастов, враждебно взглядывающих на всех, кто, любопытствуя, приближался к прилавку, усматривая в любопытствующем наглого любителя пролезть без очереди. Я тоже полюбопытствовала, хотя по тем временам в правилах было сначала занять очередь, а потом уже задавать глупые вопросы типа «что дают?» Но терять время на какой-нибудь суповой набор из кем-то обглоданных коровьих костей было нельзя - в глазах время от времени то мелькали опасные искорки, то начинало темнеть от боли. Поэтому я, совсем еще девчонка, набралась смелости, приблизилась вплотную к прилавку, поднялась на цыпочки и заглянула за головы… хотела было написать «покупательниц»… Но «покупательница» - это такое благородное слово, означающее нечто культурное и облеченное достоинством. «Покупательница» - это та, которая покупает - приходит в магазин, достает кошелек, отсчитывает денежку, в ответ получает сверточек и, любезно улыбнувшись, благодарит продавца…. А здесь были вовсе не «покупательницы», а волчицы, самые настоящие… которым надо во чтобы то ни стало принести в зубах добычу своим голодным волчатам…
Но я не услышала их угрожающего рычания. Не потому что его не было, а потому что глаза мои были прикованы к разделочным столам по ту сторону прилавка. А там, в мясном отделе, лежало нечто мне совершенно непонятное и незнакомое. Что-то большое… желтое… упругое… округлое… в поперечном разрезе с какими-то полыми сосудами… странное… А рядом не менее странное кровавое пузырящееся, по которому полосовали ножом отмахивая небольшие порции-шматы две лихие авгурши. Из ступора меня вывел пронзительный голос тетки из-за прилавка («продавец» тоже, пожалуй, слишком благородное слово для этой породы): «Женьщинаааа, вы чего это мне тут?… Выбирает она… Сказано, в одни руки - полкило вымени и полкило легкого!... Оглохли что ли?...»
Боже мой… Боже мой… так это … вымя… Огромное… желтое… это же можно сказать…. грудь…
В глазах у меня потемнело, но в обморок я все-таки не хлопнулась - слышала ругань в очереди, льстивый безрезультатный подхалимаж в надежде на лучший, присмотренный еще издалека кусочек тех, чья очередь наконец-то подошла… На меня никто внимания не обратил, а я сделала пару шагов назад и уперлась спиной в прямоугольную колонну, покрытую холодной масляной краской…
Масляной… Масло… Господи… хотя бы масло….
Выйдя на студеный ноябрьский воздух из душного гастронома, я четко и ясно поняла, что если не найду хоть чего-нибудь молочного, то просто не доживу до утра. Оставался самый большой, самый дальний и самый бестолковый гастроном, что на проспекте Мира. Тугие неприветливые двери нехотя пропустили меня внутрь длинного помещения, начинающегося отделом, в котором единственно где прилавки были хоть чем-то заполнены. Чем-то жизнерадостно зеленым и пестрым. Это оказался отдел с вкусным капиталистическим названием «Бакалея», где на прилавках в три ряда, словно заслоняя брешь в борту тонущего корабля, стояли зеленые картонные коробочки с гордым названием «Какао «Золотой Ярлык». Вся остальная пестрая продукция оказалась лавровым листом, хмели-сунели и душистым горошком. Лавровым листом, как и душистым горошком, ясный перец, сыт не будешь, и я побрела дальше по длинному магазину, занимающему весь первый этаж жилого дома… Такому же пустому, как и все предыдущие, если не считать овощного отдела, где продавали искалеченную морковь, с налипшими на ней комьями грязи… или комья грязи, в которых встречалась искалеченная морковь…. И вдруг…
Вдруг… я увидела очередь… в той самой стороне, где располагался молочный отдел… Очередь… Я бросилась туда… И вправду что-то дают… Быстрей в конец, занимай, а то не хватит…. Уже встав в очередь и приняв боевую стойку на случай явившейся конкурентки типа «я здесь до вас стояла», стала узнавать - «чего дают-то?»… О чудо из чудес!... Давали масло!... Масло!.... О боги! Боги!... Нежное… сливочно-желтое… оно мягко опустится по моему измученному пищеводу вместе с хлебушком и милосердно укроет раздраженную трепещущую красную рану, а потом, когда…
«Девушка!... Де-вуш-ка!... Вы слышите?… Соленое масло-то… «Крестьянское»… со-лё-ное!»
Соленое?... А разве масло бывает соленым?.... Не к месту представилась солонина, которой Джек Лондон кормил своих ездовых собак… а потом к чему-то явились огромные бочки с ворванью, который отважный не расстающийся с трубкой капитан Гулль, выливал в бушующее соленое море, чтобы на миг утихомирить волны, чтоб китобойное судно могло скользнуть в бухту… Соленое масло… Соленое…. На мою алую, раздраженную рану….
О боги! Боги! Да пусть хоть горькое, лишь бы масло…

