Личная жизнь иосифа сталина. Жены и любовницы Сталина. Родные дети Сталина и приемный сын

Фигура вождя народов, как называют Иосифа Сталина, за прошедшие после его смерти годы обросла множеством слухов, домыслов и легенд. Личная жизнь могущественного руководителя СССР долгое время была строго засекречена, люди почти ничего не знали о его супругах, что говорить про любовниц? А между тем, и в годы революционной юности, и во время нахождения у руля страны Сталин оказывал внимание многим девушкам и женщинам. Давайте выясним, какими были избранницы вождя?

Официальная история

Иосиф Виссарионович Джугашвили (1878-1953 гг.) впервые женился в возрасте 26 лет. Его супругой стала 16-летняя Като (Екатерина) Сванидзе. Сын Яков родился у этой пары в 1907 году. Вскоре молодая мать, которая никогда не отличалась крепким здоровьем, заболела тифом и умерла.

По воспоминаниям современников, Като буквально боготворила своего мужа. Она была застенчивой, скромной девушкой, которая с восторгом слушала рассказы Иосифа о борьбе за социальную справедливость и всеобщее равенство. После ее смерти революционер стал заметно жестче расправляться с классовыми врагами.

Второй супругой вождя стала Надежда Аллилуева. Когда они поженились, ей было 17 лет, а Иосифу – уже 40. Причем, роман начался за год до свадьбы. Этот факт дает некоторым недоброжелателям повод упрекнуть Сталина в нездоровом влечении к совсем молоденьким девушкам.

Сын Василий родился в 1921 году, а любимая дочь Светлана – в 1925-м. Вместе с ними жил и привезенный из Грузии Яков, который до 14 лет воспитывался в семье родителей Като Сванидзе.

В ночь с 8 на 9 ноября 1932 года Надежда Аллилуева покончила с собой, обстоятельства и причины ее гибели до сих пор вызывают споры.

Больше Сталин не женился.

Матрена Кузакова

В 1909-1911 годах молодой революционер отбывал ссылку в городе Сольвычегодске Вологодской губернии. Там он поселился в доме дочери местного дьякона Матрены Кузаковой, которая была вдовой и в одиночку растила детей. Женщине приходилось нелегко, она была вынуждена сама колоть дрова, расчищать снег, чинить забор…

Иосиф видел, что молодая женщина целыми днями буквально не разгибает спины. Мужчина стал помогать Матрене по хозяйству. И вскоре заменил ей мужа. В результате этих отношений родился черноволосый мальчик, резко отличающийся от светлых братьев и сестер. Правда, Сталин ребенка так и не увидел, срок ссылки закончился, и он продолжил революционную деятельность. Матрена назвала своего сына Константином, а по отчеству – Степановичем, записав на покойного мужа, который умер за 2 года до рождения малыша.

Когда на Шаболовке появился новый редактор литдрамы с фамилией Кузаков, а было это в начале 70-х годов, коллеги шептались, что он приходится сыном самому Сталину. Незадолго до смерти Константин Степанович лично подтвердил эти слухи: в своем интервью газете «Аргументы и факты», опубликованном в 1996 году, Кузаков сообщил, что узнал имя настоящего отца от матери еще в детстве. Правда, впоследствии дал подписку о неразглашении этой тайны представителям госбезопасности.

По слухам, только родство с вождем народов спасло Константина от ареста в 1947 году. Тогда он работал в отделе пропаганды ЦК КПСС и попал в списки обвиняемых в «атомном шпионаже», дело было сфабриковано Лаврентием Берией. Но беда миновала.

Говорят, что заняв высокий пост в Кремле, Сталин подарил Матрене Кузаковой московскую квартиру.

Лидия Перепрыгина

В 1913-1916 годах будущий вождь народов отбывал очередную ссылку, на этот раз в Туруханском крае. В деревне Курейка он поселился в доме двоих сирот – Ионы и Лидии Перепрыгиных (брата и сестры). С 14-летней хозяйкой Иосиф и стал сожительствовать.

Эта шокирующая информация о совращении взрослым мужчиной девочки-сироты вскрылась в 1956 году, когда Никита Хрущев стал собирать компромат на Сталина, желая развенчать культ его личности. Сотрудники госбезопасности выяснили всю подноготную. Оказалось, что Лида Перепрыгина родила от Иосифа двоих детей. Первый ребенок умер в младенчестве, а второй – сын Александр – появился на свет уже после того, как Сталин уехал из Курейки.

Большинство сибиряков равнодушно смотрели на совращение малолетней. Но когда ее брат Иона узнал о беременности Лиды, он и местный житель Петр Иванов обратились в местную жандармерию. Сталина от уголовного преследования спасло лишь обещание жениться на девочке, когда она достигнет совершеннолетия. Но своего слова мужчина не сдержал.

Впоследствии Лидия вышла замуж за односельчанина Якова Давыдова. А ее сын Александр до Великой Отечественной войны работал почтальоном, на фронте был дважды ранен, дослужился до звания майора. Затем этот мужчина был директором столовой в Новокузнецке.

Как и Константин Кузаков, в 1935 году Александр Давыдов по требованию сотрудников НКВД подписал документ о неразглашении тайны своего происхождения.

Юрий Давыдов – один из внуков Лидии Перепрыгиной – говорил журналистам, что его бабушка была серьезной женщиной с сильным характером.

Вера Давыдова

Являясь фактически правителем огромной супердержавы, Сталин мог себе позволить тайные романы с известными артистками. Поговаривали, что его любовницами были балерины Ольга Лепешинская и Марина Семенова, а среди певиц он особо выделял Наталию Шпиллер и Валерию Барсову.

Но наиболее длительные отношения связывали Иосифа Виссарионовича с солисткой Большого театра Верой Давыдовой. Этот яркий роман описал известный журналист Леонард Гендлин в своей книге «Исповедь любовницы Сталина». Хотя родственники певицы до сих пор опровергают изложенную в ней информацию.

По мнению Л. Гендлина, когда отношения завязались, Иосифу было уже 54 года, а Вере – 28 лет. В течение долгого времени они тайно встречались на даче вождя, ведь оба состояли в официальных браках. Якобы только близостью к Сталину можно объяснить все многочисленные звания, награды и премии, которых была удостоена прима Большого театра за свою жизнь.

Вера Давыдова являлась народной артисткой РСФСР, народной артисткой Грузинской ССР, лауреатом трех Сталинских премий I степени, обладательницей роскошной трехкомнатной квартиры в центре Москвы.
Валентина Истомина

Последней любовницей вождя народов была Валентина Истомина (девичья фамилия – Жбычкина). С 1935 по 1953 годы она исполняла обязанности экономки Сталина: занималась хозяйством, накрывала на стол, решала другие вопросы, связанные с бытом Иосифа Виссарионовича. Вдовец нуждался в женской поддержке.

Светлана Аллилуева в своей книге «Двадцать писем к другу» написала: «Появились новые лица, в том числе и молоденькая курносая Валечка, рот которой целый день не закрывался от веселого, звонкого смеха. Проработав в Зубалове года три, она была переведена на дачу отца в Кунцево и оставалась там до его смерти, став позже экономкой...».

За годы своей работы Валентина настолько сблизилась со Сталиным, что неотлучно находилась при нем. Он лишь ей доверял подавать ему еду и лекарства. Слухи о том, что Истомина была любовницей вождя, как поговаривают, в частных беседах подтверждал Вячеслав Молотов, который возглавлял МИД СССР в годы Великой Отечественной войны.

После смерти Сталина Валентину отправили на персональную пенсию. Бездетная женщина вырастила племянника, отец которого погиб на фронте. Она умерла в 1995 году.
Разумеется, мы перечислили далеко не всех девушек и женщин, которым Сталин оказывал внимание, ограничившись только наиболее известными, длительными и яркими отношениями. Личная жизнь вождя народов была бурной и разнообразной. Ему нравились и совсем молоденькие девчушки, которых он умел очаровывать, и талантливые красивые артистки, и по-домашнему душевные хозяюшки.

Любимые женщины вождя - певицы Вера Давыдова (1) и Наталия Шпиллер (2), балерина Ольга Лепешинская (3).

История современности

Мы вглядываемся в историю жизни Сталина не из желания покопаться в чужом белье. Сталин был и остался одним из самых закрытых руководителей партии и государства. Он тщательно следил за тем, чтобы его биография носила канонический характер, а подлинные факты были спрятаны. Мы открываем сегодня «белые пятна» на этой карте потому, что личное, проецируясь на общее, позволяет лучше узнать и понять суть Сталина. Понять это - понять многое в истории страны и общества.

Когда жена Сталина Надежда Аллилуева застрелилась, самой любимой его женщиной оставалась шестилетняя дочь Светлана. Он звал ее Хозяйка. И должен был подчиняться Хозяйке. «Приказываю разрешить мне пойти с тобою в театр или в кино». Подпись - «хозяйка Сетанка». Адрес - «1-ому моему секретарю тов. Сталину».

Еще у нее были «секретари»: Каганович, Молотов, Орджоникидзе и другие. У кого-то в детстве - зайки, мишки, лисы. В этой уникальной семье - секретари и приказы. Иногда дочка угрожала папе, что пожалуется повару. Он ужасно боялся повара, говорил: «Если ты скажешь повару, то я совсем пропал». Какую такую кашу мог заварить повар, чтобы перекашеварить Сталина?

