Мария игнатьевна закревская. Мария закревская-бенкендорф-будбергсильнее жизни

Сильнее жизни

Мария Игнатьевна Закревская, графиня Бенкендорф, баронесса Будберг… Ее называли «красной Мата Хари», «железной женщиной», «русской миледи», «беззаконной кометой». Может быть, целью ее жизни было создать легенду о себе самой – легенду, где правда так тесно переплеталась бы с вымыслом, что уже никто не смог бы отделить одно от другого. Она коллекционировала мужей, оставляя себе их фамилии, и великих мужчин, оставляя огненный след в их жизни. У нее было столько масок, что казалось, за ними никого нет. Но она все-таки была – Мура Закревская-Бенкендорф-Будберг…

Всю жизнь Мура с гордостью сообщала о себе, что была правнучкой Аграфены Федоровны Закревской, жены московского генерал-губернатора – известной красавицы, воспетой Пушкиным «медной Венеры». Все знавшие ее не сомневались в этом – Вячеслав Ходасевич часто говорил Муре: «Искать примеров, как нужно жить, не нужно, когда была такая бабушка». На самом деле отец Муры Игнатий Платонович Закревский не имел к тем Закревским никакого отношения. Он происходил из Черниговской губернии, откуда переехал с семьей в Петербург, где дослужился до высоких чинов в сенате. У него было четверо детей – Платон (от первого брака), близнецы Анна и Александра и младшая Мария, родившаяся в 1892 году. После Института благородных девиц Муру отправили в Англию, где в посольстве служил ее брат Платон Игнатьевич, – для усовершенствования английского языка, который Мура знала с детства. Она провела зиму в кембриджской женской школе Ньюнхам; потом она утверждала, что закончила Кембриджский университет. Посол граф Бенкендорф покровительствовал Платону Закревскому, и в его доме Мура имела возможность познакомиться со всем цветом английского общества и российской дипломатии.

В 1911 году Мура вышла замуж за Ивана Александровича Бенкендорфа – атташе посольства и дальнего родственника посла. Мура всегда называла его графом; на самом деле он принадлежал к боковой ветви этого известного рода, не имевшей прав на титул. Через год Ивана Александровича назначили секретарем русского посольства в Германии. На придворном балу Мура была представлена кайзеру Вильгельму. Жизнь обещала быть легкой и веселой… Иван Александрович повез Муру в Эстляндию (Эстонию), где у него было родовое поместье Янеда, а затем в Петербург и Ревель (ныне Таллин), где у него было множество родственников. В 1913 году у Бенкендорфов родился сын Павел, через два года – дочь Татьяна. За эти два года многое произошло: началась война, и посольство было вынуждено вернуться в Россию; Бенкендорфы обосновались в Петербурге. Мура начала работать в военном госпитале – все дамы из высших кругов считали своим долгом помогать раненым. Иван Александрович служил в военной цензуре.

Фронт проходил всего в четырехстах километрах от Петрограда, по территории Лифляндии (Латвии). Тем не менее петербургский свет продолжал выезжать на лето в свои эстонские и финские поместья. Летом 1917 года Иван Александрович и Мура с детьми выехали в Янеда, где предполагали остаться до поздней осени. Но после октябрьских событий возвращаться в город было опасно – и не менее опасно было оставаться. Мура вернулась в Петербург одна – присмотреть за квартирой и разведать обстановку. Немцы все ближе подходили к Ревелю; Мура уже собралась возвращаться, но тут пришло известие: крестьяне из соседней деревни пришли ночью в имение, зверски убили Ивана Александровича и сожгли дом. Гувернантка едва успела спасти детей, укрывшись у соседей.

Добраться до Ревеля было невозможно; из петроградской квартиры Муру выгнали – туда вселился Комитет бедноты; все знакомые или уехали, или находились в таком же бедственном положении, как она. Английское посольство – единственное место, где, как казалось Муре, ей могли бы помочь, – готовилось к срочному переезду в Москву. На вокзале посольство провожали русские жены английских дипломатов – княжна Урусова, балерина Тамара Карсавина, графиня Ностиц – и Мура… Вскоре она тоже переехала в Москву.

Из прежних ее знакомых в английском посольстве остался только молодой дипломат Роберт Брюс Локкарт, с которым Мура познакомилась еще в Англии.

Брюс Локкарт, 1930 год.

Впервые Локкарт приехал в Россию в 1912 году. Его назначили вице-консулом в Москву, хотя основной его задачей было выполнение различного рода особых поручений. Очень быстро выучив русский язык, он свел близкие знакомства с цветом московского общества. Отличавшийся безграничным обаянием и неимоверной работоспособностью, он быстро дослужился до генерального консула и параллельно начал журналистскую карьеру. Его жена, потеряв при родах первого ребенка, рожать второго уехала в Англию – и на этом Локкарт счел свою семейную жизнь фактически законченной.

Слухи о романах молодого консула разошлись настолько широко, что в начале осени 1917 года ему было приказано на время вернуться в Англию – навестить семью. Когда он через четыре месяца приехал обратно, Москва – как и вся Россия – изменилась до неузнаваемости. Он увидел Муру на третий день после приезда в Петербург; а практически сразу же после переезда в Москву между ними разгорелся страстный роман. «В мою жизнь вошло нечто такое, что оказалось сильнее и прочнее всех других связей, сильнее, чем сама жизнь», – написал позднее Локкарт в своих воспоминаниях «Мемуары британского агента».

Мура никогда не считалась красавицей. Миловидное лицо, «сдобная» коренастая фигура – не тот тип женщин, на которых оборачиваются мужчины на улицах. Но ее животное обаяние, сексуальность – это в то время, когда и этого слова не знали, – и, главное, настоящий талант общения и поражавшая всех стойкость и жизнелюбие делали ее неотразимой – в тех случаях, когда ей этого хотелось. Мура отличалась редким умом, практической хваткой и стойкостью в любых ситуациях. И даже тогда, когда рухнул весь ее мир, она не только не сломалась, но смогла подняться выше обстоятельств.

Яков Петерс, 1920-е годы.

Локкарт поселил Муру в своей квартире в Хлебном переулке. Для них началось недозволенное, недоступное, нелогичное счастье… Оно кончилось ночью с 31 августа на 1 сентября 1918 года, когда Локкарта, а заодно и Муру, арестовали по так называемому «делу послов». Только что был произведен ряд громких покушений: в июле эсером Блюмкиным был убит немецкий посол граф Мирбах, утром 30 августа Леонид Канегиссер застрелил главу Петроградского отдела ВЧК Урицкого, и вечером того же дня Дора (или, как ее стали называть позже, Фанни) Каплан стреляла в Ленина. Ночью чекисты взяли штурмом английское посольство, а на следующий день пришли за самим консулом. Разведдеятельность Локкарта была замечена ЧК, и его планировали выставить главою антиправительственного заговора; заодно с ним было решено избавиться от всех неугодных дипломатов.

Через некоторое время Локкарта перевели с Лубянки в Кремль. Он написал прошение об освобождении Муры – она же ничего не знала, да и знать не могла о мифическом заговоре… Заместитель Дзержинского Яков Петере, руководящий «делом Локкарта», пообещал Локкарту трибунал – но Муру решил освободить. А через три недели Петере и Мура под руку вошли в комнату Локкарта, чтобы сообщить о его освобождении.

Локкарт был вынужден уехать из России. Но он был благодарен Муре за освобождение. Многие полагают, что за его свободу Мура заплатила Петерсу собой; расходятся только в том, как именно: уступила его домогательствам или стала на него работать. И то, и другое вполне вероятно.

Снова оставшись одна, Мура продала свои последние серьги и вернулась в Петербург. На третий день ее арестовали – она обменяла соболью муфту на две продовольственные карточки, а они оказались фальшивыми. Она просила позвонить Петерсу – над ней посмеялись. Через две недели ее вызвали на допрос, и она снова попросила позвонить на Лубянку. Через четыре дня ее освободили.

Максим Горький, 1920-е годы.