Честно, я помню все как наяву… Я помню холодный ноябрьский день… Отчаяние… Я даже помню ту боль… Но я совершенно не могу вспомнить, как собственно этот вожделенный крохотный сверточек из пергаментной бумаги оказался у меня в руках… Не помню была ли та авгурша полной и была ли она блондинкой… и сколько грамм затвердевшего в холодильнике эликсира жизни мне выдали в одни руки… Не помню и все…
Зато помню, как сакрально-вожделенно дрожащими руками мазала я это соленое уже размягшее золото на скромный пористый прямоугольник черного хлеба, как мысленно заклинала его: «Помоги… помоги»… Как представляла его путь вниз… ту мягкую перинку, которой укрывало и приглушало пульсирующую боль… Как улеглась на кровать, приняла позу зародыша, подтянув колени к подбородку, и стала ждать…. ждать…

«Не могу не воздать хвалу тому, кто первый извлек из маковых головок морфий. Истинный благодетель человечества. Боли прекратились через семь минут после укола. Интересно: боли шли полной волной, не давая никаких пауз, так что я положительно задыхался, словно раскаленный лом воткнули в живот и вращали. Минуты через четыре после укола я стал различать волнообразность боли. После укола впервые за последние месяцы спал глубоко и хорошо»…
Ах… милый… милый Михаил Афанасньевич… маковые головки… морфий… Знали бы вы какое исцеляющее действие может произвести маленький кусочек обыкновенного соленого масла… самого простого… крестьянского… Жаль, что Вы не знали, Михаил Афанасьевич… жаль, что не знали…

Что же отвечать детям, если они спрашивают о молочной реке с кисельными берегами – такая, и, правда, имеется только в сказках. А если рассказать о молочной реке со стеклянными берегами – ее, пожалуй, в сказке не найдешь. Но зато она есть в колхозе и совхозе. Интересно получается в сказках – ковер самолет, а сейчас по небу летают настоящие самолеты. – сапоги-скороходы, а у нас – поезда-скороходы. В сказках – волшебное зеркальце, а у нас вместо него – .

И с молочной рекой точно также. Только в сказках – она бежит меж кисельных берегов, а у нас – меж стеклянных. Вот про такую сказку мы и расскажем . Потому что о молочной реке – кисельные берега наши детки наверняка и сами знают. Из . Протекает молочная река – кисельные берега на молочной ферме-заводе. Чистота здесь необыкновенная. Стены выложены блестящими белыми плитками. Доярки – в белых халатах.