То была игра. На самом деле он отлично знал, кто - Хозяин.

Самоубийство Нади и смерть Кати

Экономка Каролина Васильевна Тиль - первая, кто увидел Аллилуеву в крови на полу у кровати. Рядом с безжизненным телом валялся маленький пистолет «вальтер».

Каролина Тиль - родня моего свекра, дружившего с Надеждой Аллилуевой. У нас хранилась записка, адресованная свекру, с подписью, известной миллионам: «И. Сталин». Кое-что мы знали. Включая историю самоубийства 30-летней жены 55-летнего Сталина в ночь на 9 ноября 1932 года.

Они прожили 12 лет. Близкая подруга Ирина Гогуа рассказывала: «Надя в присутствии Иосифа напоминала факира, который в цирке выступает босиком на битом стекле с улыбкой для публики и со страшным напряжением в глазах. Она никогда не знала, что будет дальше, какой взрыв. Хам он был совершенно законченный».

Причины самоубийства: психологические и идеологические расхождения. Но была еще тайна, о которой ходили настойчивые слухи. Будто бы Сталин при очередной ссоре бросил жене: а ты знаешь, что ты моя дочь?! Кровосмесительство доконало Надю?

Иосиф был знаком с матерью Нади, красавицей Ольгой, с бакинских времен. 23-летний революционер и 23-летняя замужняя женщина нередко проводили время вместе. Ольга, цыганских кровей, славилась страстным темпераментом и свободным поведением. Муж смирился с ее исчезновениями. Надя родилась в Баку.

Светлана так описывает фотопортрет матери последних дней: «Лицо ее замкнуто, гордо, печально... И такая тоска в глазах, что я и сейчас не в силах повесить портрет в своей комнате и смотреть на него; такая тоска, что кажется, при первом же взгляде этих глаз, должно быть понятно всем людям, что человек обречен, что человек погибает, что ему надо чем-то помочь».
Светлана взрослая.

Помочь Наде было уже нечем.

Надя была второй женой Сталина. Первая, венчанная, - Катя Сванидзе, сестра друга-подпольщика Алеши Сванидзе. Стройная, с большими глазами, 16-летняя Кето станет женой влюбленного в нее 24-летнего революционера при условии, что они венчаются.

Юная грузинка ни в чем не противоречила воле мужа. Она была столь стеснительна, что при появлении его друзей пряталась под стол. Родные говорили о ней: «жена-ребенок, глядящая на мужа снизу вверх, приняв как закон его власть над собой и правоту во всем и всегда». Скоротечная тифозная горячка унесет Кето в могилу. Она успеет родить сына Яшу. Сосо (кличка Иосифа) тяжело переживет ее смерть. Что не помешает ему уничтожить позднее своего родственника Алешу Сванидзе. Так же он уберет - посадит, расстреляет, доведет до самоубийства - своих родственников по линии Аллилуевой.
Спрямлял биографию и убирал свидетелей.

Вдовый отец с детьми Васей и Светланой.

Сотрудники НКВД вместо нянек

Сталин заберет подростка Яшу в Москву из Грузии только в 1921 году. Отношения между сыном и отцом навсегда останутся натянутыми. Отраду Яша найдет в отношениях с мачехой. Сталин издевается над ними, то ли ревнуя, то ли испытывая непреходящее раздражение в адрес обоих. Наде всего 27, Яше - 17. Дело дойдет до Яшиной попытки самоубийства. У отца это вызовет лишь издевку: не мог даже застрелиться как следует!

Яша окончит Артиллерийскую академию 9 мая 1941 года, уйдет на фронт в первый день войны, через месяц попадет в плен и погибнет.

К сыну от Аллилуевой Васе Сталин тоже относится плохо. Если Светлану обожает, то Василия презирает. На столе у Сталина постоянно стояла бутылка грузинского вина, он дразнил жену, наливая рюмку годовалому мальчику. Говорили, что Васино пьянство началось с детства.

После гибели Нади все в доме изменится. На место обычного персонала поставят сотрудников НКВД. Вот образчик донесения сотрудника НКВД Ефимова своему шефу: «22.9.35. Здравствуйте, тов. Власик... Вася занимается плохо... В школу не пошел совсем, говоря, что у него болит горло, но горло показать врачу отказался... 19/IX он на листе бумаги писал все свое имя и фамилию, а в конце написал «Вася Ст... (написано полностью) родился 1921 г. марта месяца умер в 1935 году. 20/IX мне об этом сказала Каролина Васильевна записки сам я не видел, так как она ее уничтожила, эта надпись производит нехорошее впечатление, уж незадумал-ли он что?» (Орфография оригинала.)

Войну Василий закончит командиром истребительной авиации. Едва Сталин умрет, Хрущев даст указание об аресте Василия. 2 сентября

1955 года Военная коллегия Верховного суда СССР приговорит его к 8 годам лишения свободы «за незаконное расходование, хищение и присвоение государственного имущества», а также «враждебные высказывания». Умрет он в Казани.

Любимая и любящая дочь Светлана, сменив несколько мужей, эмигрирует. Отец в гробу перевернулся бы, узнай он о выборе Хозяйки.

Северные сожительницы

О новом главном редакторе литдрамы Константине Кузакове, появившемся на телевидении в начале 70-х, сразу начали шептаться, что его отец - Сталин. Кузаков молчал о своем происхождении. Заговорил за год до смерти. В интервью «Аргументам и фактам» в 1996 году признался: «Я был еще совсем маленьким, когда узнал, что я сын Сталина».

Матерью Кузакова была дочь дьякона, строгая Матрена. У нее ссыльный Иосиф Джугашвили квартировал в Сольвычегодске, попав туда в январе 1911 года. Стояли морозы. Матрена спины не разгибала: снег расчистить, починить забор, дров наколоть, растопить печь, детей накормить. Год, как вдовела. Ссыльный мог заменить мужа. И не только по хозяйству.

Через девять месяцев у них родился черноволосый мальчик. Он резко отличался от светловолосых братьев и сестер. Матрена назвала его Костей, а отчество записала - Степанович, по имени мужа, умершего за два года до рождения Кости.

Матрена получит московское жилье, прописку и более благозвучное имя - Мария.

Работая в отделе пропаганды ЦК, Кузаков будет обвинен Берия в причастности к «атомному шпионажу». В 1947 году его исключат из партии и снимут со всех постов. Он ждет ареста. Короткая реплика Сталина отменит репрессии. В партии Кузакова восстановят в день ареста Берия.

Катя Сванидзе - первая венчанная жена.

Другой романтический эпизод в жизни Сталина случится в Туруханском крае, в селе Курейка. 37-летний Коба (еще одна кличка) - опять в ссылке.

С 1914 по 1916-й он квартирует у 14-летней крестьянки Лиды Перепрыгиной, с ней же и сожительствует. В Курейке на свет явились два младенца. Первый умер. Второй, родившийся в апреле 1917 года, был записан как Александр Джугашвили. Жандарму, преследовавшему ссыльного за растление малолетней, он дал слово жениться. Слова не сдержал: срок наказания вышел - он покинул Курейку. Александра усыновил и дал свою фамилию крестьянин Яков Давыдов. Выйдя за него, Лида произвела на свет еще восьмерых детей. Она писала Сталину письма. Сталин не отвечал.

Александр Давыдов окончил техникум связи в Красноярске. Там его вызвали в НКВД и взяли подписку о неразглашении «особо таинственных государственных сведений». Он завершил свои дни прорабом в том же Красноярске.

По странному стечению обстоятельств фамилия Давыдова возникнет в жизни вождя еще раз.

Ни с Александром, ни с Константином у Сталина никогда не было личных контактов. «Отец народов» не любил своих сыновей. Незаконных и законных. Видел ли в них - как во всех мужчинах - соперников, что когда-нибудь захотят отщипнуть от его власти?

Любил ли он матерей своих сыновей? У него была сильная потенция. Медкарта Надежды Аллилуевой хранит сведения о десяти абортах. Врач, консультировавший ее за границей, посочувствовал: «Бедняжка, вы живете с животным».

Почему он предпочитал тех, кто помоложе? Легче совладать с неразвитым сознанием. Легче внушить то, что хочешь, подчинить себе. Привлекал образ бунтаря, борца за бедных против богатых. Скрытые черты властителя изначально были в его природе. А власть обольщает людей.

Балерины и певицы

«И. шутил с Женей, что она опять пополнела и был очень с нею нежен. Теперь, когда я все знаю, я их наблюдала».

То, что узнала и записала в своем дневнике Мария Сванидзе, жена Алеши Сванидзе, - роман между вдовствующим Сталиным и его свояченицей Женей. Первая жена Сталина - грузинка. Вторая - похожа на грузинку. Любовницы - статные русские красавицы.

Вася как-то сказал сестре: а ты знаешь, что наш папа раньше был грузином? Сталин изживал свое «грузинство», желая ощутить себя принадлежащим титульной нации. Не отсюда ли перемена типа женщины?

Недалекая Мария Сванидзе пишет восторженно о Сталине и гневно - о его враге Авеле Енукидзе: «Будучи сам развратен и сластолюбив, он смрадил все вокруг себя - ему доставляло наслаждение сводничество, разлад семьи, обольщение девочек... Женщины, имеющие подходящих дочерей, владели всем, девочки за ненадобностью подсовывались другим мужчинам... В учреждение набирался штат только по половым признакам, нравившимся Авелю. Чтобы оправдать свой разврат, он готов был поощрять его во всем - шел широко навстречу мужу, бросавшему семью,.. или просто сводил мужа с ненужной ему балериной, машинисткой и пр...».

