Национализм как проблема современной культурологии. Проблема национализма

была очень важной в философских размышлениях Достоевского. В национализме, как и в социализме, он видел форму выражения религиозных склонностей человека. Национализм не является стадным инстинктом, потребностью объединения во имя выживания, считал он.

Напротив, феномен национализма явление довольно позднее. Это культурный продукт, выросший из пробуждающегося осознания призвания к осуществлению особой миссии. Тот, кто отвергает национализм как атавизм, просто слеп и не видит важную культурно-философскую проблему.

Устами своего литературного персонажа Достоевский высказывает следующую идею: "Если великий парод не верует, что в нем одном истина, если не верует, что он один способен и призван всех воскресить и спасти своею истиной, то он тотчас же обращается в этнографический материал, а не в великий народ. Истинный великий народ никогда не может примириться со второстепенной ролью в человечестве..., а непременно и исключительно с первою. Кто теряет эту веру, тот уже не народ. Но истина одна, а стало быть, только единый из народов и может иметь Бога истинного, хотя бы все остальные народы и имели своих особых и великих Богов. Единый народ “богоносец” – это русский народ..."

Достоевский выступал против обожествления человека в формах идеи сверхчеловека или социалистической утопии. Идея обожествления нации не вызывала у него отторжения, так как его любовь к России была слишком сильна, чтобы открыто признать, что национализм – это также обожествление, уход от истины.

Важной страницей в творчестве Достоевского является стремление писателя-философа ответить на вечные вопросы: Что такое религия? Что такое Бог? Что такое вера? Для Достоевского очевидно, что отличительной чертой религиозных идей является стремление к универсальности. Всечеловечность, универсальность христианства является его наиболее привлекательной чертой. Если рассматривать претензии на универсальность социализма, то и его, вероятно, можно считать религией. Другой религией является национализм, особенно если он принимает форму стремления великого народа к мировому господству. "Человечество в целом всегда стремится к созданию универсального государства", – говорится в "Братьях Карамазовых". "Было много народов с великой историей, но чем более развиты они были, тем были более несчастны, ибо когда становишься сильнее других (народов), то чувствуешь потребность в охватывающем весь мир союзе". По Достоевскому, истинный Бог – это Бог христианский, боги же социализма и национализма – фетиши. Можно сказать, что все его творчество направлено на то, чтобы определить различие между истинными и ложными богами.

В заключение хотелось бы отметить вклад великого писателя-философа в психологию. Стало уже прописной истиной, что Достоевский является одним из наиболее замечательных предшественников психоанализа. Расщепление личности и внутренние противоречия, сновидения как отражение неосознанных желаний, скрытая сексуальность и стремление к самопознанию как движущие силы наших поступков – все это Достоевский описал задолго до Фрейда и Адлера. Особый интерес представляет вклад Достоевского в психологию преступления и наказания. Он никогда не переставал удивляться "человеческой способности... питать в своих душах наиболее возвышенные идеалы и бок о бок с этим омерзительнейшую низость, и все это вполне открыто". Достоевский, рассматривавший человека как сложное, противоречивое существо, является великим учителем новейшей психологии.

Если оценивать творчество Достоевского шире, то можно сказать, что он создал часть фундамента европейской духовности XX в., заполнил вакуум в идейных основах современной европейской традиции.

Другого великого русского писателя – Льва Николаевича Толстого (1828–1910) также вряд ли можно назвать академическим философом. Всю жизнь он стремился ясно и по возможности просто объяснять фундаментальные философские и религиозные вопросы, прибегая к своеобразному исповедально-проповедническому стилю.

В молодости Толстой испытал глубокое влияние философских идей Ж.-Ж. Руссо и Вольтера. Толстой и Руссо были во многом родственны по духу. Отличительной чертой обоих было сочетание рационализма с критикой цивилизации. Руссо оказал большое влияние на мысли Толстого о воспитании и в известной степени на его религиозные идеи, но не на его эстетику и философию истории. Ненависть Толстого к церкви и священникам очень созвучна со знаменитой позицией Вольтера. Позже Толстой открыл для себя А. Шопенгауэра, называл его величайшим гением и удивлялся, что тот так мало известен. В это же время Толстой читал Канта, который также оказал значительное влияние на него как мыслителя. Философский стиль Толстого напоминает стиль Шопенгауэра. Обоим присущи уверенность, сила и яркость изображения.