1919 год в Петрограде был страшен – не было еды, тепла, одежды, только жуткий холод и тиф… Мура поселилась у своего знакомого по работе в госпитале, бывшего генерал-лейтенанта Мосолова. У нее не было ни карточек, ни прописки, ни денег. Надо было как-то жить. Однажды Муре сказали, что Корнею Чуковскому в издательстве «Всемирная литература» требуются переводчики. Чуковский обошелся с нею ласково, дал ей работу. Не переводчика: хотя Мура свободно владела английским, немецким и французским, ее русский язык был несовершенен – как у человека, много времени проведшего в другой языковой среде. Правда, это обстоятельство не мешало Муре не только пытаться переводить, но и называть себя в конце жизни известной переводчицей, у которой за плечами шестнадцать томов переведенных произведений.

Главное, что сделал Чуковский, – привел Муру к Горькому.

В то жуткое время Горький, друживший с Лениным и таким образом обладавший определенным влиянием, старался помочь всем: хлопотал, доставал еду и паспорта, вытаскивал из заключения и находил работу. В его квартире постоянно жили человек десять – не только семья, но и просто люди, которым была нужна его помощь. Со своей женой Екатериной Павловной Пешковой Горький расстался давно (хотя развод не был оформлен официально, и до конца жизни они поддерживали близкие отношения), а хозяйками в его доме были бывшая актриса МХТа Мария Федоровна Андреева (разрыв с нею произошел еще в 1912 году, но она продолжала жить в доме Горького еще много лет), а когда Андреева куда-нибудь отлучалась – жена соратника Горького по «Всемирной литературе» Александра Тихонова Варвара Тихонова-Шайкевич, чья младшая дочь Нина поражала своим сходством с Горьким.

Горький взял Муру на работу секретарем-переводчиком, перевез к себе жить, и уже через две недели она стала необходимой. Она жила в комнате, примыкающей к спальне Горького. Вела его хозяйство, занималась его корреспонденцией, переводила, разбирала рукописи, рассказывала о своих приключениях – и главное, слушала. Умением слушать любая женщина может приручить мужчину, а Мура умела слушать как никто. Многое из ее рассказов он использовал в своем творчестве; Муре был посвящен и главный труд Горького – четырехтомный роман «Жизнь Клима Самгина». В его доме она наконец обрела покой.

Но, как оказалось, и в доме Горького ей угрожала опасность. Григорий Зиновьев, в то время первый человек в Петрограде, недолюбливал Горького, а Муру откровенно считал английской шпионкой – все это стало поводом для обыска в доме Горького. Для вида прошлись по всем комнатам; в комнате Муры все перевернули вверх дном. Горький срочно выехал в Москву, где нажаловался на Зиновьева Ленину.

Через некоторое время Муру все же арестовали – и после гневного письма Горького выпустили. В четвертый раз Мура попала в ЧК после попытки нелегально перейти эстонскую границу – она пыталась пробраться к детям, которых не видела уже три года. И снова ее выпустили благодаря Горькому…

Но как только восстановилось железнодорожное сообщение с Эстонией, она снова едет туда. Уже было ясно, что Горький недолго останется в СССР, – и Мура, уезжая, планировала встретиться с ним уже за границей. Но в Ревеле ее тут же арестовали, обвинив в том, что она советская шпионка. Она наняла адвоката; ее выпустили под подписку о невыезде. Как только она приехала к детям, родственники мужа, прежде содержавшие их, тут же прекратили давать деньги. Муре грозила высылка в СССР, куда ей совсем не хотелось; все остальные пути для нее были закрыты. Адвокат посоветовал ей выйти замуж за эстонца: таким образом Мура получила бы эстонское гражданство и, следовательно, возможность свободного выезда куда угодно. Муж быстро нашелся: барон Николай Будберг срочно нуждался в деньгах, а у Муры была тысяча долларов, которую ей из Берлина перевел Горький. Мура тут же вышла замуж за барона Будберга – и они расстались, как только пересекли эстонскую границу.

Здоровье Горького было расстроено. Туберкулез догрызал его. Он – и вместе с ним многочисленная свита, включая Муру, – кочевал по европейским санаториям. Херингсдорф, Сааров, Мариенбад и Сорренто – везде Мура была рядом. Варвара Шайкевич, выехавшая вместе с Горьким, сразу же ушла от него; Мура осталась за хозяйку. Она регулярно навещала детей, оставшихся в Эстонии, задерживаясь там на несколько месяцев, и тогда Горький забрасывал всех письмами с жалобами на ее отсутствие… Часто ей по делам Горького приходилось бывать в Берлине, где осел Николай Будберг. Он был кутила, картежник и постоянно в долгах. Муре надоело улаживать его дела, и она отправила мужа в Аргентину. Больше они никогда не виделись. На память о нем Мура оставила себе его фамилию и титул – единственный настоящий из всех, которые она себе приписывала.

Но ее постоянные поездки имели и другие цели. Многие считают, что Мура выполняла задания ЧК; она никогда не опровергала этих слухов – как и любых слухов, которые про нее ходили. Точно известно, что она искала Локкарта (к тому времени он сделал карьеру в журналистике, а затем и в Форин Офис), – и, найдя его в Вене, не только продолжила отношения с ним, но и стала поставлять ему информацию: об этом Локкарт написал в своих мемуарах. По его книге был поставлен фильм; на премьере Локкарт и Мура сидели вместе.

Постоянные поездки в Англию она объясняла просто: только там она может шить себе одежду по вкусу. И ей действительно очень шли английские костюмы, с которыми Мура вместо драгоценностей и шляп носила мужские часы и прическу из сколотых на затылке длинных, не по моде, волос. Главным ее украшением были ее глаза – большие, глубокие, горящие жизнью; перед их взглядом было невозможно устоять. Мура прекрасно знала свою силу – и умела ею пользоваться.

С середины 1920-х годов Мура стала подготавливать Горького к возвращению в Россию. Ее расчет был точен: в Европе его печатали все реже и реже, доходы падали. Единственный способ сохранить материальное благополучие – это вернуться в СССР, где Горькому обещали неограниченный счет в банке и всевозможные блага. Горький возвращаться не хотел; но он все чаще и чаще стал приезжать в СССР – там издавались его книги, там жили его читатели, его именем назывались улицы, пароходы и колхозы. В1933 году Горький окончательно переехал в СССР. Сама Мура, однако, с ним не поехала – по официальной версии, она не хотела ставить его в неловкое положение перед законной женой и читателями, исповедующими строгую коммунистическую мораль. Она обосновалась в Лондоне.

Уезжая, часть архива Горький оставил на попечение Муры: в СССР его нельзя было везти – там была переписка с людьми, недовольными советскими порядками. Но архив понадобился – в СССР готовились политические процессы, и письма с «порочащими советский строй» высказываниями очень бы пригодились. В 1936 году Муре намекнули: умирающий Горький хотел бы с ней проститься, а заодно было бы неплохо, если бы она привезла архив… Выбора у нее не было – добровольно или силой архив все равно оказался бы в СССР. Мура предпочла не ссориться (или просто хорошо выполнила свою работу) – и ее вместе с архивом в персональном вагоне доставили в Москву. Сначала ее привезли в Кремль; а уже оттуда – к Горькому, в санаторий Горки. Тот уже около месяца находился при смерти. Но недавно ему стало гораздо лучше; говорили о практически полном выздоровлении. Муру провели к Горькому. Некоторое время они оставались наедине…

Легенда о том, что именно Мура – по приказу из Кремля – отравила Горького, жива до сих пор; фактов, которые могут доказать или опровергнуть это, не существует.