Дневник Марии Сванидзе позволяет судить о нравах кремлевской верхушки. Нет, Енукидзе - не зеркальное отражение Сталина. Но и вождь не чужд «балерин и машинисток».

Любимые женщины вождя - певицы Вера Давыдова (1) и Наталия Шпиллер (2), балерина Ольга Лепешинская (3).

Он посадит свою любовницу Женю, жену Надиного брата Павла. Авель Енукидзе, крестный отец Нади, расстрелян в 37-м. Алеша Сванидзе - в 41-м. Мария Сванидзе - в 42-м. Этот повар готовил свои кровавые блюда, не переставая.

Среди балерин, которым Сталин оказывал внимание, называли Марину Семенову и Ольгу Лепешинскую. Мемуарист Гронский пишет, не приводя фамилии, что в середине 30-х Сталин нередко возвращался от известной балерины в Кремль в 2 - 3 часа ночи. Из певиц говорили о Валерии Барсовой и Наталии Шпиллер. Но прежде всего молва связывала его с Верой Давыдовой. У нее было прозвище «царь-баба». На Западе вышла книга Гендлина «Исповедь любовницы Сталина», где подробно описан их роман.

Однажды Вера Александровна нашла после спектакля у себя в кармане шубы записку: «Около Манежа Вас будет ожидать машина. Шофер доставит Вас на место. Записку сохраните». Со смешанными чувствами певица проследовала в назначенное место. Она была замужем, мужа любила и отлично понимала, что произойдет. Страх мешался с ощущением избранности. Ее отвезли на дачу Сталина. Он был уже за накрытым столом.

«После крепкого горячего кофе, вкуснейшего грога стало совсем хорошо. Боязнь и растерянность улетучились. Я пошла за ним. Оказалось, что И.В. ростом ниже меня. Мы вошли в комнату, где стояла большая низкая кушетка. Сталин попросил разрешения снять френч. На плечи он накинул восточный халат, сел рядом, спросил: «Можно потушить свет? В темноте легче разговаривать». Не дождавшись ответа, он погасил свет. И.В. меня обнял, умело расстегнул кофточку. Сердце мое затрепетало. «Товарищ Сталин! Иосиф Виссарионович, родненький, не надо, я боюсь! Пустите меня домой!..» На мой жалкий лепет он не обратил никакого внимания, только в темноте загорелись ярким пламенем его звериные глаза. Я еще раз попыталась вырваться.., но все было напрасно».

Сталину - 54, Давыдовой - 28. Их связь длилась 19 лет. Трехкомнатная квартира, звания и награды присуждались как по мановению волшебной палочки. Да ведь палочка и впрямь волшебная.

Родные певицы объявили книгу фальшивкой. Разразился скандал, но он быстро сошел на нет.

Последняя привязанность

Из книги Светланы Аллилуевой «Двадцать писем к другу»: «Появились новые лица, в том числе и молоденькая курносая Валечка, рот которой целый день не закрывался от веселого, звонкого смеха. Проработав в Зубалове года три, она была переведена на дачу отца в Кунцево и оставалась там до его смерти, став позже экономкой...».

Миловидная пышнотелая Валечка Истомина, выпускница медучилища, сперва предназначалась генералу Власику. Но когда она понравилась Хозяину, тому не оставалось ничего другого, как забыть о ней. Не окончательно.

Чем дальше, тем больше Сталин замыкался в себе, сделавшись до предела подозрительным. Он поворачивался к людям самыми темными и коварными сторонами, ожидая в ответ того же. На полях книги Анатоля Франса «Последние страницы. Диалоги под розой» сохранились его пометки, одна - о Боге: «Следов не знают, не видят. Его для них нет». Стало быть, он видел? Он знал человеческую природу - прежде всего собственную - и знал, какой низкой она бывает. Но вот рядом - отзывчивое и простодушное создание. И русская с головы до пят.

Драма настигнет участников спустя годы. Власик добьется своего. Более того, добьется этого и Берия. Оба - насильно. Узнав об измене, Сталин изобьет Валечку и отправит в магаданский лагерь. Она появится на кунцевской даче перед самой его смертью. Оба, увидев друг друга, расплачутся. Таким будет последнее проявление чувств человека, которому предстояло скоро и окончательно стать каменным истуканом.

Хозяйка-жизнь уступит место Хозяйке-смерти.

В книге «Всего один год», вышедшей на западе в 1970 году, Светлана обнаружит тонкое, точное и страшное понимание вещей: «Он дал свое имя системе кровавой единоличной диктатуры. Он знал, что делал, он не был ни душевнобольным, ни заблуждавшимся. С холодной расчетливостью утверждал он свою власть и больше всего на свете боялся ее потерять. Поэтому первым делом всей его жизни стало устранение противников и соперников».

В этот список входили люди, которые его любили. Возможно, кого-то из них любил он.

ПОЗДРАВЛЯЕМ!

11 апреля Ольга КУЧКИНА отпраздновала свой юбилей. Сколько ей лет исполнилось - не скажем, но, поверьте, хорошая цифра! Годы почти не отражаются на нашей любимой Ольге Андреевне, она есть и остается одной из самых красивых (и умных!) женщин своего времени. И - великолепным обозревателем в «Комсомолке»: от тонкостей искусства до загадок жизни Сталина - все ей интересно и подвластно.

Поздравляем Ольгу Андреевну от всей души и желаем исполнения всех желаний!

Ваши «комсомольцы».