В своих философских работах Толстой рассматривает почти все формы человеческого бытия со своей, часто необычной, но всегда глубокой точки зрения. Он создал философию истории и теорию искусства. Толстой работал почти шесть лет над критическим переводом Евангелия с языка оригинала на русский с надлежащими философскими комментариями и пояснениями. К этому следует добавить массу работ по социально-этическим, национально-экономическим, педагогическим и политическим вопросам.

Одним из вопросов, глубоко занимавших Толстого, была тема смерти. Смерть по Толстому – это мучительная гибель, напоминание о бессмысленности жизни. Чтобы преодолеть смерть, мы должны порвать все узы, которые связывают нас со всем личным: с нашими близкими, с пашей собственностью, нашей славой и нашим успехом. Мы должны возвыситься в любви ко всему и всем, что идентифицирует нашу жизнь с самой жизнью. Тогда смерть не настигнет нас. Наша смерть – это только физическое изменение плоти, которое – если смотреть глубже – касается нас так же мало, как какой-либо другой из отдельных предметов бытия. "В космическом упоении любви перестают действовать разрушительные силы пространства и времени", – пишет Толстой в своем наиболее глубоком философском произведении "О жизни". Найти смысл в существовании для Толстого, значит найти что-либо, преодолевающее смерть. И вопрос о смысле жизни для Толстого – важнейший религиозный вопрос. Религия и смерть близки. Религия для Толстого – это сила, которая дает человеку возможность находиться перед фактом смерти и при этом не расстаться по собственной воле с жизнью.

Толстого часто называют анархистом, ниспровергателем кумиров и авторитетов. Анархизм Толстого тесно связан с его стремлением к опрощению, попытке сконструировать жизненное пространство, в котором была бы отброшена большая часть этических и социальных норм, осложняющих жизнь в культурном обществе. Он никогда не скрывал своей ненависти ко всем представителям авторитета и порядка на земле: генералам, министрам, судьям, священникам и им подобным. Но в анархизме Толстого можно усмотреть не только психологические основания. В определенном смысле можно говорить и о социально-культурной основе. Возможно, ненависть Толстого к порядку является не столько ненавистью к порядку вообще, сколько к неестественным порядкам той среды, к которой сам он принадлежал.

Большинство исследователей творчества Толстого отмечают его своеобразное стремление "повернуться спиной к Европе". Видимо, это связано с глубоким убеждением Толстого в том, что географически и исторически Европа – это лишь маленький уголок мира. Мы должны научиться заглядывать за европейский горизонт. Ведущим мотивом в мышлении Толстого является мысль, что существуют этические, религиозные и социальные идеалы более универсальные, чем европейские. В католической, православной и реформированных церквах он видел искажение основных мыслей христианского учения. Когда христианство освобождается от европейских одежд, от него остается зерно мудрости, которое можно выкристаллизовать, например, из буддизма или конфуцианства.

Основной тезис философии истории Толстого можно кратко выразить следующим образом: все исторические события необходимы. Ход истории определяется не свободным вмешательством отдельных индивидуумов, а надличностными факторами, которые, однако, нельзя распознать. Далее Толстой утверждает, что проблема свободы воли напоминает о себе в истории повсеместно. Каждый серьезный историк вынужден размышлять о ней, если не абстрактно, то, по крайней мере, в какой-либо конкретной исторической связи. Свобода и необходимость – две стороны одной медали.

Бесспорный факт, что чем больше углубляются наши знания, тем менее мы склонны говорить о случайностях и свободе воли. В этой связи Толстой рассматривает отношение исторической необходимости к месту наблюдателя во времени. Он говорит, что явление кажется нам тем более необходимым, чем больше оно удалено от нас по времени. Но верно также, что при очень большом удалении связь событий исчезает во тьме веков и уже поэтому кажется загадочной и непостижимой. При рассмотрении отношения исторического восприятия к удалению во времени обнаруживается еще один аспект. А именно: необходимость, которую мы обнаруживаем в историческом явлении, распространяется не только на то, что произошло, но не в меньшей степени и на то, что за этим последовало. Толстой критикует телеологическую историографию, которая видит движущую силу истории в осознанных целях исторических личностей или самих историков.