Мура провела рядом с Горьким больше десяти лет, была его музой, секретарем, экономкой, фактической женой. Но после расставания с ним Мура не боялась остаться одна. Еще с 1931 года ее стали называть «спутницей и другом» не только Максима Горького, но и знаменитого фантаста Герберта Уэллса, старше ее на 26 лет. Когда Горький ревновал, она успокаивала его: «Даже для самой любвеобильной женщины сразу два знаменитых писателя – это слишком много!» Она познакомилась с Уэллсом еще в Англии – в счастливое время ее первого замужества. Когда в 1920 году Уэллс приехал в СССР, он остановился в доме Горького – гостиниц в то время не было; Мура была его официальной переводчицей. Петроград, все еще не оправившийся от страшной зимы, произвел на писателя ужасающее впечатление; он впал в депрессию. Спасла его Мура – она обладала удивительной способностью делать жизнь окружающих легче и проще, просто улыбаясь своей удивительно теплой, «кошачьей» улыбкой. И накануне своего отъезда то ли Уэллс ошибся комнатой, то ли Мура зашла к нему попрощаться слишком поздно (свидетельства расходятся), но они провели вместе ночь. Эту ночь Уэллс потом называл главным событием своей жизни. Следующие несколько лет они переписывались, иногда Мура встречалась с Уэллсом в своих разъездах по Европе – и по делам Горького, и по делам Локкарта. Уэллс, известный любитель женщин, в то время был женат вторым браком на Эми Кэтрин Роббинс, которую называл Джейн (она умерла от рака в 1927 году), но пользовался в браке полной свободой, не переставая менять любовниц. В то время его постоянной спутницей была Одетта Кеун, которая не собиралась уступать свое место Муре без боя. Но все же Мура оказалась сильнее. Весной 1933 года Уэллс назначил ей свидание в Дубровнике, где проходил очередной конгресс ПЕН-клуба, президентом которого Уэллс станет вместо умершего Джона Голсуорси.

Герберт Уэллс, 1932 год.

Во время конгресса они были неразлучны, а после него провели в Австрии две недели вдвоем. Потом Уэллс вернулся во Францию к Одетте, но они уже с трудом выносили друг друга. К тому же Одетта принялась шантажировать Уэллса, вынудила подарить ей его дом во Франции, угрожала опубликовать их переписку. В 1934 году Кеун – в качестве прощальной мести – напечатала своеобразные воспоминания о жизни с Уэллсом, где обвинила его во всех возможных грехах. И их отношения были кончены. Когда в том же году Уэллс вернулся из поездки в СССР, Мура ждала его в Эстонии. Они провели вместе две недели и вместе вернулись в Лондон. Мура сказала Уэллсу, что останется с ним, но замуж за него не пойдет. «Это не подобает моему возрасту», – заявляла она в ответ на его настойчивые предложения. Он не мог этого понять: «Она проводит со мной время, ест со мной, спит со мной, но не хочет выходить за меня замуж», – жаловался Уэллс. Он утешал себя тем, что Мура не выходит за него из-за сложностей с разводом: ведь ее официальный супруг, барон Будберг, был еще жив. Впрочем, однажды она согласилась сыграть свадьбу – чисто символически. Были разосланы приглашения, и, когда гости собрались в ресторане «Quo Vadis» и выпили за здоровье супружеской четы, Мура встала и призналась, что это шутка. Когда в 1934 году близкий друг Уэллса, знаменитый английский писатель Сомерсет Моэм, спросил Муру, как она может любить Уэллса, этого толстого и очень вспыльчивого человека, она ответила: «Его невозможно не любить – он пахнет медом».

Уэллс считался главным европейским интеллектуалом. Но в последние годы своим главным достижением Уэллс считал любовь Муры. Впервые за всю жизнь Уэллсу не только было достаточно одной женщины, но в этой женщине была вся его жизнь…

Во время войны Мура работала в журнале «Свободная Франция», активно сотрудничала с движением Сопротивления, имела деловые отношения с Локкартом и генералом де Голлем. Уэллс мог только восхищаться ее неуемной энергией: сам он был уже тяжело и безнадежно болен. Его не стало 13 августа 1946 года, за месяц до восьмидесятилетнего юбилея. Последние полтора года Мура находилась с ним неотлучно. После кремации два его сына развеяли прах писателя над водами Ла-Манша. В завещании он оставил Муре сто тысяч долларов.

Муре было пятьдесят четыре года. Теперь она могла жить совершенно свободно – денег было достаточно, дети обходились без нее: сын жил на ферме на острове Уайт, дочь замужем. Но война и смерть Уэллса подкосили ее. Эта вечно молодая женщина начала стареть. Она много ела и еще больше пила – про нее говорили, что она может перепить любого матроса. Мура стала толстеть, перестала следить за собой. Но ее уважал весь Лондон, считая умнейшей женщиной своего времени. Она – невенчанная жена, эмигрантка, шпионка, авантюристка – смогла очень высоко себя поставить в этом самом снобистском городе Европы. Даже ее шпионская слава – а в разное время ее считали сотрудницей английской, германской, советской разведок – лишь внушала уважение к женщине, которая смогла не только выжить в самых суровых условиях, но подчинить себе эту жизнь. Великобритания не забывала ее заслуг перед Форин Офис; Франция помнила о ее сотрудничестве с генералом де Голлем; аристократия всего мира считала ее – графиню и баронессу – своей. Теперь, когда у нее была масса свободного времени, Мура стала сознательно делать то, чем раньше занималась по случаю: создавать легенду о своей жизни. В разговорах в великосветских гостиных и в интервью ведущим изданиям она много и охотно рассказывала о себе – но чем больше и, казалось, откровеннее она говорила, тем все больше запутывалась ее история. Отношения с Горьким и Уэллсом, английской разведкой и советскими спецслужбами, ее семья – все обрастало таким количеством подробностей, противоречащих друг другу, что стало практически невозможно установить истину. Удивление и восхищение ее силой убеждения вызывает тот факт, что Муре верили все и всегда, что бы она ни говорила. В одном из последних интервью она даже заявила, что происходит по прямой линии от брака императрицы Елизаветы Петровны с Алексеем Разумовским. Россия и СССР продолжали занимать важное место в ее жизни. Мура несколько раз приезжала на родину: по приглашению вдовы Горького Екатерины Павловны Пешковой в 1956 году, затем в 1958 году, в 1960-м – навестить Бориса Пастернака и взять у него интервью, потом еще три раза. Ее принимали очень торжественно – и официальные власти, и советская интеллигенция, знавшая о ее необыкновенной судьбе. В последние годы ей было уже крайне тяжело выходить из дома. В это время ее описывали как необычайно грузную, но все еще красивую женщину, в длинной, широкой темной юбке, с несколькими нитками крупных бус, всегда с телефоном между колен, мужской палкой в руках и бутылкой водки в любое время суток. В конце концов она решила сама написать свою биографию. Для этого было собрано огромное количество документов, хранившихся в доме ее сына в Италии, недалеко от Флоренции, – она переехала сюда осенью 1974 года. Мура работала не в самом доме, а в специально оборудованном вагончике в саду. И однажды короткое замыкание вызвало пожар, уничтоживший и вагончик, и все хранящиеся там документы. Этого Мура уже не перенесла. 2 ноября 1974 года лондонская «Тайме» сообщила о ее смерти и опубликовала некролог, где она была названа «интеллектуальным вождем» современной Англии. На отпевании в первом ряду стояли французский посол с женой, а за ними – вся английская и русская эмигрантская знать.

Она оставила после себя не память, а миф, пережив всех, кто мог бы помнить правду о ней. Она сама стала мифом – женщина, которая была сильнее, чем сама жизнь…

Будущая «красная Мата Хари» получила начальное образование в Институте благородных девиц, а затем отправилась на стажировку в Лондон, под присмотром сводного брата Платона Закревского, который работал при русском посольстве. Именно здесь девушка познакомилась с представителями европейской элиты, узнала, как совершаются политические интриги и ведутся тактические переговоры. Так, она повстречала своего первого мужа, графа Ивана Александровича Бенкендорфа, с которым в 1911 году отправляется в Берлин, куда назначают супруга-дипломата.

Период Первой мировой войны и последующей Февральской революции сильно изменил планы молодой пары — Мария отправляется работать сестрой милосердия, а затем уезжает с семьей в эстонское поместье мужа, таллинский пригород Янеда, откуда присматривается к развитию событий в стране. В октябре Закревская-Бенкендорф принимает решение вернуться в Петроград, чтобы разобраться с жилищными проблемами в столице, однако, в конце декабря она узнает, что ее мужа убили восставшие крестьяне из соседней деревни, а фамильный дом сожжен. Оказавшись в практически безвыходной ситуации, она обращается за помощью в посольство Великобритании, где знакомится, а затем влюбляется в английского дипломата и разведчика Брюса Локхарта, ставшего неофициальным осведомителем и делегатом для установления связей с правительством большевиков.