А как же иначе! Ни пылинки, ни одного вредного микроба не должно попасть в молоко, иначе люди могут заболеть. И еще. Пред работой доярки обязательно моют руки и устраивают теплый душ своим питомцам. Потом доярки приходят к своим Зорькам и Красавицам со специальным доильным аппаратом и приставляют им на вымя металлические присоски. Сам доильный аппарат представляет собой огромный закрытый бидон с резиновыми трубочками, на концах которых находится четыре стаканчика. Снаружи стаканчики металлические, а внутри – из . Эти трубочки имеют соединение со специальным насосом. Включит такой аппарат доярка и начинается процесс доения. Резиновая сердцевина в стаканчиках под действием насоса начинает сжиматься и разжиматься, вытягивая из коровьего вымени молоко. Новорожденные телята кормятся от вымени коровы совершенно аналогичным образом.

Доить аппаратом намного легче, чем руками. Попробуй-ка пальцами тысячу раз с силой сжать вымя! А тут старается неутомимый аппарат. Доярка только надевает-снимает и посматривает, много ли молока выдоено. Через несколько минут готово – подоена корова, можно приводить следующую. А молоко?

Парное молоко из нашего аппарата для дойки течет в прозрачную трубку. Оно похоже на небольшой ручей со стеклянными берегами. От нескольких коров – исходят несколько молочных ручейков, которые сливаются в одну большую стеклянную трубу-реку. Вот вам и молочная река со стеклянными берегами.

Белый молочный поток несется вдоль стен доильного помещения в смежный с ним зал, который называется – молочным цехом. Тут рек белым водопадом, вернее – молокопадом, стекает по составленным из металлических трубок-ступенек вниз – в молочное хранилище.

Получается, что весь путь от коровьего вымени до хранилища молоко ни на секунду не оказалось открытым. Оно все время текло по трубам и поэтому совсем чистое. Пейте дети на здоровье – вспоминайте добрым словом молочные реки да умелые руки доярок.


Слово ВОДА совершенно не имеет мифологического значения и образована от глагола ВОДИТЬ. Это означает, что ВОДА есть некий ПРОВОДНИК, или некоторый ПУТЬ, по которому наши далекие предки передвигались в густых лесных массивах. Сходную семантику имеет и слово ОЗЕРО, которое, без «окающего» русского произношения у славян выглядит как ЕЗЕРО, от глагола ЕЗДИТЬ. И, наконец, орудие передвижения по воде называется ВЕСЛО от глагола ВЕЗТИ (то есть ВЕСЛО – это ВОЗИЛО).

Интереснее рассматривать мифологические реки - в сказках фигурируют кисельные реки с молочными берегами. В наши дни эта метафора непонятна, ибо из киселей самым распространенным является ягодный, особенно клюквенный, который по своей консистенции чуть более густой, чем молоко, но все равно жидкий, так что никакие берега из него представить себе невозможно. Однако в русских деревнях еще в начале ХХ века ели овсяный кисель, пресную и достаточно невкусную пищу с консистенцией каши, так что представит себе такие берега вполне возможно. К тому же его цвет светло-серый, и на его фоне молоко выделяется, но не образует пестрый колорит; можно сказать, что молоко и кисель, в данном случае, выдержаны в одной цветовой гамме. Скорее всего, выражение МОЛОЧНЫЕ РЕКИ И КИСЕЛЬНЫЕ БЕРЕГА передает не просто популярную еду наших предков, но является метафорой Млечного Пути (молочная река) и окружающих его звезд нашей Галактики (кисельные берега). А молочные реки потому, что текут они из вымени небесной Коровы. Кстати, время сложения этого мифа как раз и обозначено Коровой, то есть созвездием Тельца; это с 4-го по 2-е тысячелетия до н.э. А вот река с названием Молочная существует на территории Украины, недалеко от Азовского моря. Когда-то она была полноводной, и на ней даже были пороги. Сейчас она обмелела, а внутри порога было найдено славянское или гораздо более древнее святилище, Каменная Могила, где, в частности нарисованы мамонты. Интересно отметить, что если река Молочная каким-то образом ассоциировалась с Млечным путем (как, например, Нил у египтян), то и порог должен быть связан с каким-то созвездием (как пирамиды в Гизе с созвездием Ориона). Так что название МОЛОЧНАЯ РЕКА перекидывает мост из мифологии в реальный памятник археологии. К сожалению, пока название реки никак не связывается с памятником Каменная Могила. Есть и другое название для страны с молочными реками, Беловодье. Исследователи отмечают, что под Беловодьем понималась сказочная страна, воплощение народных мечтаний о всеобщем богатстве и счастье. Тут мы видим определенную параллель: если Молочная река есть река небесная, космическая, то Беловодье стоит на Белой Воде, не на Молоке, и является земным отражением небесной Молочной реки.