Что касается темы личности в истории, то существует, уверен Толстой, тенденция переоценивать так называемую самостоятельность великих людей. Так возникает глупое преклонение перед героями в истории, которые на самом деле заслуживают критического разоблачения. При изучении позиций выдающихся личностей мы должны отталкиваться от того, что они не имели самостоятельного значения как исторический фактор.

Понимать историю, по Толстому, – значит чувствовать частицу живой жизни в ее конкретной действительности и бесконечное сложное взаимодействие между ее частями. В своем высшем проявлении это понимание является синтезом научного знания и художественных форм.

В своей философии искусства Толстой, помимо исследования понятия искусства, также высказывается о том, какое искусство он считает хорошим, или, иначе говоря, отвечающим просвещенному религиозному мнению нашего времени. По Толстому, хорошее искусство должно быть двух основных видов. Он называет их религиозным и универсальным искусством.

Культуры реагируют на внешнее влияние разными способами: альтернативными реакциями являются формулирование «ложного национализма» трех типов - великодержавности как самоцели, воинствующего шовинизма и культурного консерватизма.

Однако в качестве варианта возможен и истинный «национализм», с которым евразийство отождествляло прежде всего себя,- он основан на признании необходимой самобытности национальной культуры и ставит ее как высшую и единственную задачу146.

В послепетровской России (XVIII-XIX вв.) не было истинного национализма и большинство культурных людей не желали быть самими собой, а хотели быть настоящими европейцами. Те же, кто признавал себя националистами, склонялись в основном к великодержавности: для вящей параллели пангерманизму был создан панславизм147.

Там же. С. 59. 145

Трубецкой Н. Об истинном и ложном национализме // К проблеме русского самосознания. С. 15-16. 146

Трубецкой Н. Вавилонская башня и смешение языков // Евразийский временник. Берлин, 1923. Кн. 3. С. 111. 147

Трубецкой Н. Об истинном и ложном национализме. С. 14.

Каждый «национализм», согласно евразийской концепции, содержит элементы централизаторские и сепаратистские. Могут существовать национализмы разной амплитуды и широты, сопрягающиеся друг с другом как концентрические окружности: централизаторские и сепаратистские элементы одного и того же национализма не противоречат друг другу, но централизаторские и сепаратистские элементы двух концентрированных национализмов друг друга исключают. Для того чтобы национализм данной этнической единицы не выродился в чистый сепаратизм, необходимо, чтобы он комбинировался с национализмом более широкой этнической единицы, в которую входит как субкультура. Здесь национализм проявляется как пассионарность, напряженность культуры359. Национализм - категория более жесткая, чем сепаратизм, и за ней стоит стремление не к пассивному отделению, а к утверждению своей, но общезначимой, социальной, политической или культурной идеи: централизаторские тенденции здесь преобладают. И все же введение этой категории в мыслительные конструкции прежде всего акцентирует внимание на проблеме особенности данного социокультурного мира и его отграниченности от иных сфер.

Тем самым пространственное нормирование культуры замыкается на понятии «граница» (со всеми ее модификациями: внутренняя-внешняя, четкая-размытая, стабильная-мобильная и т. п.). Вычерчивание границы является процессом самосознания данной культуры, выявления ее специфики в метакультурном контексте.

Другим условием существования культурных организмов является время, й механизмы нормирования и запретов разворачиваются в рамках этой доминанты по законам, определяющим лицо данной культуры и в плане ее динамики. Временная развертка культуры может осуществляться как в линейном направлении, так и по замкнутому циклу. Евразийская культура (как концепция) описывала себя, определенно ориентируясь на второй путь временного существования: «Конечно, не следует совершенно приравнивать культуру к организму, но все же должно констатировать некую неумолимость ряда циклических процессов (курсив мой. - Я. #.), объясняющих как процессы организационные, так и процессы культурно-исторические»360*\

Понятие «эволюционной лестницы», «ступеней развития» и проч. с евразийской точки зрения - понятия глубоко эгоцентрические, поскольку предполагают, что различные культуры различаются степенью развитости и вписанности в единый культурный; процесс. Но при таком подходе необходимо прежде всего найти на- I чало эволюционной лестницы, а его, в свою очередь, можно обна- I ружить только установив общую картину эволюции.