Примечательны высказанные в «Мемуарах британского агента» воспоминания Локхарта о своей русской возлюбленной: «Руссейшая из русских, к мелочам жизни она относится с пренебрежением и со стойкостью, которая есть доказательством полного отсутствия всякого страха. Ее жизнеспособность, быть может, связанная с ее железным здоровьем, была невероятна и заражала всех, с кем она общалась. Ее жизнь, ее мир были там, где были люди, ей дорогие, и ее жизненная философия сделала ее хозяйкой своей собственной судьбы. Она была аристократкой. Она могла бы быть и коммунисткой. Она никогда бы не могла быть мещанкой».

Она состояла в отношениях с британским шпионом Локхартом

Однако, в октябре 1918 года Локхарта высылают из России за участие в одном из существенных дипломатических заговоров, который, наряду с покушением на Ленина, считается одним из поводов, развязавших политику большевистского массового террора. Вместе с британским дипломатом под арестом оказывается и Мария Закревская, которую вскоре освобождают по личному ходатайству заместителя председателя ВЧК Якова Петерса — при условии безоговорочного сотрудничества с советской разведкой. Начинается новый этап авантюрной биографии «железной женщины», как окрестила ее известная современница и мемуаристка Нина Берберова.

При помощи Корнея Ивановича Чуковского, с которым Закревская была дружна, она получает работу переводчика в основанном Максимом Горьким издательстве «Всемирная литература». Это был масштабный проект, направленный на массовое культурное просвещение и создание библиотеки народной литературы — предполагалось выпустить 2500 различных книг, чтение которых было не только приятным времяпрепровождением, но и способом самообразования. Вскоре Мария Закревская становится личным секретарем писателя, а после окончательного разрыва с бывшей женой, Марией Федоровной Андреевой, переезжает к Горькому.

Горький посвятил ей свой крупнейший роман — «Жизнь Клима Самгина»

Поэт Владислав Ходасевич, частый гость в их доме, так описывал Закревскую, гражданский брак которой с Горьким длился на протяжении 16 лет: «Личной особенностью Муры надо признать исключительный дар достигать поставленных целей. При этом она всегда умела казаться почти беззаботной, что надо приписать незаурядному умению притворяться и замечательной выдержке. Образование она получила «домашнее», но благодаря большому такту ей удавалось казаться осведомленной в любом предмете, о котором шла речь».

В сентябре 1920 года состоялось знакомство Закревской с английским писателем Гербертом Уэллсом, который приехал встретиться с Лениным, а после под впечатлением от поездки издал знаменитый сборник документальных статей «Россия во мгле». Парируя Горькому в его подозрениях об измене, она якобы сказала: Алексей Максимович, какой вы, право! Ведь даже для самой любвеобильной женщины сразу два знаменитых писателя — это слишком много! И потом, Герберт старше вас!" Чисто женские уловки и тонкое знание дипломатии не раз выручало «красную Мату Хари» в самых сложных ситуациях.

Так случилось и в случае второго официального замужества Закревской — на очередном эстонском дворянине, разорившемся бароне Николае Будберге, женитьба на котором могла бы предоставить ей шанс беспрепятственно пересекать границу. Этот брак, очевидно, был фиктивным, ведь сразу после свадьбы жениху была выдана крупная сумма денег, которой он решил распорядиться, отправившись в Аргентину. Мария Будберг уезжает вслед за Горьким в Италию, где непрестанно заботится о нем в период обострения хронического туберкулеза. Благодарность писателя была столь велика, что своей гражданской жене он посвятил наиболее значительный труд, фактически творческое завещание — роман «Жизнь Клима Самгина».

В 1933 году Горький принимает решение вернуться в Советскую Россию, а Мария Будберг отправляется в Лондон, по официальной версии чтобы не «поставить его в неловкое положение», а в реальности — к Герберту Уэллсу. Кстати, именно ей Горький оставляет свой итальянский архив, содержащий весьма неоднозначную переписку с советскими писателями, недовольными положением дел на родине. Писатель прекрасно понимал, что подобные материалы, попади они в руки спецслужб, могли бы катастрофически его скомпрометировать, однако, впоследствии рукописи таинственно пропали, якобы при пожаре в эстонском доме Будберг или оказавшись в секретных папках лондонского MI-5.

Считается, что она была двойным агентом ОГПУ и MI-5

Сотрудничество «железной женщины» с британскими спецслужбами, правда, не было основательно доказано. Однако, за ней велась пристальная слежка из-за ее контактов с журналистом немецкой газеты «Berliner Tageblatt» Паулем Шеффером, который, как признавала британская разведка, находился «в тесном контакте с лицами, подозреваемыми в военном и политическом шпионаже». Уэллс умирает в 1946 году, оставляя своей русской возлюбленной 100 тысяч долларов и возможность безбедно продолжать жить в британской столице до самой смерти в 1974 году.

Загадка личности Марии Игнатьевны Закревской-Бенкендорф-Будберг и интерес к ней со стороны европейских спецслужб легко объясняется таким замечанием из секретных документов MI-5: «Она чрезвычайно интеллигентная женщина. Великолепная собеседница, такая, которую, по мнению мужчин, всегда можно слушать с очарованием. У нее скорее мужское, чем женское мышление. Нет сомнений, что своей позиции она добилась только при помощи своего мышления. Она очень любит интриги. Считают, что она лояльна только сама себе. Она проживает в старомодной квартире в Кенсингтоне и ничем особенным не выделяется, за исключением того, что пьет как лошадь — джин».

Судьба Марии Будберг (в девичестве Закревской) – одна из загадок мятежного ХХ века. Историки до сих пор пытаются установить достоверно, была ли она разведчицей, и если да, то на какую страну работала. Ей приписывают связи со спецслужбами Германии, Англии и Советского Союза. Ее любовные истории с выдающимися деятелями эпохи только усугубляют ситуацию: в числе ее поклонников – британский тайный агент Роберт Брюс Локкарт, чекист Яков Петерс, эстонский барон Николай Будберг, писатель-фантаст Герберт Уэллс и Буревестник революции Максим Горький…

Портрет Марии Будберг.

Мария Игнатьевна Закревская родилась в Полтаве в 1892 году. Девушка получила хорошее образование в пансионате благородных девиц, и, будучи 18 лет от роду, очаровала дипломата Ивана Бенкендорфа и вскоре вышла за него замуж, родила двух детей – дочь Таню и сына Павла. Когда вспыхнула Февральская революция, Бенкендорф принял решение уехать с детьми в свое имение в Эстонии, а вот Мария осталась в Москве.

Вскоре Мария Бенкендорф узнала о трагической смерти законного мужа – он был расстрелян. Однако ее мысли уже занимал британский посол Роберт Локкарт, с ним Мария проживала совместно, и когда в квартиру Локкарта 1 сентября 1918 года с обыском ворвались чекисты, то застали ее именно там. И Мария, и Роберт попали на Лубянку по обвинению в шпионаже в пользу Великобритании. Под руководством чекиста Якова Петерса прошло расследование, и был разоблачен так называемый «заговор послов», операция, которая якобы готовилась послами Франции, Великобритании и Америки с целью свергнуть большевиков в России.

Портрет Марии Будберг.

Несмотря на всю серьезность обвинений и тот факт, что после разоблачения заговора по всей стране развернулся красный террор, Роберт Локкарт вскоре вышел из тюрьмы, его отправили в Лондон, обменяв на советского дипломата, арестованного в Великобритании. Мария не только устроила собственное освобождение, но и выхлопотала свободу Локкарту… ценой романа с чекистом Яковом Петерсом. Освободили Марию, видимо, с условием, что она будет сотрудничать с НКВД.


Максим Горький и Мария Будберг.

Оказавшись на воле, она переехала в Петроград, стала искать помощи у знакомых литераторов. Нужно было заработать денег, чтобы на что-то жить, кроме того, Мария мечтала забрать детей к себе в Россию. Помочь ей обещался Корней Чуковский, он помнил о том, что Максим Горький был в поисках помощника-секретаря. Горький был поражен деловыми качествами Марии и ее образованностью: она не только готова была вести всю его документацию и помогать составлять письма на русском, английском и немецком языках, но еще и охотно взяла на себя управление расходами по содержанию всего дома.