На дефиле во время открытия Олимпийских игр в Сочи российская сборная вышла в костюмах, стилизованных под лагерные телогрейки. В связи с чем вспомнился мне Иосиф наш Виссарионович. В частности, история его драматической любви и, до сих пор по достоинству не оцененный, его вклад в вопросы российского нашего языкознания.
Но начну свое повествование я с громкого шпионского скандала. Как-то НКВД обратило внимание на девушку, перед которой мужчины были не способны устоять вообще. То есть совсем никто. Бросались на нее с рычанием все от мала до велика. Я чины имею ввиду.
Разведки всех стран во все времена пользовались и будут пользоваться природными дарованиями таких девушек. И правильно делают.
Рассматриваемую мной девушку звали Евгения Соломоновна Фейгенберг. Собственно, девушку эту в девичестве звали Суламифь Соломоновна или даже Суламифь Израилевна. Но девичество ее закончилось в столь юном возрасте, что и неважно это совсем.
Девушка эта, а ей тогда было 22 года, пройдя соответствующее обучение, была направлена по линии внешней разведки в, не в обиду будет сказано, туманный Альбион. По легенде супругой дипломата.
На ниве внешней разведки девушка эта достигла успехов выдающихся. Выдающихся настолько, что после ее разоблачения Англия вообще разорвала отношения с СССР. Выяснилось, что Евгения Соломоновна спала в Великобритании с кем не попадя, не гнушаясь при этом не только высшим командным составом флота ее Величества и даже членом (и в прямом, и в переносном смысле) королевской фамилии (не при королеве-матери будет сказано).
Тогдашний министр иностранных дел Соединенного Королевства сэр Джозеф Остин Чемберлен был настолько вне себя от поведения Евгении Соломоновны, что даже обратился в связи с этим с резкой нотой протеста к тогдашнему заместителю народного комиссара иностранных дел СССР M. M. Литвинову.
Но товарищ М. М. Литвинов эти гнусные инсинуации отверг. Причем с негодованием. Мол, нашел сэр Чемберлен на что жаловаться! Мужчина вообще о таких вещах рассказывать не должен. Тем более, компрометируя приличную девушку.
После высылки из Англии она продолжила выполнять свой разведческий долг в Германии, хотя ее походный супруг был отозван на Родину еще из Англии. Через год ее попросили и из Берлина. Сопроводив это громкими отставками в германском МИДе.
По приезде в Москву легенду советской внешней разведки Сталин захотел увидеть лично.
Перед ним стояла молодая женщина (ей было 24 года), с рыжими, неподвластными расческам волосами. Она была роста выше среднего, форм пышных, но в меру и глаза имела огромные, редкого зеленого цвета. И было ее облике что-то такое, из-за чего не один мужчина, то есть вообще никто…
И Отец Народов соблаговолил…
- Что ты хочешь? - спросил он ее, когда они уже спокойно лежали в постели.
- Я хочу стать журналисткой.
- Конэчно.
Наверное, Васильева в этой ситуации просила Сердюкова о чем-то совершенно ином. Но это были совсем другие люди, и жили они совершенно в другое время. Да и груз ответственности на их плечах лежал совершенно другой.
Из спальни Сталина она вышла главным редактором журнала «СССР на стройке». То был странный журнал. Он выходил на иностранных языках и предназначался на зарубежную аудиторию.
И их дальнейшее общение было более чем странным. Обычно поздно вечером к ней подходили суровые люди в штатском и говорили: «Пройдемте». После чего ее привозили к Сталину, обычно на Ближнюю дачу. Иногда это было с перерывами в несколько дней, иногда в несколько недель. Утром, вернее к полудню, ее увозили домой.
Она любила клубнику, поэтому такие визиты всегда сопровождались подарком в виде пакета с фруктами. Однажды поздней осенью она попала под дождь. Она была легко одета, да еще вся промокла. И к ней, как всегда без предупреждения, подъехала машина, и вышедшие оттуда суровые люди ей сказали «Пройдемте».
Утром ей предложили надеть шубу.
- Вы ошиблись, это не мое.
- Вам приказано одеть.
За ночь выпал снег и резко похолодало. Дул холодный пронизывающий ветер. Шуба была строго по ней и сделана из каких-то необыкновенных мехов. Второй такой шубы в Москве не было. Да и вообще не было нигде. Это был единственный дорогой подарок, который Сталин ей сделал за все десять лет их отношений.
Впрочем, нет. Однажды он приказал ей выйти замуж. Не за кого-то конкретно, а просто выйти замуж. Такой задачи родина перед ней никогда не ставила, но и ее она выполнила с честью и в кратчайшие сроки. Ее избранником стал мелкий партийный работник которого звали Коля.
Ее мужа Сталин назначил карающим мечом революции почти сразу после его вступления в барак с Евгенией Фейгенберг. Причем не формально.
Николай Иванович Ежов в 1934-1935 гг. возглавил следствие по делу об убийстве Кирова и Кремлёвскому делу. Он же вел дела сподвижников Ленина: Троцкого, Каменева и Зиновьева. Ежову вообще подчинялись все органы государственной безопасности, как НКВД, так и милиция.
Но все это преамбула. А теперь само повествование.
Обычно отец народов от любовниц голову не терял. Но тут…
В свободное от ухаживаний продолжателя дела Ленина время Евгения Соломоновна содержала литературный салон. И ее любил Сталин.
Он вовсе не был малокультурным человеком, как о нем иногда пишут. Сталин был студентом духовной семинарии, а это по определению предполагает уровень культуры высокий. Но русский язык был ему неродным. Он его знал, но не до такой степени, чтобы мог оценить качество литературного текста. Примерно так, как я знаю иврит.
Но она периодически обращалась к нему с просьбами сугубо литературного свойства. И Сталин выполнял все ее литературные капризы. Мужчине выполнять капризы любимой женщины вообще очень приятно. Хотя. В целом их отношения были странными. Он не обращал никакого внимания на конгломерат ее романов, повестей, рассказов и литературных миниатюр с другими мужчинами.
Впрочем, бывали исключения и из этого правила. Как-то она стала встречаться со знаменитым летчиком по фамилии Чкалов. Своих отношений они не скрывали и часто бывали вместе в общественных местах. Через три недели после начала их романа Чкалов погиб при проведении испытательного полёта.
Кому только не посчастливилось провести с ней ночь. К примеру, длительные отношения у нее были с Шолоховым и Бабелем, причем одновременно. И параллельно официальным любовнику и мужу. Кровавому тирану и его прислужнику-главному палачу.
С Шолоховым однажды вечером они поднимались в номер гостиницы «Метрополь». Он нежно сжимал в своей крепкой руке ее маленькую ладошку. К ним подошли суровые люди и сказали: «Пройдемте». Суровых людей с их «Пройдете» Михаил Александрович принял на свой счет. Он вовсе не был особенно впечатлительным человеком, но шел 1934 год. И после этого случая у него развилась импотенция. Его лечили лучшие врачи, но безуспешно.
Но Евгения Соломоновна сумела его поставить на ноги проверенными народными средствами. Вообще, их отношения носили длительный характер. И именно она попросила Сталина назначить Михаила Шолохова автором «Тихого Дона».
Сам Шолохов за свою жизнь не написал не одной строчки литературного текста. Эта история широко известна. «Сталин принял решение о том, что автором «Тихого Дона» должен стать зачатый у станка молодой писатель, сын бедной крестьянки и двух сормовских рабочих», - известный анекдот тех времен.
Автором «Тихого Дона» был Фёдор Дмитриевич Крюков. Он учился с Петром Громославским (тестем М. А. Шолохова) в одной гимназии. Они даже дружили на почве интереса к литературе. В Первую мировую войну Крюков служил в санитарном отряде и написал ряд очерков из быта военного госпиталя и военных санитаров, которые в переработанном виде вошли в «Тихий Дон».
Он был один из создателей Партии народных социалистов. Статский советник. Депутат Первой государственной Думы. Заведующий отделом литературы и искусства журнала «Русское богатство» (редактор В. Г. Короленко). В гражданскую войну он стал один из идеологов Белого движения и был руководителем идеологической работы в армии Деникина.
После разгрома армии Деникина попал в плен и был расстрелян. Федор Крюков является прообразом Фёдора Ковынёва - одного из героев книги А. И. Солженицына «Красное колесо».
Петр Громославский, тесть Шолохова, вообще фигура примечательная. У Петра Громославского в руках оказался Глазуновский архив Федора Крюкова. Крюков понимал, что руководитель армии Деникина такого уровня как он не расстрелян быть не может. Поэтому он передал своему школьному другу свой литературный архив на хранение до лучших времен. Которые, как он считал, скоро наступят.
Петр Яковлевич Громославский в советское время стал редактором газеты. Редактор партийной газеты, а других тогда не было - это высокий государственный пост, который предполагал и большую ответственность, но и большое влияние. Просто редактор региональной газеты был важным госчиновником на региональном уровне.
Редакторам тогда было запрещено заниматься литературной деятельностью. А он был в душе литератор. И потому писал литературные тексты. Но под своими тестами он подписывал своего зятя, Михаила Шолохова. И, пользуясь своим влиянием, продвигал этих текстов публикацию. Так появился литературный поручик Киже - писатель Михаил Александрович Шолохов. Впрочем, определенный вклад в написание «Тихого Дона» Шолохов все-таки сделал.
Крюков свой роман писал, естественно, в старой орфографии. Шолохов переписал его в орфографии новой, достаточно аккуратно, но кое-где следы старой орфографии остались. В частности, были случаи ошибочного прочтения слов, записанных по старой орфографии. К примеру, слово «серая» («серая», 2-я буква - «ять»), Шолохов воспроизвел как «сырая» (перепутал «ять» с «ы»).
Так Михаил Шолохов попал в литературную тусовку того времени. А почти сразу стал любовником Евгении Фейгенберг. И показал ей текст «Тихого Дона».
«Тихий Дон» по своим литературным характеристикам был последним великим романом русской литературы 19 века. Он был проникнут антисоветским пафосом, а потому опубликованным в СССР, конечно же, быть не мог.
Но Евгения Соломоновна попросила Сталина опубликовать роман. Назначив в качестве автора своего любовника Шолохова. Один из белогвардейских главарей в те годы опубликован быть не мог. Поэтому, в случае публикации, все равно пришлось бы искать автора рабоче-крестьянского происхождения. Тем более что и автор «Тихого Дона», и Шолохов были донскими казаками.
Теперь другой литературный анекдот о другом многолетнем любовнике Евгении Фейгенберг.
Буденного спрашивают:
- Вам нравится Бабель?
- Так то смотря - какая бабель, - отвечает легендарный командарм, хИтро усмехаясь в усы.
Если «Тихим Доном» Крюкова закончилась русская литература 19 века, с «Конармии» Исаака Бабель началась русская литература века 20-го.
Во время гражданской войны существовала легендарная 1-ая конная Армия. Ею командовал не менее легендарный человек - Семен Михайлович Буденный. А в качестве младшего офицера в этом воинском соединении, сформированном из людей и животных, служил Исаак Бабель. Окопную правду об этой службе, которую он описал в виде рассказов, в дальнейшем стали называть общим названием «Конармия».
Но дело не в том, что он описал. Дело в том, как он описал. В его тексте каждая фраза сама по себе являлась литературным произведением. Так появилась русская литература 20 века, лаконичная, точная, выразительная. А описательный роман, как форма, отошел на второй план.
Буденному анекдот о нем и Бабеле пересказали, и он очень обиделся. В связи с этим он даже написал статью в журнале «Октябрь». Название заметки было явно навеяно этим анекдотом. Художественное полотно Буденного, которым Семен Михайлович приобщился к искусству и литературе, называлось «Бабизм Бабеля из «Красной нови» («Красная новь» - это журнал, в котором была опубликована бабелевская «Конармия»).
Буденный был возмущен тем, что «художественно-публицистический журнал, с ответственным редактором-коммунистом во главе» разрешил «дегенерату от литературы» Бабелю «оплевывать слюной классовой ненависти» 1-ю Конную Красную Армию, являющуюся «величайшим орудием классовой борьбы». Не берусь комментировать «дегенерату» и «оплевывать слюной», но, все равно, это было круто.
По команде Евгении Соломоновны от неминуемого расстрела ее любовника тогда спас А. М. Горький. «Товарищ Буденный любит извне украшать не только своих бойцов, но и лошадей. Бабель же украсил бойцов его изнутри и, на мой взгляд, лучше, правдивее, чем Гоголь запорожцев» - писал Горький в газете «Правда». То, что Гоголь запорожцев именно украсил - утверждение спорное. Но к Горькому опубликованному в «Правде» не прислушаться было нельзя. В той же статье в «Правде» Алексей Максимович так же рекомендовал начинающему литератору Семену Буденному «Не судить о литературе с высоты своего коня».
Поэтому Бабеля тогда не расстреляли. А расстреляли гораздо позже. И он успел написать «Одесские рассказы».
А Буденный, будучи старым солдатом, может быть и не знал слов любви. Но написанное в газете «Правда» он понял. Потому что тогда эта газета была органом. И не просто органом, а органом партии. И несогласие с этим органом неизбежно порождало контакт и с другими органами того же механизма. Контакт, которого прославленный маршал, по всей видимости, старался избежать. Поэтому вопрос был закрыт.
Говорят, ей было свойственно легкомыслие, а её любимым танцем был фокстрот. Но, без Суламифь Соломоновны Фейгенберг, женщины безнравственной, да будет ей земля пухом, не было бы Олеши, Катаева, Ильфа, Петрова, Шолохова, Булгакова, Кольцова… Впрочем, как и Сергея Эйзенштейна или Леонида Утесова. Даже исследователя Арктики О. Ю. Шмидта, и того бы не было.
Она прожила короткую жизнь, всего 34 года. Потом Сталин ее убил. Не совладал со своим инстинктом убийцы-маньяка, я думаю. Приводятся и какие-то разумные причины этого убийства, но какие тут могут разумные причины?
После ее смерти ее литературное окружение было достаточно быстро уничтожено. Все почти. Но ведь они были! Их рукописи не сгорели!