Молочные реки с кисельными берегами - красноречивый символ изобилия, который, кажется, понятен всем. Приятно думать, что где-то есть волшебная страна, в которой ты всегда будешь сыт, не прилагая к тому никаких усилий. Подобные образы есть в фольклоре многих народов: гора из пармезана у итальянцев, пироги, растущие на деревьях, у англичан, винные реки у французов, реки из кокосового масла - у полинезийцев. Русский народ, понятное дело, воплотил в своих сказках то, что было ближе ему.

Насколько этот образ близок нам сегодня? Пожалуй, уже не так, как ещё лет двести назад. Конечно, «кисельные берега» записаны у нас на подкорке, но что именно вы представляете, когда слышите это словосочетание? Думаю, большинству воображение рисует хляби из фруктового киселя - напитка. Таким мы знаем его с детского сада, то есть примерно с тех времён, когда впервые слышим о кисельных берегах. Но в детстве подобная несуразица воспринимается естественно: сказано «берега из киселя» - значит, из киселя.

Между тем наши предки понимали под киселём совсем не то, что мы сегодня. Знакомый нам густой напиток из фруктов, сахара и крахмала появился на гастрономической сцене относительно недавно: ещё в начале XIX века он считался модной новинкой. К тому же долгое время его делали гораздо более густым, чем мы привыкли: его скорее ели ложкой, нежели пили, а кисель-напиток появился уже в советские годы. До этого на протяжении веков актуальным было определение, которое мы находим в словаре Даля:

КИСЕЛЬ | м. (кислый) мучнистый студень; овсяный, ржаной, пшеничный кисель, ставится на опаре и закваске; гороховый, пресный.

Именно из «мучнистого студня» и сделаны берега волшебной реки. Получается он таким плотным, что можно резать ножом. Если совсем грубо, то принцип приготовления тот же, что и у крахмального напитка: вода с мукой нагреваются до загущения. Отсюда, вероятно, и общность названий. Вот только результат не имеет ничего общего с тем, к чему мы привыкли, - ни по вкусу, ни по внешнему виду.

Кисель по-старорусски можно приготовить практически из любой муки, какая есть в доступе, - популярные варианты перечислены у Даля. Самый классический кисель - овсяный. Важный вкусовой нюанс - традиционно кисельная смесь перед нагреванием заквашивается. Отсюда и название: «кисель» значит «кислый». Исключение - гороховый кисель, увековеченный Гиляровским в «Москве и москвичах», но сегодня речь не о нём. Чтобы сделать кисель кислым, лучше всего использовать хлебную закваску - вкус получится более мягким и естественным, не таким дрожжевым. Но сегодня кухни, на которых водится закваска, - всё-таки редкость, потому, скрепя сердце, можно заменить её крошечным количеством дрожжей. Важно не переборщить, чтобы не испортить вкус. Можно готовить и вовсе без дрожжей - пресную версию. Это будет не очень исторично, зато гарантированно вкусно.

Побежала дальше, стоит молочная речка, кисельные берега.
- Молочная речка, кисельные берега, куда гуси полетели?
- Съешь моего простого киселика с молоком, - скажу.
- О, у моего батюшки и сливочки не едятся!