Мария Будберг работала секретарем у Горького.

Со временем Максим Горький понял, что не только ценит Муру (как ее тогда называли), как образцового сотрудника, но и питает к ней самые светлые чувства. Это заметили и законная жена Горького Екатерина Пешкова, и фактическая жена Мария Андреева. Несмотря на то, что Горький был почти в два раза старше Марии, он полностью отдался этому чувству, понимал, что в его жизни эта любовь станет последней. И он действительно предугадал свой трагический финал…

Мария за свою жизнь сменила много фамилий. Еще одной стала - Будберг. Ее она взяла, выйдя замуж за эстонского барона. Брак был фиктивным, это был единственный способ для Муры повидаться с детьми. В Эстонию она отправилась в 1920 году, пыталась нелегально перейти границу зимой по Финскому заливу, но была схвачена полицией. Горький, узнав о произошедшем, похлопотал о том, чтобы Муру отпустили. Правда, ее тут же арестовали повторно по подозрению в шпионаже (в Таллине ей вспомнили любовные связи и с Горьким, и с Петерсом). Освободил ее адвокат, к которому за помощью обратился Максим Горький, имевший хорошие связи на Западе.


Мария Будберг на закате жизни.

Несколько лет Мура прожила в Европе, здесь она дождалась переезда Горького, и вместе с ним поселилась в Сорренто, забыв о фиктивном муже. Несмотря на самые теплые чувства, которые Мура питала к советскому писателю, она по несколько раз в год навещала и бывшего любовника - Роберта Локкара. В Лондоне она делала остановку, когда ездила навещать детей в Эстонию. В 1925 году Мура решилась перевезти в Сорренто детей, Горький полюбил их всей душой.

С Лондоном была связана и еще одна большая любовь Муры. После возвращения Горького в СССР, она переехала жить в Лондон. Это был 1933 год. Здесь она жила вместе с Гербертом Уэллсом. Их любовная история вспыхнула еще в 1920 году, познакомились они тогда еще в доме Горького. Уэллс, как и другие мужчины, ревновал возлюбленную, болезненно переживал ее измены (теперь она уже время от времени посещала Максима Горького) и отчаянно предлагал ей стать его женой. Впрочем, так делали все мужчины Муры.

Интересно, что Мура не предала никого из своих возлюбленных мужчин. За Уэллсом она ухаживала до самой его смерти, у нее на руках умер и Максим Горький. Кто знает, быть может, без спецслужб и тут не обошлось. Историки до сих пор не установили точно, кто виновен в отравлении Буревестника.


Мария Будберг - предположительно двойной агент разведки.

Марии Будберг не стало в ноябре 1974 года. В последние годы жизни она страдала от болезней, с трудом ходила, сказалось многолетнее злоупотребление алкоголем. В истории она осталась «железной женщиной», как называл ее Горький, или "красной Мата Хари, как ее окрестили на Западе. Незадолго до смерти уничтожила все свое эпистолярное наследие, не оставив потомкам ответов на многочисленные вопросы.

Что нового можно написать о Марии Закревской-Бенкендорф- Будберг? Кажется о судьбе этой чудовищной женщины написано очень и очень много. Ее называют то революционной «миледи», то «Матой Харри», то даже красной «графиней Помпадур». И хотя не все источники объективны и дают адекватную информацию, большинство утверждает, что она была «русской миледи», выполняющей особые поручения советской разведки. Связи государственных деятелей и мужей культуры с переходившими с рук на руки дамами полусвета или т.н. походно-полевыми женами (ППЖ), а по сути элитными проститутками, всегда на слуху… Ими были: Лиля Брик, Елена Белозерская, Мария Андреева, Мария Закревская и многие другие, менее известные - которые в наши дни превратились в некие примеры для подражания. Однако эти дамы всегда были под колпаком у спецслужб, их сексуальную доступность использовали как по прямому назначению, так и в темную... Что ж, посмотрим, кем была мадам Закревская получившая бл-скую кличку «Мура».

Наша подзащитная родилась в 1892 г. в г. Полтаве (сегодня Украина) в семье полтавского помещика, тайного советника Игнатия Платоновича Закревского (этот род совсем не старинный, числится с 18 в. и не имеет никакого отношения к роду графов Закревских, а происходит от некого малоросса Осипа Закревского, то ли закройщика, то ли обозного). Так что по рождению она графиня фальшивая.

Мария окончила Институт благородных девиц, в результате никакого специального образования, так и не получив. Почему-то в СМИ беспочвенно утверждается, что она была во всех отношениях необыкновенной женщиной, прекрасно образованной, умной, дальновидной и чрезвычайно привлекательной. Однако, судя по ее немногочисленным фотографиям, Закревская не обладала безупречной привлекательностью и даже обаянием настоящих обольстительниц (впечатляет ее большой кривой нос, сломанный еще в детстве) . И, разумеется, у нее не было ничего общего с благородными дамами высшего света. Но, тем не менее, она обладала кое-чем таким, чем могла пользоваться по прямому назначению, в отличие от других более стеснительных дам (далее будем ее называть просто Мура)…

«Красавица» Мария Закревская... кто бы сейчас остановил на ней взгляд???

В 18 лет её выдают замуж за остзейского помещика Ивана Александровича Бенкендорфа (он тоже графом и бароном не был, хотя приходился дальним родственником графам ветви Христофоровичей, http://ru.rodovid.org/wk/Запись:271629 ), который проходил службу по дипломатическому ведомству (в 1912 г. - 2-ой секретарь посольства РИ в Берлине); она родила ему двух детей. Однако жизнь в семейном кругу почему-то Муру не прельщала, она не могла долго сидеть дома. Ее видели то заграницей, на приеме в какой-нибудь дип.миссии с тамошними «мальчиками», то на курсах сестер милосердия и в военном госпитале. Довольно часто она приезжала в гости к своему брату Платону, работавшему в посольстве в Лондоне, и к сестре, жившей в Германии. В Великобритании на дип. приемах она и познакомилась с начинающим дипломатом-разведчиком Р. Локкартом и известным писателем-фантастом Г. Уэльсом, с которыми «судьба» сведет ее не раз.

Иван Бенкендорф с женой Марией Закревской на ипподроме в Берлине. 1913 г.

Мировая война резко меняет ее судьбу. В 1914 г. работники посольства покидают Берлин, а супруги Бенкендорф переезжают в СПб. Что делает Мура в предреволюционный период - скорее всего «гуляет». После революции, произошедшей в России, Мура остается в Петрограде, бросив детей на поруки мужа, и стараясь часто попадаться на глаза работникам английского посольства - именно там она вскоре встречает Локкарта и, ничтоже сумняши, становится его любовницей. После переезда посольства из Петербурга в Москву, она переезжает за ним и беззаботно живет в Хлебном переулке.

Но случается «заговор Локкарта» или контрреволюционный заговор, организованный летом 1918 г. главой британской миссии Р. Локкартом совместно с французским послом Нулансом и американским Фрэнсисом в целях свержения Советской власти в России и убийства В.И. Ленина. Именно этот заговор стал одним из поводов для развертывания массового красного террора.

Муру арестовали, и она оказывается в «страшных подвалах Лубянки». Однако Локкарт идет выручать свою недалекую возлюбленную. Он обращается к зампреду ВЧК Я. Петерсу. Один из главных чекистов совсем не был удивлен, что глава британской миссии ради «какой-то русской прошмандовки», попал в искусно расставленные сети. Тем не менее, чухонец Петерс обещает разобраться... и вскоре выпускает Муру (а в ВЧК остались бумаги, подписанные Мурой, а еще и копии шифров британского посольства, которые ей удалось добыть с большим трудом…) У Муры были все основания бояться Петерса, но именно ему она предоставляла сексуальные услуги… и вскоре вышла на свободу. Один её знакомец рассказал, что однажды на вопрос в лоб: «Спала ли ты с Петерсом?», та ответила: «Конечно». Но забыла добавить, что и завербовал. Как бы то ни было, действительно после возымевших или невозымевших действие «половых хлопот» Муры Локкарта вскоре освобождают, и он покидает Россию, как, с одной стороны, организатор неудавшегося заговора, а, с другой, и проваливший важное задание Британии дипломат.