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

Гендлин Леонард
Исповедь любовницы Сталина

Перевод с английского В. В. Зубрилова Перевод подготовлен по изданию: Гендлин Л. За Кремлевской стеной. Лондон, 1983

С Верой Александровной Давыдовой я познакомился в конце 1945 г. У нас было много интереснейших и незабываемых встреч. После смерти Сталина она меня спросила:

– Вы смелый человек?

– Смотря для чего, – ответил я.

– Мне есть что вспомнить. Хотите записать повествование женщины-актрисы? Я не буду возражать, если мой рассказ станет романом. Это даже лучше, документальность обязывает.

Я ответил утвердительно.

– Почему я решила пойти на такой ответственный и рискованный шаг, поведать вам о совсем неизвестной жизни Сталина, с которым я была в интимной связи 19 лет? – проговорила В. А., нервно кусая губы. – Может быть, вы думаете, что мне нужна дополнительная слава при жизни или же шумно-скандальная после ухода в лучший мир? Если так, то вы ошибаетесь. Я имею почетные звания народной артистки РСФСР и народной артистки Грузинской ССР, ордена и медали. Три раза мне присваивалась Сталинская премия. Кроме финансовых накоплений, я получаю персональную пенсию, являюсь профессором Тбилисской консерватории, консультирую, даю частные уроки. Возможно, вы будете считать, что разгневанная и в какой-то момент отвергнутая любовница решила отомстить в прошлом всесильному, а теперь мертвому вождю? Нет, это не так. Я знала, что Сталин меня любил по-своему и всегда с нетерпением ждал моего появления… Но только теперь, когда его нет, я могу сказать, что все годы вынуждена была притворяться, играть в страсть.

Я – актриса! И, пожалуй, мне единственной на всем белом свете недоверчивый Сталин поверил до конца. Хотя был еще один человек, самый преданный из всех его помощников, – Александр Николаевич Поскребышев.

Много лет я вела двойную жизнь, которую приходилось делить между театром – репетициями, спектаклями, концертами – и его страстными, порой истерично-бурными ласками.

Говорю об этом, потому что хочу, чтобы после моей смерти человечество узнало и другого Сталина – обнаженного… Я родилась в Нижнем Новгороде в семье землемера и народной учительницы. Вскоре наша семья переехала на Дальний Восток, в город Николаевск-на-Амуре. С детства я полюбила тайгу, рыбалки, костры, вопли и душераздирающие крики разбойного Амура. В 1920 г. японцы пытались оккупировать наш город. Пришлось все бросить и бежать в Благовещенск. Закончив школу, несколько лет преподавала хоровое пение. В 1924 г. мне посчастливилось сдать экзамены в Ленинградскую консерваторию. Одним из экзаменаторов был Александр Константинович Глазунов – композитор, чьим именем мы, студенты, очень дорожили. Маститый музыкант тепло отозвался о моих вокальных данных. После того, как я спела в оперной студии партию Кармен, меня пригласили в Мариинский оперный театр (театр оперы и балета им. С. М. Кирова). Сценическое крещение – паж Урбан в опере Д. Мейербера «Гугеноты».

Я была на седьмом небе от счастья. Мне исполнилось 23 года. Самые близкие подруги тайно завидовали, каждый творческий успех они переносили болезненно. В театре мне стали поручать ведущие партии в операх «Аида», «Кармен», «Хованщина». Я стала солисткой-дублершей.

На ленинградской оперной сцене царствовала Софья Преображенская, к которой издавна благоволил Григорий Зиновьев, в то время фактический диктатор северной столицы и области.

Бывали вечера, когда я пела почти при пустом зале. Ночью, запершись в артистической комнате, скрываясь от всех, я кусала до крови губы, плакала, кричала, билась в истерике и… продолжала работать, ожидая лучших дней.

Ранней весной 1932 г. наш театр выезжал в Москву. Гастрольные спектакли давались в Большом театре. Нас предупредили, что ожидается приезд первого секретаря ЦК ВКП(б) Сталина. Мы страшно волновались, репетиции продолжались с утра и до поздней ночи. На отдых почти не оставалось времени.

Мне очень хотелось петь на сцене прославленного театра. Софья Преображенская заболела ангиной, пришлось заменить «Аиду» оперой Кармен. Мне доверили главную партию. На грим села за 3 часа до начала спектакля. От волнения лихорадило, дрожали колени, лицо и тело покрылись противными красными пятнами. Но вот раздался первый долгожданный и в то же время тревожный звонок, затем второй, третий. Дирижер направился к пульту. Исполнителей основных партий попросили выйти на авансцену. Взоры зрителей и артистов были устремлены на правительственную ложу, где находились Сталин, Молотов, Калинин, Ворошилов, Микоян, Орджоникидзе, Бухарин, Рыков, Ягода, Зиновьев, Киров, Каменев, Тухачевский. Впервые я так близко увидела Сталина. Приветливо улыбаясь, он вместе со всеми стоя аплодировал. Восторженным овациям не было конца. Медленно гасились люстры. Оркестр заиграл увертюру.

Перед глазами промелькнула короткая жизнь. К счастью, дирижер Александр Мелик-Пашаев помог войти в творческую форму…

Закончилось первое выступление на сцене Большого театра. В последний раз опустился парчовый занавес. Зал неистовствует. Актрисы Малого театра и Московского Художественного Евдокия Турчанинова, Александра Яблочкина, Ольга Книппер-Чехова, Алла Тарасова преподносят корзины с цветами и огромный букет алых роз. Целуя меня, Тарасова шепотом проговорила: «Вы, Верочка, пели прекрасно. Такую очаровательную Кармен Москва давно уже не слышала и нс видела. Эти волшебные цветы вам прислал И. В. Сталин».

От счастья на глазах выступили слезы. Меня пригласили в правительственную ложу. Не успела опомниться, как была представлена Сталину и его соратникам.

– К своему успеху, товарищ Давыдова, – тихо сказал он, – относитесь сдержанно, не зазнавайтесь, смотрите, не потеряйте голову.

Ворошилов преподнес коробку шоколадных конфет. Орджоникидзе – оригинальную шкатулку. После короткой паузы Сталин снова обратился ко мне:

– А вы, товарищ Давыдова, хотели бы жить в Москве и трудиться в нашем Большом театре?

– Я должна подумать.

– Решение правильное. При любых обстоятельствах всегда необходимо думать. А мы за это время попросим товарищей, ведающих театрами, подготовить соответствующее решение о вашем переводе. Ленинград не обеднеет, там неплохо работает товарищ Преображенская.

Я поблагодарила его за внимание.

Сталин взглянул на меня исподлобья. Это был мужской, пытливый, властно-оценивающий взгляд. Прошло мгновение, какая-то доля секунды, но взгляд этот я запомнила на всю жизнь. Сталин мысленно раздевал меня и осторожно взвешивал «за» и «против»…

Через месяц я получила правительственное распоряжение о переводе в Большой театр.

В Ленинграде я вышла замуж за артиста оперы Дмитрия Семеновича Мчедлидзе-Южного.

С первых дней супружества наши взаимоотношения складывались сложно. После долгих споров мы пришли к обоюдному соглашению, что каждый из нас имеет право на самостоятельную жизнь, но разводиться и терять друг друга нам не следует.

Год 1932

Дирекция Большого театра приняла меня благосклонно. По наивности я думала, что это справедливая дань моему вокальному и актерскому мастерству. Так или иначе моя сокровенная мечта сбылась. Я – солистка первого оперного театра страны, на сцене которого творили непревзойденные мастера Шаляпин, Собинов, Нежданова…

Утром 7 ноября состоялось торжественное собрание, посвященное Октябрьской революции. Вечером шла «Псковитянка» Римского-Корсакова. В правительственной ложе Сталин оживленно переговаривался с собеседниками. Вечером 8-го я должна была принять участие в традиционном праздничном концерте в Кремле. В шесть часов вечера мне сообщили, что концерт отменен. Потом стало известно, что в тот день «скоропостижно» умерла Надежда Аллилуева, жена Сталина, которая когда-то работала в секретариате Ленина.