Образовавшийся замкнутый круг можно прорвать только используя вненауч- ную и внерациональную установку - приняв на веру, что та или

иная культура и есть начало или конец эволюции. Евразийская точка зрения исходила из того положения, что в истории европей- І ской культурной эволюции решающую роль сыграла именно эгоЦентрическая психология, указавшая романо-германскйм историкам, где искать начало и конец цепи. Культуры, имевшие больше сходства с романо-германской, стали признаваться и более разви- j тыми361. -А

В романо-германском мышлении национальная культурная j Проблема преломляется через призму всемирно-исторического пла- і на жизни и получает свое разрешение с точки зрения единого ис- | торического процесса и линейной его направленности. «Не пучком лучей и не связкой параллелей, а лишь одной-единственной направленностью судьбы человечества как единого целого к осуществлению единой всеобщей задачи представляется временное развитие культуры этому мышлению»362. Культуры по очереди, дополняя друг друга, идут к этой цели, и последняя (по очереди) начинает осознавать себя призванной вечно сохранять верховную роль: таковой и видит себя романо-германская культура. Разгадка мировой тайны уже найдена, и тип искателей правды должен смениться типом разносчиков культуры363. Картина будущего проецируется тем самым в прошедшее либо в форме предвечного замысла правящего Разума, либо в виде скрытых потенций сущего, разворачивающихся с имманентной необходимостью во времени, либо в виде сознательно избранной воли к жизни. Более того, такая картина мира позволяет предполагать и повторяемость истории.

Евразийская точка зрения иная: культуре нельзя научиться: продолжателем культурной традиции является только тот, кто качественно ее обновляет, превращает предание в свою собственность и неотъемлемый элемент личного бытия и как бы создает его заново. История вся состоит из прыжков, и там, где прекращается мутация, культура умирает и остается один лишь косный быт. Выстраивая план культурно-исторического (линейного) развития, мышление исходит из молчаливой предпосылки, что прошлое упирается в настоящее, как в тупик: и если в конце концов нам начинает казаться, что жизнью управляет железный закон рокового предопределения, то только потому, что из этой предпосылки мы исходим. Расчет здесь строится на том основании, что реален только быт, но не живая культура364.

В евразийском историческом сознании, несмотря на частые попытки проводить конкретные параллели русской, византийской и славянской, всегда преобладала идея «преодоления организации,

идея творческой свободной личности. Не о «строе», а о «духе» томилась евразийская душа: специфика данной культуры определялась отстранением ее от более широких контекстов (европейской культуры, мировой культуры) и ориентацией на дискретный, мутационный характер культурного становления. Цикличность приписывалась не историческому культурному процессу в целом, а только определенной автономной культуре; причем цикл должен быть замкнутым, и только тогда прочтение текста культуры становилось возможным, так как налицо были его начало и конец. Поэтому с точки зрения евразийской концепции основные творческие усилия были направлены на выработку идеологических основ культуры, а не на формирование ее организационных структур и институтов: складывалась идеократическая система, ориентированная внутрь самой себя и отворачивающаяся от внешнего (во всяком случае, западного) мира.