После высылки Локкарта и отъезда английской миссии в Москве ей делать было нечего, и она уезжает в Петроград. Новый начальник петроградской ЧК Г.Бокий, пристраивает её в литературное издательство к К.Чуковскому, где она быстренько на очередных посиделках знакомится Максимом Горьким. Чуковский, рекомендует писателю Муру в качестве секретаря. Она была моложе писателя на 24 года - в жизни 52-летнего писателя она появилась в 1919 г. Он же описал первое редакционное заседание, на котором присутствовала Мура: «Как ни странно, Горький хоть и не говорил ни слова ей, но все говорил для нее, распустил весь павлиний хвост. Был очень остроумен, словоохотлив, блестящ, как гимназист на балу».

Дом Горького на Кронверкский проспекте был настоящим вертепом… в этом писательском бардаке она берет на себя всю ежедневную, но не пыльную рутинную работу: читку его писем, ответы на них, подготовку материала для работы, переводит иностранные тексты, печатает на машинке и, наконец, старается негласно вести домашние дела, отдавая распоряжения прислуге…

И хотя об этой женщине ходили самые невероятные слухи и ее подозревали в связях с английской разведкой и ВЧК, Горький увлекся сексуальной секретаршей и очень скоро попытался сделать Муре предложение руки и сердца. Однако Мура предложения писателя не приняла, но, тем не менее, поселилась в его квартире и начала сожительствовать.

Сожительство Горького и Закревской нарушил приезд тогда уже знаменитого английского писателя Г.Уэллса, который в 1920 г. решил посетить революционную Россию. В те времена найти приличный номер в гостинице было проблемой, и поэтому Уэллса тут же определили столоваться в дом Горького. Мура вызвалась быть переводчицей Уэллса. Вот как описывал её Уэллс: «Она неимоверно обаятельна. Однако трудно определить, какие свойства составляют ее особенность. Она, безусловно, неопрятна, лоб ее изборожден тревожными морщинами, нос сломан. Она очень быстро ест, заглатывая огромные куски, пьет много водки, и у нее грубоватый, глухой голос, вероятно, оттого, что она заядлая курильщица... Руки прелестной формы и часто весьма сомнительной чистоты. Однако всякий раз, как я видел ее рядом с другими женщинами, она определенно оказывалась и привлекательнее, и интереснее остальных».

И еще: «Теперь она была моей официальной переводчицей. Я влюбился в нее, стал за ней ухаживать и однажды умолил ее: она бесшумно проскользнула через набитые людьми горьковские апартаменты и оказалась в моих объятиях. Ни одна женщина так на меня не действовала».

В 1919 г. муж Муры неожиданно погибает от руки местного крестьянина в своем поместье (нынешняя Эстония). В связи с этим Мура собирается в Эстонию проведать детей. Она с трудом и не без помощи высокопоставленных любовников выхлопотала разрешение на выезд в теперь уже независимую страну. Однако на вокзале в Таллине ее арестовали. Обвинения, главным образом, состояли в том, что она служила в ВЧК и советская шпионка. Каким-то образом, ей удалось освободиться, получить визу и увидеться с детьми, остается загадкой. Бенкендорфы, родственники мужа, знаться с ней не хотели и решил перестать давать деньги на содержание детей. Ее выручил неравнодушный Горький - он прислал денег.

Адвокат Рубинштейн (скорее всего также агент Москвы), вызволивший Муру из тюрьмы, находит для нее неординарное решение. Некому барону Будбергу (Николай фон Будберг-Беннингсгаузен http://ru.rodovid.org/wk/Запись:271771 ) - легкомысленному «молодому человеку», ведущему разгульный образ жизни и мечтающему вернуть карточные долги, понадобились деньги, чтобы вырваться из эстонской глуши и сбежать от своих кредиторов за границу. Суть сделки была такова: Мура выходит за него замуж, получает титул и эстонское гражданство с возможностью выезжать в Европу, а барон получает средства для отъезда из Эстонии. И тут деньги Горького приходятся кстати - фиктивный брак состоялся. «Молодые» скоро разъезжаются: барон - в Германию, Мура, теперь уже не опереточная баронесса, не беспокоится о визах и об угрозе высылки из Эстонии. Однако через несколько лет они разводятся, и Будберг уезжает в Южную Америку.

Мура и ее самый неудачливый любовник-сожитель - Максим Горький.

Вскоре Мура из Эстонии переезжает в Германию, а затем и в Италию, продолжая волочиться за Горьким, когда он под предлогом лечения туберкулеза покинул СССР. С ним она сожительствовала 13 лет, в 1920-1933 гг., не забывая наставлять ему рога с очередным горьковским «корреспондентом». Во время очередного визита Уэллса к Горькому в Италию, перед его отъездом произошла пикантная история. Якобы англичанин ошибся дверью и случайно оказался в комнате Муры. Утром Горький застал Г.Уэллса в ее постели. Успокаивая Горького, Мура, якобы, сказала: «Алексей Максимович, какой вы, право! Ведь даже для самой любвеобильной женщины сразу два знаменитых писателя - это слишком много! И потом, Герберт старше вас!»… Горький, говорят, заплакал и простил измену.

В Италии Горького начинают обрабатывать домочадцы-приживалы, склоняя его к возвращению в СССР, среди них, видимо, небескорыстно, активное участие принимает и Мура. В результате, когда многоходовая операции НКВД увенчалась успехом, Мура остается за границей, при архиве Горького; часть его, в котором была переписка с писателями и деятелями, которые не были настроены лояльно к Советской власти, он оставил Муре. Однако на архив обращает внимание Сталин - ему он был крайне нужен для подготовки политпроцессов над оппонентами - правоуклонистами, троцкистами и прочая, и Муру снова берут в оборот.

Начиная с 1936 г. на Муру начинают оказывать давление, из Советского Союза в Лондон приезжают агенты с поручениями и письмами Горького: мол, перед смертью он хочет проститься с ней. Однако с условием, что она должна привезти в Москву его архив. И Мура таки привезла итальянский архив в Москву, ее поселили с Горьким, и некоторое время она была при умирающем писателе, говорят, даже слышала его «последний вздох». Тем не менее, и что странно, когда Мура выполнила все спецзадания - ее выпускают (или отправляют?) обратно за границу, а все, так или иначе причастные к смерти Горького, погибают. Советского правительство не забыло услуги авантюристки Муры на разнообразных фронтах, в т.ч. и половые - от него она получила частные права на зарубежные издания М. Горького, и вплоть до 2-ой Мировой войны получала гонорары со всех его иностранных изданий.

После смерти Горького 45-летняя Мура перебирается в Англию, и сожительствует со своим старым любовником Г. Уэллсом. Уэллс, якобы, много раз предлагал ей замужество, однако Мура, якобы, активно не соглашалась, всякий раз отвечая, что это не подобает ее возрасту.

Профессиональная кокотка-сексотка в меховой горжетке среди менее удачливых товарок. Москва, 1968 г.

В 1946 г. Уэльс умирает, Муре - 54 года, никто из молодых и перспективных деятелей Запада на неё уже больше не клюет... Оставляют её в покое , скорее всего именно по этой причине, и органы госбезопасности. Последнее, что ей остается - распространять о себе приукрашенные байки...

Таким образом, по странному стечению обстоятельств Мура оказывалась в постели с той важной персоной, которая в то время была в активной разработке ВЧК/ГПУ/НКВД. В чем был ее т.н. секрет успеха у мужчин? На наш взгляд, она просто давала всем без проблем, вот мужики за ней и волочились… но и она волочилась за ними в поисках даже очень не безбедного существования. Другими словами: беззастенчиво использовала - сознательно и бессознательно - свою животную сексуальность, а часто расчетливо продавая себя. И будь это Локкарт, Горький или Уэллс - все равно, она не принимала никаких окончательных решений (как любят писать очарованные сей «сильной женщиной» журналюги) - часто ее просто использовали в темную, спецслужбы от советской до британской. (Злые языки даже говорят, что она получала деньги и от чекистов, и от Локкарта, т.е. из Форин Офис, но молчала об этом в тряпочку). К успешным операциям с ее участием можно отнести крайне быстрое разоблачение «заговора Локкарта», принуждение Горького к возращению в СССР, возвращение его архива, какая-то ее темная роль в смерти самого Горького и т.п. Также совсем неплохо подоила она и Г. Уэллса - в итоге получила наследство в 100 тыс. фунтов стерлингов.