Меня, как всякую женщину, интересовало, какая была жена у вождя. Умная, красивая, интересная, образованная, энергичная, любила ли она искусство, музыку, живопись, литературу, балет? Или она обыкновенная законсервированная партийная дама – синий чулок?

Мы, артисты, часто задавали себе вопрос: почему руководители Коммунистической партии и Советского правительства на официальные приемы и спектакли приходят без жен?

В очередной раз Сталина я мельком увидела на премьере «Тщетная предосторожность». В конце декабря он приехал послушать «Демона».

В новогоднюю ночь я пела в Кремле. После концерта артистов пригласили на праздничный ужин. Меня посадили радом со Сталиным и Ворошиловым. Кавалеры не давали скучать. Сталин ел мало и почти не пил. На меня он смотрел восхищенными глазам г. Вечер закончился в полночь.

Дома в кармане шубки я обнаружила записку: «Около Манежа Вас будет ожидать машина. Шофер доставит Вас на место. Записку сохраните». Почерк незнакомый. Подписи нет. Ощутила жуткий страх. Посоветоваться не с кем, время позднее. На улице холодная, зимняя вьюжная ночь. Сопоставила отдельные факты. Вспомнила, как Сталин смотрел на меня во время первой встречи в ложе Большого театра. Почему в этот новогодний вечер я оказалась рядом с ним за столом? Стала отгонять навязчивую мысль, что он просто влюбился. Взяла себя в руки. В конце концов красивые женщины созданы для того, чтобы нравиться мужчинам. Во все века об этом писали мудрецы, философы, поэты, драматурги.

У ворот Кремля ко мне подошел человек средних лет. Он вежливо поздоровался, испытующее взглянул на меня, затем сказал:

– Вас ожидает автомобиль, в машине согреетесь, на улице нынче зябко, тридцать два градуса мороза.

Высокий, худой незнакомец проводил меня до машины, предупредительно открыл дверцу, помог сесть. Заревел мотор, машина набирала скорость. Показались очертания Киевского вокзала, старые домики Дорогомиловской заставы. Мы подъехали к глухому забору. Шофер просигналил. Из караульного помещения вышли военные и штатские.

– У вас, дамочка, какие документы имеются? – спросил дядя исполинского роста, по-видимому, старший. Предъявила паспорт и удостоверение личности. Ворота автоматически открылись. Показался красивый особняк, похожий на старинную усадьбу конца XYIII века. Молчаливая женщина провела меня в уютную гостиную. Раскрасневшаяся с мороза, я прямо в шубе плюхнулась на диван.

– А, вы уже здесь, В. А.? – услыхала я знакомый, нерусский гортанный говор Сталина.

– Да, Иосиф Виссарионович, мы только что приехали.

– Сейчас распорядимся, чтобы вас раздели.

Женщина взяла шубу, муфту, шапочку, перчатки.

Взгляд ее больших серых глаз ничего не выражал.

– Вы, наверно, проголодались? – мягко проговорил Сталин. – Пойдемте в столовую. Там, кажется, для нас накрыли стол. В нашем доме не надо стесняться.

Как приятно ступать по мягкому, пушистому ковру! На небольшом столе ажурная белоснежная скатерть. Два прибора, изысканная посуда. Вилки, ножи, ложки из старого добротного серебра.

Нас угощает приветливая, немолодая русская женщина. Таких деликатесов не имел даже избалованный буфет Большого театра. При виде яств ощутила волчий аппетит. С наслаждением пила ароматные вина столетней давности. Не верилось, что в первый день января я ем свежие огурцы, редис, помидоры, груши, яблоки. Немного обалдела. Увидев мое смятение, Сталин тихо сказал:

– Вам из наших скромных запасов приготовят вино, икру, рыбу, сладости, овощи, фрукты.

– Большое спасибо, И. В.! Время теперь позднее, пора собираться домой, да и вы, наверно, устали?

– В. А., нам нужно серьезно поговорить. Если не возражаете, пройдемте в другую комнату, нам там никто не будет мешать.

Понять Сталина трудно: акцент ужасный. Переспрашивать не решилась. После крепкого горячего кофе, вкуснейшего грога стало совсем хорошо. Боязнь и растерянность улетучились. Я пошла за ним. Оказалось, что И. В. ростом ниже меня. Мы вошли в комнату, где стояла большая низкая кушетка. Сталин попросил разрешения снять френч. На плечи он накинул восточный халат, сел рядом, спросил:

– Можно потушить свет? В темноте легче разговаривать. Хочется побеседовать с Вами по душам.

Не дождавшись ответа, он погасил свет. Я очутилась в темноте. И. В. меня обнял. Я смолчала. Он умело расстегнул кофточку. Сердце мое затрепетало.

– Товарищ Сталин! Иосиф Виссарионович, родненький, не надо, я боюсь! Пустите меня домой!..

На мой жалкий лепет он не обратил никакого внимания, только в темноте загорелись ярким пламенем его звериные глаза. Я еще раз попыталась вырваться из его цепких объятий, но все было напрасно. Путь к отступлению был отрезан. Сталин продолжал меня целовать, ласкать, его щетинистые усы кололи лицо, подбородок, впивались в глаза…

Утром привела себя в порядок, перекусила. Чисто выбритый, надушенный Сталин спросил:

– В. А., как вы себя чувствуете?

Я промолчала. Он попросил вернуть записку и тут же порвал ее на мелкие клочки.

– В. А., вы получили квартиру?

– Нет, И. В. Живу в театральном общежитии, собираюсь снять комнату в общей квартире.

Сталин улыбнулся:

– Надеюсь, вы умеете молчать и не станете распространяться относительно того, как мы вместе провели новогоднюю ночь?

– Конечно, товарищ Сталин!

– Можете называть меня по имени отчеству.

Во время прощания его серо-коричневые глаза с налетом желтизны снова вспыхнули…

Мороз вернул силы. Сгибаясь под тяжестью сталинских даров, шофер внес в мою комнату коробки с продуктами..

– Скажите откровенно, – спросила В. А. после того, как я записал в свой блокнот несколько эпизодов, – вас не очень шокирует то, что я говорю?

– Любое начало трудно, но если мы решили пойти на такой шаг, то как бы нам ни было тяжело, надо продолжить и закончить взятую на себя миссию.

– Будьте очень осторожны, – предупредила меня Вера Александровна, – записи свои никому не показывайте и ни с кем на эту тему не говорите. Печатайте без дат, на папиросной бумаге в одном экземпляре и лучше всего через один интервал. Я об этом говорю, потому что достаточно хорошо осведомлена о силе и могуществе органов государственной безопасности. Вы должны знать, что мы рискуем в одинаковой мере. Если со мной что-нибудь случится, я вынуждена буду все отрицать, вы должны войти в мое положение…

Год 1933

Меня вызвали в дирекцию Большого театра, там познакомили с руководящим товарищем из Московского Совета. Он попросил зайти к нему через неделю. В тот же день получила ордер на трехкомнатную отдельную квартиру. В скором времени привезли модную мебель, установили телефон.

Я на каждом шагу чувствовала его внимание, понимала, что он не отстанет до тех пор, пока не найдет лучшей замены. Устраивала ли меня такая перспектива? Сталину было 54 года, мне – 28. Разница огромная! Но могла ли я воспротивиться и восстать против его притязаний? Он был хозяином положения. В любую минуту по его прихоти могла наступить творческая и физическая смерть.

Прошел месяц. За это время он ни разу не появился в театре. В последнюю субботу, когда выходила из служебного подъезда, ко мне подошел шофер Василий Петрович.

– Если, В. А., вам надобно домой, можем отвезти и немного подождать.

Понравилась мне предупредительность шофера. Дома сняла грим, переоделась: я знала, что Сталин не любит декольтированные платья. Ради него надела туфли на низких каблуках.

Василий Петрович попросил меня сесть на заднее сиденье. Обратила внимание, что темные занавески на окнах были задернуты. Снова знакомая дача. Кругом стоит патриархальная тишина. Прислуживающие дядьки-роботы с бесцветными глазами помогли раздеться. Не заметила, как появился Сталин.

– Нам сказали, что вы, товарищ Давыдова, получили замечательную трехкомнатную квартиру.

– Огромное вам спасибо! Квартира действительно чудесная. И. В., я очень вас прошу, называйте меня тоже по имени отчеству.

Сталин побагровел:

– Запомните, Вера Александровна, нас нельзя перебивать и тем более учить, перечить, указывать. Мы достаточно хорошо знаем, как и с кем надо говорить.

Глаза его наливались злобой. Я была не рада, что так опрометчиво его перебила. Сталин, разозлившись, ушел, хлопнув дверью. Я остолбенела, не понимая и не зная, что мне делать, как дальше себя вести.

Через час всесильно-вельможный кавалер, готовый выполнить любую женскую прихоть, вошел в гостиную.

– Кушать хотите? – спросил он просто.

– Спасибо, я сыта, поужинала в театре. С удовольствием выпью чашечку кофе.

В спальне он проговорил, дымя трубкой:

– Хочу увидеть тебя голую при свете, не надо стесняться. Ты обязана мне во всем помогать. – Сталин аккуратно сложил свое белье. – Ну, что вы сидите, как истукан! Мы зря теряем драгоценное время.

– И. В., родной, разве с женщинами так разговаривают?