Овсяную муку можно смолоть самостоятельно из овсяных хлопьев (классический геркулес «долгого» приготовления), хотя в больших городах сегодня купить её не проблема. Также можно попробовать приготовить овсяный кисель на толокне, но вкус получится другим.

Сахар добавляется по вкусу. Я бы сказала, что 70 г сахара на стакан муки - это предел. При таком количестве мы получим довольно сладкий десерт. Можно совсем минимизировать сахар и корректировать вкус киселя уже в готовом виде - например, подав его с вареньем.

В целом, пропорции довольно условны. Стакан муки на два стакана воды даёт на выходе плотный овсяный пудинг. Можно уменьшить количество муки и получить более лёгкую текстуру, но такой кисель будет труднее вынимать из формы.

Овсяный кисель по-старорусски

Ингредиенты

  • 110 г (1 ст.) овсяной муки
  • 400 мл (2 ст.) воды
  • 50 г сахара
  • По желанию - щепотка дрожжей или немного хлебной закваски

Приготовление

  1. Налить воду в широкую кастрюлю. Порциями, в несколько заходов просеять в неё муку, всякий раз тщательно размешивая венчиком, чтобы избежать образования комочков. Добавить сахар, размешать.
  2. Если есть желание поэкспериментировать с кислым киселём (исторически более правильная версия), далее следует добавить закваску или дрожжи и оставить смесь в тёплом месте на несколько часов. Когда брожение станет заметно визуально (появятся пузыри), заканчиваем этот этап и переходим к следующему. Если дрожжи не используются, после смешивания всех ингредиентов можно сразу приступать к нагреву.
  3. Кастрюлю поставить на средний огонь и нагревать, непрерывно мешая венчиком (чтобы ничего не подгорело и прогревалось равномерно). Готовить, пока смесь не станет очень густой (фактически до кипения).
  4. Перелить/переложить в форму и разровнять. Чтобы облегчить последующее доставание, форму можно предварительно немного смазать растительным маслом.
  5. Накрыть пищевой плёнкой так, чтобы она непосредственно прилегала к поверхности кисельной массы. После этого можно ещё разровнять кисель получше прямо через плёнку - так удобнее. И убрать в холодильник до полного охлаждения и застывания (лучше на ночь).
  6. С охлаждённого киселя снять плёнку и перевернуть его на сервировочное блюдо.

Готовый кисель можно резать ножом, как пирог. Подавать его стоит, конечно же, с молоком. Также нелишним будет дополнение в виде варенья или просто кисловатых ягод (мой вариант). Как вкуснее - зависит от количества сахара в самом киселе.

Увидела его сестра, подкралась, схватила и унесла; а гуси за нею в погоню летят; нагонят злодеи, куда деваться?
Бежит молочная речка, кисельные берега.
- Речка-матушка, спрячь меня!
- Съешь моего киселика!
Нечего делать, съела. Речка ее посадила под бережок, гуси пролетели.

Из детства многие помнят сказку, в которой была молочная река с кисельными берегами. Сказку-то помнят, но не редко забывают название самой сказки. А эта русская народная сказка называется «Гуси-Лебеди».
Есть несколько переработок этой сказки и занесение её в сборники. Здесь я хочу представить сказку «Гуси-Лебеди» в обработке А. Н. Толстого.