В старости она очень растолстела, говорила басом, много ела и пила.Мура тихо окончила счеты с жизнью в 1974 г. в возрасте 83 лет. В некрологе говорилось: «Она могла перепить любого матроса… Среди ее гостей были и кинозвезды, и литературные знаменитости, но бывали и ничтожества. Она была одинаково добра ко всем …». В нём она, вдруг, оказалась «писательницей», «переводчицей», «консультантом кинорежиссеров», «чтецом рукописей»...

Вполне понятно, что перед смертью её рукописи и личный архив сгорели - значит было чему гореть...

По материалам :

Арсеньева Е. Дамы плаща и кинжала (см. Ч. 3. « Сердце тигра (Мура Закревская-Бенкендорф-Будберг)»).

Меркачева Е. Любимая женщина русского шпионажа. "Московский комсомолец", 14 августа 2015.

Алексей Максимович Горький однажды заметил: «Самое умное, чего достиг человек, - любить женщину». Казалось бы, странное изречение для известного пролетарского писателя, чья голова должна была быть занята совсем иными вещами. Но «Буревестник революции» знал, о чём говорил: именно женщины всегда подпитывали его вдохновение. И последняя из них, по одной из версий, могла стоить ему жизни...

Текст Наталья Туровская

В 1974 году, тихим августовским вечером на задворках неприметного флорентийского домика, увитого виноградной лозой, старая статная дама, с трудом опираясь на две палки, подошла к закрытому фургону-трейлеру и остановилась на мгновение, то ли о чём-то вспомнив, то ли что-то лихорадочно обдумывая. На её крупном лице были видны явные приметы любви к горячительным напиткам. И только глаза - огромные, карие, с поволокой - говорили о былой красоте. Она достала из-за пазухи флягу с какой-то жидкостью, облила ею фургон и бросила в него зажженную спичку. Все моментально вспыхнуло, и весёлые огоньки заплясали, отражаясь в расширенных зрачках старой дамы. Она и не думала отойти на безопасное расстояние и, казалось, наслаждалась зрелищем. А из сада к ней уже бежала взволнованная женщина средних лет и кричала:

Мама! Мамочка! Ну, что же ты наделала? Ведь там была вся твоя жизнь! Письма, дневники, твоя любовь...
- Нет, детка, здесь ты крепко ошибаешься, - спокойно ответила старая дама, позволяя увести себя в тень апельсиновых деревьев. - Всё, что доверено бумаге, рано или поздно может стать опасным. А любовь... невозможно уничтожить. Если, конечно, речь и вправду шла о любви.

Этой старой дамой была русская эмигрантка Мария Игнатьевна Закревская. Она же - графиня Бенкендорф, она же - баронесса Будберг, она же - Мура.

Ничего не напоминает? Да, на Западе эту загадочную женщину частенько называли «русской Миледи». И, право, было за что...

Не просто Мария...

Машенька родилась в Санкт-Петербурге, в семье обер-прокурора Сената Игнатия Платоновича Закревского. Надо признать, девочка не отличалась особой красотой - высока, полновата в груди, тяжеловата в походке. Но среди своих сверстниц она сразу же бросалась в глаза: никто не мог так заразительно смеяться чужим шуткам, как она; ни у кого не было таких поразительных способностей к изучению иностранных языков; и, главное, она уже с 15 лет была необыкновенно притягательна для мужчин. Почему? Да кто ж её знает. Возможно, потому что всегда умела внимательно слушать молодого человека и уже с первых минут знакомства внушить ему мысль, что более преданного и понимающего друга у него не будет никогда в жизни.

После окончания Института благородных девиц родители отправили Марию в Лондон для совершенствования в английском.

Здесь 19-летняя мисс Закревская быстро составила себе прекрасную партию - Иван Бенкендорф, дворянин из Эстонии, занимавший высокий дипломатический чин в российском посольстве в Англии. Они тихо обвенчались и зажили обычной светской жизнью для дипломатической среды: приёмы, фуршеты, официальные визиты. Молодая жена, прекрасно владевшая ещё и немецким, обзавелась сонмом известных поклонников, в число которых входили английский посланник Брюс Локкарт, модный психиатр Зигмунд Фрейд, философ Фридрих Ницше, поэт Райнер Мария Рильке, русский писатель Корней Чуковский и другие. Через год Бенкендорфа перевели в российское посольство в Берлине, где у них родились дети-погодки. А спустя два года началась Первая мировая война, и супруги спешно вернулись в Санкт-Петербург.

В 1917 году Бенкендорф, забрав маленького сына Павла и дочь Татьяну, отправился в своё родовое имение в Эстонию. Мария не могла последовать за ним из-за тяжёлой болезни матери. Увы, больше они не виделись: Бенкендорф был зверски убит восставшими крестьянами под Ревелем, его имение разграбили и сожгли, а дети чудом уцелели благодаря доброте соседей. Выехать к ним Мария Игнатьевна не могла: железнодорожное сообщение с Эстонией было прервано, а у неё не было ни крова над головой, ни денег, ни даже тёплых вещей. И тут впервые проявилось знаменитое качество Муры (как ещё в детстве называли её близкие) - неистребимая воля к жизни, которая не переставала удивлять окружавших её людей на протяжении многих лет. Возобновив в доме своей давней подруги знакомство с Брюсом Локкартом, в то время уже возглавлявшим английскую дипломатическую миссию в России, она стала его любовницей (благо англичанин неровно дышал к ней с самой первой встречи!). В марте 1918 года советское правительство переезжает в Москву, куда отправилась и английская миссия, и Мура на правах гражданской жены поселяется в московской квартире Локкарта.

Жизнеспособность Муры невероятна, она заряжает всех, с кем общается. Она - аристократка, и я вижу в ней женщину большого очарования

(Из дневника Б. Локкарта)

Локкарт был влюблён не на шутку и уже грезил, как женится на Муре и увезёт её в Лондон, но судьба распорядилась иначе: однажды ночью прямо из постели чекисты забрали их обоих на Лубянку. Локкарту грозил расстрел как участнику белогвардейского заговора во главе с эсером Борисом Савинковым. Муре - с её-то дворянским прошлым - и подавно. Но произошло нечто для тех лет невероятное: через неделю её, целую и невредимую, освобождают и даже разрешают ежедневно навещать Локкарта в камере. А вскоре она добивается и его освобождения с условием, что бывший посол в два дня покинет Россию. Как ей это удалось? Сие тайна великая есть. Одни злые языки говорили, что в застенках она не без удовольствия ответила на любовные притязания Я. Петерса, лично руководившего их арестом. Другие - что именно тогда она и была завербована ВЧК. А третьи и вовсе философски замечали, что одно другому не помеха.

«Железная женщина»

А в это время популярный пролетарский писатель Максим Горький уже явно тяготился любовью своей второй жены - истеричной актрисы Марии Андреевой, подыскивая себе новую Музу. И вскоре он обрёл её в лице Муры, которую К. Чуковский, по старой памяти, устроил работать секретарем в издательство «Всемирная литература», основанное Горьким. Сам Чуковский так вспоминает об их первой встрече на редакционном заседании: «Как ни странно, Горький хоть и не говорил ни слова ей, но всё говорил для неё, распустил весь павлиний хвост. Был очень остроумен, словоохотлив, блестящ, как гимназист на балу». На тот момент Алексею Максимовичу было 52 года, а Марии Игнатьевне - ровно на 24 года меньше. Но, по утверждению современников, не только молодость пленила автора «Песни о Соколе». В этой женщине была та удивительная манкость, от которой мужчины теряют голову, разрушают семьи, предают детей, начинают войны и прочия, и прочия, и прочия. Уже через неделю «титка Мура», как называл её Горький, любивший давать домочадцам смешные прозвища, становится его личным секретарём и переезжает жить в его квартиру. Конечно, их комнаты рядом. И он совершенно беспомощен, если её нет: это она разбирает его корреспонденцию, это она переводит для него статьи из зарубежных газет, наконец, это она первой слушает его новые произведения. С Андреевой давно всё кончено, и пылкий Горький предлагает Муре руку и сердце, но... та слишком дорожит своей свободой. И пользуется ею по своему усмотрению. Так, когда в сентябре 1920 года в Советскую Россию приезжает давний друг Горького английский фантаст Герберт Уэллс, Мура соглашается состоять при нём переводчиком. Мало-помалу, и автор «Машины времени» и «Войны миров» подпадает под чары бывшей графини. И это при том, что она никогда особенно не следила за своей внешностью: на высоком лбу рано появились морщины, любым драгоценностям она предпочитала простые часы на широком мужском ремешке, а за обедом могла лихо выпить пару стопок анисовой водки - ничто её не портило. И лишь глаза - умные, по-оленьи трогательные, всё и вся понимающие - неизменно сводили с ума, завораживали и толкали мужчин на безумства.