480 руб. | 150 грн. | 7,5 долл. ", MOUSEOFF, FGCOLOR, "#FFFFCC",BGCOLOR, "#393939");" onMouseOut="return nd();"> Диссертация - 480 руб., доставка 10 минут , круглосуточно, без выходных и праздников

Коробейникова Татьяна Юрьевна. Национализм как проблема управления и социального регулирования: диссертация... кандидата социологических наук: 22.00.08.- Пятигорск, 2007.- 142 с.: ил. РГБ ОД, 61 07-22/475

Введение

ГЛАВА 1. Национализм в контексте социологического анализа 17

1.1. Природа национализма в его различных интерпретациях 17

1.2. Риски национализма и современный социум 36

1.3. Социальные основы националистического поведения 57

ГЛАВА 2. Конфликтогенный потенциал национализма и пути его преодоления средствами управления и социального регулирования 78

2.1. Националистические установки: характер, особенности преодоления 78

2.2. Национализм и конфликт: проблемы управления и регулирования 100

Заключение 117

Библиографический список 122

Приложение 135

Введение к работе

Актуальность темы исследования. Меняющийся современный мир становится источником глубинных трансформаций в сфере национальных отношений. Сегодня здесь обнаруживается действие двух противоположных, но объективно взаимосвязанных тенденций. С одной стороны, усиливающиеся интеграционные процессы, растущее стремление преодолеть полиэтничность и поликультурность современных социумов путем их унификации с неизбежностью требуют некоторого снижения значимости национального перед универсальным для обеспечения социальной успешности. Это характерная черта глобализации. С другой стороны, общества, несмотря на ее модернизирующее влияние, все больше этиизируются - присутствие этнического фактора обнаруживает себя повсюду, более того, в ряде областей социальной жизни он имеет доминирующее влияние. В этом смысле современный мир можно назвать веком не только глобализации, но и национализма, выступающего в качестве определенной реакции на глобализационное преобразование мира.

Национализм, равно как и важнейшие этноидентификаторы (язык, система традиций и ценностей, верований), был и остается эффективным механизмом этносоциальной стратегии и практики. Сила влияния национализма как инструмента социального действия во многом зависит от степени развитости как самого национального, так и социального. Слабость, неразвитость социальных структур (государственных, политических, правовых и т.д.) приводит к усилению роли национализма и постепенному заполнению им социального пространства. И в то же время незащищенность, ущемленность национального - даже при развитости социального - могут привести к таким же последствиям. И тогда национализм перестает быть способом этнокоммуникации, превращаясь в средство давления и подавления, резко снижая возможности социального проектирования и управления социальными процессами.

Вкрапленность этнического в ткань социального, его повсеместное присутствие придают проблеме фактора национализма в социальном процессе не-

преходящую актуальность - общество, испытывая в разной степени проявления национализма, объективно не может полностью исключить его влияние, тем более в условиях возрастающего перемешивания населения, вызванного многообразными модернизационными процессами. Они имеют следствием не только универсализацию, но и «национализацию». При этом разновидности национализма множатся, его уже известные формы трансформируются, обретая новые конкретно-исторические очертания. Меняется само содержание национализма и его конструктивных функций (охранительной, защитной, консолидирующей, мобилизующей).

Национализм, как и саму этничность, невозможно втиснуть в жесткие рамки определенных (раз и навсегда заданных) схем и решать проблемы, им вызываемые, одними и теми же средствами. Многоликость и изменчивость национализма требуют постоянного корректирования стратегии и тактики управления. Это особо актуально для так называемых переходных обществ, отличающихся неразвитостью и слабостью политических, экономических, идеологических институтов. В том случае, когда влияние государства в пространстве этносоциальных отношений минимизировано, оно легко восполняется негосударственными структурами, расширяющими свое влияние за счет возрастания национализма, который, используя специфические механизмы воздействия и регулирования, способен не только усложнить, но и продлить время пребывания общества в переходном состоянии и отдалить момент его стабилизации.

Национализм относится к разряду тех явлений, которые отличаются высокой степенью сложности и амбивалентности. В нем парадоксально сочетаются вполне понятный этноцентризм и гиперэтноцентризм (столь близкие, но не тождественные, в особенности по своим последствиям), этническая мобилизация как средство внутринациональной консолидации и механизм межэтнического отгорожения, этническая гармоничность и конфликтность, современность и архаичность, филии и фобии. Все эти и многие другие свойства национализма позволяют элитам не только выдвигать и отстаивать национальные проекты и консолидировать вокруг них национальные силы, но и могут причинить

серьезный вред системе этносоциальных связей и отношений. Национализм невозможно изъять из системы взаимодействия этносов друг с другом и с государством. И в этом смысле он всегда остается актуальной проблемой социального регулирования.