Сталин потушил свет, потом хрипло позвал. Я пошла на голос в кромешную тьму…

Он принес очищенные апельсины, груши, напитки, орешки, миндаль, вино, шоколад. Я ни к чему не притронулась. Вытянув ноги, отдыхала.

– Верочка, когда находитесь в гостях, не следует обижать хозяина, тем более кавказца.

Случайно на ночном столике увидела книгу профессора Фореля «Половой вопрос».

– Можете взять, – вяло проговорил И. В., – книга поучительная. Это наш подарок.

Я ни о чем era не спрашивала, знала, что придет время, когда он сам захочет рассказать о самом личном и сокровенном.

И. В. заснул. Мне тоже удалось задремать. Разбудило ласковое прикосновение его рук.

– На пути нашем не будет остановок и привалов, – сказал он, – мы идем дальше. Ты красивая, возбуждаешь, горячишь кавказскую кровь. Мне трудно сдерживать себя…

Утром он тихо встал. Ушел, не попрощавшись. Экономка-домоправительница ласково проговорила:

– В. А., вы очень хорошо сделали, что к нам приехали. Мы всегда рады людям. Я вот для вас завтрак приготовила: салатик, бифштексик из вырезки, картошечку поджарила, какао сварила. Все свеженькое, откушайте, не обессудьте, а то И. В. обидятся, подумают, что вы нашими харчами пренебрегаете.

Я с аппетитом поела. Молчаливая женщина принесла одежду. У старухи глаза черные на выкате, нос широченный, губы тонкой змейкой, зубы стиснуты – вот ударит!

В воскресный день я собиралась пойти в Третьяковскую галерею, где очень давно не была, но позвонил товарищ моей юности, ленинградский кинорежиссер Евгений Червяков. Мы провели вместе целый день. Гуляли в Сокольническом парке, вечером посидели в ресторане, ужинать поехали ко мне.

Василий Петрович предупредил по телефону, что во вторник я должна его ждать в шесть вечера около дома. В интонации уловила скрытую угрозу. В тот день как на зло все валилось из рук. К телефону не подходила, невпопад отвечала домработнице.

Василия Петровича ждала дома. Общаясь со Сталиным, я имела право на маленький личный каприз. Шофер пришел с угрюмым незнакомцем. Протягивая тяжелую, как лопата, волосатую руку, рыжеватый представился:

– Тупырин Тарас Иванович. Товарищ Давыдова, разрешите осмотреть вашу квартирку?

Провела его в спальню, показала остальные комнаты, кухню, ванную, туалет. Он тщательно проверил электропроводку, перелистал книги, папки с нотами, долго рылся в фотографиях.

Я накрыла на стол. Ссылаясь на занятость, «гости» стали отказываться. После недолгих уговоров Тупырин и Василий Петрович с удовольствием опорожнили лафетничек с водкой, закусили селедкой, горячим отварным картофелем, котлетами. Насытившись, Тупырин сказал:

– В. А., поскольку вы бываете у товарища Сталина, мы обязаны вас охранять.

– От кого? – спросила я удивленно.

– От внутренних и внешних врагов. Московский Совет принял решение переселить ваших соседей по лестничной клетке в другие дома.

Я оказалась в западне. Мне предстояло находиться все время под недремлющим оком сотрудников ГПУ. Тупырин как бы между прочим спросил:

– В. А., что вам известно о кинорежиссере Евгении Вениаминовиче Червякове? Если не ошибаюсь, вы с ним ездили в Сокольники, затем в ресторан к цыганам, поздно вечером привели его к себе на квартиру? В гостиницу «Савой» он вернулся под самое утро.

Я крикнула:

– Кто вам дал право вмешиваться в мою личную жизнь? На каком основании я должна отчитываться перед вами в своих действиях? И вообще, кто вы такой? Я вас раньше никогда не видела!

Ответил Василий Петрович:

– На нас не обижайтесь, мы, представители советской власти, призваны защищать интересы нашего государства.

Спорить бесполезно. Положение у них такое же незавидное, как и у меня. Возможно, они испугались, что в порыве гнева я пожалуюсь на их незаконные действия Сталину. Спокойно объяснила, что Червяков мой давний товарищ. «Гости» как будто успокоились. Мы вышли на улицу. У подъезда ожидала машина. Из-за матовых стекол не могла разобрать, куда меня везут.

После проверки документов мы въехали в закрытый двор – глухой каменный мешок. По лестнице поднялись на второй этаж. Нас провели в огромный светлый кабинет с массивной дубовой мебелью. Ко мне подошел человек чуть выше среднего роста. Его узкие красивые глаза пробуравили меня насквозь.

– Ну, В. А., давайте знакомиться! Моя фамилия Ягода. Я возглавляю ГПУ. Надеюсь, вам известно, какие функции выполняет эта организация?

– Где я нахожусь?

Хрипло засмеявшись, Ягода ответил:

– На Лубянке, в самом центре Москвы.

– Что вы от меня хотите?

– Прошу ответить на один вопрос, и мы отпустим вас с миром. Что вы сделали для того, чтобы заинтересовать своей персоной товарища Сталина?

– Мне кажется, что лучше всего об этом спросить И. В.

– В. А., мы хотели бы установить с вами постоянный контакт. Мы должны знать все относительно ваших отношений с товарищем Сталиным.

– Личные отношения, даже если таковые и существуют, касаются только нас двоих.

Нахмурившись, Ягода произнес:

– Вам виднее, товарищ Давыдова. Смотрите не поскользнитесь! В один прекрасный день дорожка, ко которой пройдете, случайно может оказаться ямой, посыпанной песком, из которой нет выхода.

Он еще раз испытующе посмотрел на меня:

– До свидания, товарищ Давыдова – Мчедлидзе-Южная. Сегодня, к моему глубокому сожалению, вы еще свободны!

Руки он мне не подал.

Тяжко прошла бессонная ночь. Забылась в театре. Василий Петрович сообщил, что приедет в 11 часов вечера.

По моему эскизу модная портниха сшила элегантное платье. Обновка И. В. понравилась. Мы с ним вместе перекусили. Он с удовольствием нажимал на жареное мясо, которое запивал вином. Ел жадно и некрасиво. Вошла экономка:

– И. В., вас срочно просит к телефону товарищ Сергей Миронович Киров. Он звонит из Ленинграда.

Отмахнувшись, словно от назойливой мухи, Сталин сухо проговорил:

– Я занят. Свяжите его с товарищем Маленковым.

После десерта И. В. предложил погулять. С наслаждением я дышала ароматом морозного лесного воздуха. Матовые лампы освещали нарядный зимний сад. Сталин вкрадчиво спросил:

– Почему, Верочка, у вас на душе неспокойно? Меня не бойтесь, я самый верный ваш друг.

Я очутилась на краю пропасти. С одной стороны подозрительный, влюбленный в меня И. В., с другой – Генрих Ягода со своим всезнающим аппаратом. Из-за сильного ветра вернулись в дом.

– В. А., вы, кажется, собираетесь нам что-то рассказать? Слава Богу, мы памятью не обижены. То что считаете для нас недозволенным, оставьте за кулисами своей души.

Коротко рассказала о встрече с Червяковым, о том, что приезжали сотрудники ГПУ Тупырин и Василий Петрович, что на Лубянке со мной недозволенным тоном «беседовал» Ягода и что он мне угрожал. На рябом лице Сталина выступила испарина. Он вспылил:

– Сволочи, мерзавцы! Придется этих блядей кастрировать! Ягода нас еще узнает! – После столь неблагозвучной тирады он спросил – Кинорежиссер Евгений Червяков ваш любовник? Вы с ним спали?

– Товарищ Сталин, клянусь жизнью, что нет! – выпалила я. – Он товарищ моей юности.

– В. А., я не ревнивый человек, но вас прошу быть как можно осторожнее. Старайтесь себя и тем более меня не компрометировать.

После короткого отдыха Сталин мягко сказал:

– Когда кипит кровь, ей надо дать возможность остыть, а потом найти для нее благоприятный выход…

Рассмотрела его как следует: роста маленького, тело на редкость некрасивое, костлявое, ключицы выпирают, позвонки выделяются, туловище узкое и короткое, а руки и ноги чрезмерно длинные. Правая рука длиннее левой.

И. В. крикнул:

– Когда тебе хочется, ты умеешь ласкать! Вам, артистам, особенно балеринам и певицам, верить нельзя, – проговорил он нравоучительно. – Правду у вас все равно не узнаешь.

Неожиданно он спросил:

– Где собираетесь летом отдыхать? В Крыму или на Кавказе?

– Я об этом еще не думала.

Завтракала одна. Прислуживала экономка с добрыми глазами. В машине Василий Петрович радостно сообщил:

– Получил ордер на квартиру, теперь мы соседи.

Не слушая его, проговорила сквозь зубы:

– Мне абсолютно безразлично, где вы будете жить.

В театре приступила к репетициям оперы Мусоргского «Хованщина». В работу мне дали партию Марфы. Сердцем чувствовала, что Сталин непременно придет на этот спектакль и что ему будет приятно, если я окажусь на высоте. На премьеру пришла вся театрально-литературная Москва. За пять минут до начала спектакля в правительственную ложу вошел Сталин.

После второго акта капельдинеры поднесли мне корзину зимних тюльпанов и гиацинтов. Эти цветы всегда вызывают печаль. Возможно, что я, как всякая женщина, склонна к излишней сентиментальности.