ГУСИ — ЛЕБЕДИ

Жили мужик да баба. У них была дочка да сынок маленький.
- Доченька, - говорила мать, - мы пойдем на работу, береги братца! Не ходи со двора, будь умницей - мы купим тебе платочек.
Отец с матерью ушли, а дочка позабыла, что ей приказывали: посадила братца на травке под окошко, сама побежала на улицу, заигралась, загулялась.
Налетели гуси-лебеди, подхватили мальчика, унесли на крыльях.
Вернулась девочка, глядь - братца нету! Ахнула, кинулась туда-сюда - нету!
Она его кликала, слезами заливалась, причитывала, что худо будет от отца с матерью, - братец не откликнулся.
Выбежала она в чистое поле и только видела: метнулись вдалеке гуси-лебеди и пропали за темным лесом. Тут она догадалась, что они унесли ее братца: про гусей-лебедей давно шла дурная слава - что они пошаливали, маленьких детей уносили.
Бросилась девочка догонять их. Бежала, бежала, увидела - стоит печь.
- Печка, печка, скажи, куда гуси-лебеди полетели?
Печка ей отвечает:
- Съешь моего ржаного пирожка - скажу.
- Стану я ржаной пирог есть! У моего батюшки и пшеничные не едятся...
Печка ей не сказала. Побежала девочка дальше - стоит яблоня.
- Яблоня, яблоня, скажи, куда гуси-лебеди полетели?
- Поешь моего лесного яблочка - скажу.
- У моего батюшки и садовые не едятся...
Яблоня ей не сказала. Побежала девочка дальше. Течет молочная река в кисельных берегах.
- Молочная река, кисельные берега, куда гуси-лебеди полетели?
- Поешь моего простого киселька с молочком - скажу.
- У моего батюшки и сливочки не едятся...
Долго она бегала по полям, по лесам. День клонится к вечеру, делать нечего - надо идти домой. Вдруг видит - стоит избушка на курьей ножке, об одном окошке, кругом себя поворачивается.
В избушке старая баба-яга прядет кудель. А на лавочке сидит братец, играет серебряными яблочками.
Девочка вошла в избушку:
- Здравствуй, бабушка!
- Здравствуй, девица! Зачем на глаза явилась?
- Я по мхам, по болотам ходила, платье измочила, пришла погреться.
- Садись покуда кудель прясть.
Баба-яга дала ей веретено, а сама ушла. Девочка прядет - вдруг из-под печки выбегает мышка и говорит ей:
- Девица, девица, дай мне кашки, я тебе добренькое скажу.
Девочка дала ей кашки, мышка ей сказала:
- Баба-яга пошла баню топить. Она тебя вымоет-выпарит, в печь посадит, зажарит и съест, сама на твоих костях покатается.
Девочка сидит ни жива ни мертва, плачет, а мышка ей опять:
- Не дожидайся, бери братца, беги, а я за тебя кудель попряду.
Девочка взяла братца и побежала. А баба-яга подойдет к окошку и спрашивает:
- Девица, прядешь ли?
Мышка ей отвечает:
- Пряду, бабушка...
Баба-яга баню вытопила и пошла за девочкой. А в избушке нет никого. Баба-яга закричала:
- Гуси-лебеди! Летите в погоню! Сестра братца унесла!..
Сестра с братцем добежала до молочной реки. Видит - летят гуси-лебеди.
- Речка, матушка, спрячь меня!
- Поешь моего простого киселька.
Девочка поела и спасибо сказала. Река укрыла ее под кисельным бережком.

Девочка с братцем опять побежала. А гуси-лебеди воротились, летят навстречу, вот-вот увидят. Что делать? Беда! Стоит яблоня...
- Яблоня, матушка, спрячь меня!
- Поешь моего лесного яблочка.
Девочка поскорее съела и спасибо сказала. Яблоня ее заслонила ветвями, прикрыла листами.
Гуси-лебеди не увидали, пролетели мимо.
Девочка опять побежала. Бежит, бежит, уж недалеко осталось. Тут гуси-лебеди увидели ее, загоготали - налетают, крыльями бьют, того гляди, братца из рук вырвут.
Добежала девочка до печки:
- Печка, матушка, спрячь меня!
- Поешь моего ржаного пирожка.
Девочка скорее - пирожок в рот, а сама с братцем - в печь, села в устьице.
Гуси-лебеди полетали-полетали, покричали-покричали и ни с чем улетели к бабе-яге.
Девочка сказала печи спасибо и вместе с братцем прибежала домой.
А тут и отец с матерью пришли.