Фотографии практически не удавалось передать её внешней прелести. Ни одна женщина на меня так не действовала. Она пленяет своим магнетизмом

(Из воспоминаний Г. Уэллса)

Как-то ночью Уэллс вышел в уборную, а когда возвращался, перепутал дверь и оказался в спальне Муры, да так там и остался. Утром, обнаруживший любовников Горький, устроил грандиозный скандал и чуть ли не покушался на самоубийство, на что мудрая Мура сказала: «Алексей Максимович, какой вы, право! Ведь даже для самой любвеобильной женщины сразу два знаменитых писателя - это слишком много! И потом, Герберт старше вас...». И Горький её простил, а Уэллс уехал восвояси с вдребезги разбитым сердцем.

Но Муре было не до них: она мечтала воссоединиться с детьми. И в конце 1920 года она нелегально проникает в Эстонию. Там её тут же арестовывают как «красную шпионку», но опять каким-то чудом ей удаётся не только выйти из тюрьмы, но и получить эстонскую визу. В письме поэту В. Ходасевичу Горький пишет о своей возлюбленной так: «Она стала ещё милее и по-прежнему всем интересуется. Превосходный человек. Хочет выйти замуж за некоего барона: мы все протестуем - пускай барон выбирает себе другую, а она - наша!» Действительно, поскольку срок действия визы подходил к концу и Муре вновь грозила разлука с детьми, местный хитроумный адвокат подсказал любопытный выход - фиктивный брак. Некоему барону Николаю Будбергу, который хотел уехать в Латинскую Америку, срочно требовалось жениться. А Муре было жизненно необходимо эстонское подданство. На том и порешили. Когда Мура вернулась уже баронессой Будберг, изумлённый Горький воскликнул:

Не медная вы, а железная. Крепче железа в мире нет!
- А вы хотели, чтобы в ТАКОЕ время я была кружевная? - спокойно парировала Мария Игнатьевна.

Конец «красной Мата Хари»

Тем временем тучи над Горьким, то и дело позволявшим себе просить у Сталина за «старых товарищей по партии», сгущались. Его буквально вынудили уехать в Италию «для поправки здоровья» и, естественно, незаменимая Мура поселилась вместе с ним на знаменитой вилле в Сорренто. Она ведёт все его дела, вплоть до визирования банковских чеков. Ей, Марии Игнатьевне Закревской, Горький посвящает свой главный роман «Жизнь Клима Самгина», начатый в Италии в 1925 году. И она же, в своё время, уговаривает его вернуться в Советскую Россию, тогда как все друзья Горького в один голос твердят, что это смертельно опасно для писателя. Но - он слышит только свою «дорогую титку Муру».

До конца своих дней на его прикроватной тумбочке будет стоять её фотография в рамке. 18 июня 1936 года в Горки, где Горький лечился от гриппа, «проведать» его приехал нарком НКВД Генрих Ягода в сопровождении нескольких лиц, в число которых входила и статная женщина в чёрном. Надо ли говорить, что это была Мура? Она провела у постели писателя более сорока минут, а спустя два часа после её ухода Горький скончался «от воспаления лёгких». По слухам, она то ли отравила его шоколадными конфетами, то ли водой, которой он запивал пилюлю. И хоть все знали, что к сладкому писатель равнодушен, а потому вряд ли бы соблазнился конфетами, но вот стакан, из которого он пил, впоследствии почему-то не нашли.

После смерти Горького 45-летняя Мария Игнатьевна Бенкендорф-Будберг навсегда уехала в Англию. Больше она никогда не бедствовала: советское правительство оформило её как наследницу зарубежных изданий Горького, и она получала гонорары вплоть до начала Второй мировой.

В Лондоне она поселилась не где-нибудь, а в соседнем доме с Гербертом Уэллсом. Их связь длилась около тринадцати лет, до самой смерти фантаста. Он с завидной регулярностью предлагал ей стать его законной женой, но Мура была непреклонна: дескать, в её возрасте выходить замуж - только народ смешить. А вот влюбленному стареющему Уэллсу было не до шуток.

Уэллс озабочен и болен - он попал под очарование баронессы Будберг

(Из письма Б. Шоу)

Поговаривают, что однажды, когда они на большой скорости ехали вместе в авто, Уэллс чуть ли не силой пытался вырвать у Муры желанное «да», но та рванула на ходу дверцу и ответила со всей решимостью:
- Уж лучше я выброшусь на эту мостовую!..

Когда Уэллса не стало, по его завещанию Муре досталось сто тысяч долларов, на которые она и жила почти до конца своих дней. Причём жила бурно, активно участвуя в литературной жизни Лондона (к примеру, частенько завтракала с С. Моэмом, бывшим резидентом английской разведки в России), за что получила в английской прессе прозвище «интеллектуальный вождь». А может быть, и не только в литературной?.. Она долго находилась под пристальным наблюдением британской разведки МИ-5. В донесениях одного из агентов значилось: «Эта женщина очень опасна. Она может выпить огромное количество спиртного, особенно джина, и не терять головы». (Впрочем, если верить воспоминаниям её дочери Татьяны, Мура просто любила всегда быть в центре внимания и сама распускала о себе самые невероятные слухи).

Так или иначе, занавес в игре «красной Мата Хари» опустился 2 ноября 1974 года, когда баронесса Будберг скончалась на 83-м году жизни в одном из предместий Флоренции, в доме, где жил её сын Павел.

Кто знает, возможно, Мура не случайно уехала умирать в Италию? Может быть, она хотела лежать в пронизанной солнцем итальянской земле, где прошли её самые счастливые годы жизни с Горьким? Но, увы, сын перевёз тело матери в Лондон, где её отпели в православной церкви и 11 ноября похоронили под покровом промозглого серого тумана...

Кто, если не Мура...

Историки до сих пор скептически оценивают причастность М. Будберг к смерти Горького. И один из аргументов в пользу ее невиновности - это тот факт, что после похорон писателя ей разрешили уехать в Англию. Если бы она выполнила задание Сталина по устранению Горького, вряд ли бы он был заинтересован в жизни такого опасного свидетеля, да ещё за пределами СССР. Но кто же мог быть убийцей, если не Мура? Версий множество. По одной из них, согласно показаниям Г. Ягоды на допросах, Горький был убит им лично по приказу Л. Троцкого. По другой - писателя умертвили по воле Сталина его же лечащие врачи - Л. Левин и Д. Плетнёв. Так, на «процессе врачей» профессор Плетнёв сознался в том, что «умышленно проводил неправильное лечение, а его сообщницами были медицинские сестры, делавшие больному до 40 уколов камфары в сутки». Как обстояло дело на самом деле, мы, наверное, уже не узнаем никогда. Ведь цена «признаний» на допросах на Лубянке известна. Но в том, что Горький умер не от банального воспаления лёгких, сомнений нет. Хотя бы потому, что его тело, вопреки завещанию похоронить рядом с сыном Максимом на кладбище Новодевичьего монастыря, было кремировано по постановлению Политбюро ЦК ВКП(б), а урна с прахом помещена в Кремлевскую стену. В просьбе официальной вдовы Горького Е.П. Пешковой отдать ей хоть частичку праха для захоронения в могиле сына коллективным решением Политбюро было отказано...