За кулисы пришел импозантный, гордо-величественный кумир театральной Москвы Константин Сергеевич Станиславский.

– Дорогая и несравненная Вера Александровна! – сказал он. – Если вы когда-нибудь захотите перейти на драматическую сцену, помните, что двери нашего Московского Художественного театра для вас всегда открыты. В доказательство моих слов, позвольте преподнести вам корзину цветов и постоянный именной пропуск, подписанный директором театра Василием Ивановичем Немировичем-Данченко.

В эти минуты я была самая счастливая.

Артисты Художественного театра пригласили «на капустник». Было смешно, весело, просто. Драматические актеры исполняли цыганские романсы, оперные басы нараспев, речитативом читали стихотворения Саши Черного, Есенина, Гумилева. Артисты эстрады разыгрывали сцены из трагедий Шекспира, Софокла, Шиллера. Великие «старухи» Малого театра пели шуточные частушки, которые специально сочинили для этого вечера.

Братья Иван Москвин и Михаил Тарханов на извозчике отвезли меня домой. Михаилу Михайловичу Тарханову нужно было сойти раньше, но он медлил, хотел, чтобы первым этот шаг сделал Москвин. Обнимая меня, Иван Михайлович ласково проговорил:

– Верочка, вы царственная женщина. Знайте, что за вами всегда будут охотиться самые породистые мужики, отцы государства! Простите за столь нелестное сравнение, но они любят породистых лошадей, породистых собак и породистых, женщин!

Мудрейший из мудрых, артист Художественного театра Иван Москвин попал в самую точку. Галантно поцеловав ручку, он серьезно спросил:

– Верочка, как вы относитесь к драматическим артистам среднего и полусреднего роста?

Я поцеловала Москвина в лобик, тогда ко мне подошел обиженный, надувшийся Тарханов. Пришлось его тоже поцеловать…

Ночной покой прорезал телефонный звонок. Сонная, спросила, кто говорит. Сухой бесстрастный голос ответил: «Соединяем вас с товарищем Сталиным!» Вмиг сон улетучился. В трубке забулькал знакомый голос: «Вы молодец, товарищ Давыдова! Вчера мы впервые слушали «Хованщину». Ваша игра нам очень понравилась». По инерции выпалила: «Спасибо, товарищ Сталин! Зачем же так казенно?» Смутившись, замолчала. И. В. сказал: «Мы должны увидеться с вами во вторник».

Нарочный из Художественного принес пакет. В руках я держала книгу Станиславского «Моя жизнь в искусстве» с дарственной надписью: «Многоуважаемой Вере Александровне Давыдовой за доставленное наслаждение. Спасибо Вам за удивительно-вдохновенную Марфу. С нежностью, Ваш Константин Станиславский».

В тот же день отправила ему благодарственную телеграмму.

Из Ленинграда позвонил Евгений Червяков, сказал, что директор киностудии предложил ему подать заявление об уходе. Посоветовала этого не делать.

После вечерней репетиции ко мне подошел солист нашего театра Пантелеймон Норцов. В буфете за чашкой кофе он сказал:

– Верочка, почему вы такая замкнутая? Вечно куда-то торопитесь? Во вторник в театре выходной, разрешите увезти вас в лес?

Мне очень хотелось принять заманчивое предложение. Но что я могла сделать? С того самого дня, как был переступлен роковой порог Большого театра, я навсегда перестала себе принадлежать.

– К сожалению, вторник уже занят, приглашена к знакомым на свадьбу.

Норцов не унимался:

– Тогда встретимся в четверг, я возьму билеты в кино на последний сеанс? Хорошо? Договорились?

Днем во вторник зашел Василий Петрович.

– В. А., позвольте с вами поговорить, – начал он неуверенно. Потом закашлялся, попросил стакан чаю. Я настороженно приготовилась слушать.

– Есть к вам личная просьба, только вот не знаем, как ее высказать, как изложить, чтобы было покороче.

Я внимательно посмотрела на моего сопровождающего, о котором фактически ничего не знала. Напротив меня сидел большой, сильный, мужественный человек. Надменное, суровое лицо с жесткими, резкими чертами как будто было высечено из темного камня. Высокий, с медным отливом лоб, черные блестящие глаза, покрытые густыми хлопьями мохнатых ресниц. Подбородок тяжелый, властный, белые крупные зубы украшали лицо.

«Семья наша из-под Ростова, – начал свой рассказ Василий Петрович. – Вчера от брата письмецо получили. Отца с матерью с родных мест изгоняют. Новое местожительство им определили на Енисее, в дремучем Красноярском крае. Век за вас молиться будем, в долгу не останемся, если что, то и деньгами маленько можем подсобить. Поговорите с товарищем Иосифом Виссарионовичем Сталиным, ведь у них вся власть в руках, они все могут. По секрету скажу, только не выдайте нас, фамилия-то наша будет Моховы, а имя у меня совсем другое, зовут нас по паспорту Федор Иванович. А «Василий Петрович»– нечто вроде клички, псевдонимом таким нарекли. За вами, В. А., в Большом театре неукоснительно следят, по три раза на день персонально докладывают большому начальству на Лубянку. Людишки наши везде имеются.

Василий Петрович спохватился, взглянул на часы, надо было ехать. Сталин опозданий не прощал. В блокнот я записала фамилию, имена и отчества родителей Василия Петровича Мохова.

Мартовский воздух пьянил. Приближалась весна. Когда выехали на Дорогомиловскую заставу, промелькнули вереницы людей, сутками простаивающих в очередях за керосином, хлебом, спичками, мясом, солью.

Едва сдерживая радость, Сталин пошел навстречу. Он был в элегантном шерстяном костюме.

В доме было полно гостей: Киров, Ворошилов, Орджоникидзе, Микоян, Буденный, Молотов. Поскольку я была единственная женщина, все наперебой старались меня угостить чем-нибудь вкусным.

Балерины и певицы или тяга к искусству

«Иосиф шутил с Женей, что мол она опять пополнела и был очень с нею нежен. Теперь, когда я все знаю, я наблюдаю за ними» - это текст из дневника некой Марии Сванидзе, жены Алеши Сванидзе, - речь идет о романе между вдовствующим Сталиным и его свояченицей Женей. Первая жена Сталина - грузинка. Вторая - похожа на грузинку. Любовницы - статные русские красавицы.
Вася как-то сказал своей сестре: а ты знаешь, что наш папа раньше был грузином? Сталин выдавливал из себя свое «грузинство», желая приблизиться к титульной нации. Любимые женщины вождя - певицы Вера Давыдова (1) и Наталия Шпиллер (2), балерина Ольга Лепешинская (3).

Сталин посадит свою любовницу Женю, жену Надиного брата Павла. Авель Енукидзе, крестный отец Нади, расстрелян в 37-м. Алеша Сванидзе - в 41-м. Мария Сванидзе - в 42-м.
Среди балерин, которые были приближенными к Вождю, были Марина Семенова и Ольга Лепешинская. Некий Мемуарист Гронский напишет, не указывая фамилии, как в середине 30-х Иосиф Виссарионович нередко возвращался от известной балерины в Кремль в 2 - 3 часа ночи.
Из певиц поговаривали о Валерии Барсовой и Наталии Шпиллер. Но сильнее прежних молва выделяла роман Сталина с Верой Давыдовой, по прозвищу «царь-баба». На Западе вышла книга Гендлина «Исповедь любовницы Сталина», в которой детально описываются их отношения.

Эти самые отношения были довольно специфическими. Как-то раз Вера нашла записку, где ей было велено сесть в прибывшую машину. Певица прекрасно понимала чем грозит ей отказ и кто добивается ее внимания. Ее отвезли на дачу Сталина.

"После кофе и грога, стало легче. Боязнь прошла и я пошла за ним. Мы вошли в комнату где была большая кушетка, Сталин попросил разрешения снять френч и одел восточный халат. Он сел рядом и спросил разрешения потушить свет, мол так легче разговаривать, он обнял меня, умело расстегнул кофточку, я взмолилась: «Товарищ Сталин! Иосиф Виссарионович, родненький, не надо, я боюсь! Пустите меня домой!..» Но он не обратил на это никакого внимания, только в темноте загорелись ярким пламенем его звериные глаза. Я еще раз попыталась вырваться.., но все было напрасно».
Иосифу Сталину было - 54, Алексанре Давыдовой - 28. Их связь длилась 19 лет. .

Последняя любовь

Светлана Аллилуева, писала в своей книге «Двадцать писем к другу»: «Появились новые лица - молоденькая курносая Валечка, рот которой целый день не закрывался от веселого, звонкого смеха....она была переведена на дачу отца в Кунцево и оставалась там до его смерти, став позже экономкой...». Сперва юная Валечка предназначалась генералу Власику. Но приглянувшись Сталину, ее судьба изменилась, а Власику не оставалось ничего другого, как забыть о ней.

В 18 лет Вале Истоминой поручили накрывать на стол самому Вождю. Самое ужасное случится с ней спустя несколько лет, генерал Власик как и Берия силой добились Валечки. Узнав об измене Сталин сильно изобьет свою экономку и отправит в магаданский лагерь. Перед самой смертью Сталина Валя вернется к нему на дачу, увидев друг друга, оба расплачутся, такой была последняя любовь Сталина.