Степень научной разработанности проблемы. Отечественной и западной научной мыслью достаточно много сделано в осмыслении феномена нации и национализма. Можно с полной уверенностью утверждать, что среди наиболее известных исследователей социальных процессов мало тех, кто оставил без внимания проблему этничности и в ее рамках - национализма.

Среди западных исследователей наиболее интересные концепты содержатся в трудах таких ученых, как Б. Андерсон, П. Брасс, Дж. Бройи, К. Верде-ри, Э. Геллнер, Д. Несбит, В. Самнер, Э. Смит, Э. Хобсбаум, М. Хроча. При определенной разности воззрений на сущность и характер проявлений национализма все западные концепции укладываются в рамки либо функционализма, либо конструктивизма и отличаются некоей противоречивостью и отсутствием строгой системности. Это, конечно же, не умаляет значимости их вклада, особенно в разработку методологических основ теории нации и национализма. Нельзя не подчеркнуть и весомой познавательной роли западных исследований в этой области: они позволили познакомиться с миром сложных национальных процессов через призму разнообразных - неоднозначных и лишенных идеологической окраски - взглядов. Им принадлежит несомненная заслуга в разработке не только теории нации и национализма, но и в изучении их связи с национальной культурой, национальной психологией, национальным характером, в исследовании национальной идентичности - как коллективной, так и индивидуальной. Многие западные ученые весьма плодотворно работали и работают над типологией национализма, им принадлежит первенство в разработке понятия гражданского национализма, национализма как этноцентризма. Возможно, не все разделяют те или иные научные установки западных исследователей, но вряд ли кто станет отрицать тот факт, что им удается своими нестандартными

6 подходами поддерживать постоянный интерес к проблеме национализма в его современном звучании, при этом оставляя поле для размышлений.

Отечественная научная мысль, взращенная в полиэтничном мире, который постоянно подвергался трансформациям, в том числе и национальным, а сегодня переживает бум национального, серьезно отличается от западной. И в первую очередь своей фундаментальностью как в постановке проблем, так и в их решении. Примечателен тот факт, что в области национальных отношений всегда работает большое число исследователей, среди которых особо следует выделить Р. Абдулатипова, М. Губогло, Л. Дробижеву, А. Здравомыслова, С. Лурье, В. Малахова, В. Коротееву, М. Мнацаканяна, В. Мукомеля, М. Савву, 3. Сикевич, Ю. Солозобова, Э. Паина, Е. Тутинас, В. Тишкова, Ж. Тощенко, А. Язькову. Как видим, мы позволили себе в один ряд поставить и уже известных ученых, и начинающих; тех, кто принадлежит к различным направлениям и придерживается порой противоположных точек зрения на природу нации и национализма, - и это, чтобы подчеркнуть богатство и разнообразие отечественных воззрений и широту охвата исследуемых проблем.

Так, если В. Тишков и А. Здравомыслов разрабатывают проблему национализма в рамках инструментализма, а, к примеру, Л. Дробижева и В. Коро-теева тяготеют к конструктивизму, то М. Мнацаканян стоит на весьма отличных позициях и исследует национализм через призму интегрализма, который позволяет, с одной стороны, увидеть в национализме как одно из внутренних свойств нации, так и специфическое ее качество. Труды этих исследователей стали уже своеобразной классикой, заложившей прочные основы для продвижения научной мысли в области этничности.

Новая плеяда российских исследователей придает классике иное содержание, созвучное современным реалиям. В этом смысле интересны взгляды на природу национализма 3. Сикевич и Ж. Тощенко. Для первой он - фактор этнического риска, для второго - проявление этнократизма. Появление этих теорий имеет под собой реальные основы - усложнение этнической картины всего постсоветского пространства, усиление этнократических тенденций и

потенциала конфликтности. Именно социальная практика, современное состояние национальных отношений и подвигли исследователей к рассмотрению национализма в таком теоретическом ракурсе.

Поиски решения этой и других социальных проблем, обнажившихся и резко обострившихся в пореформенный период, стимулировали интерес к относительно новой научной дисциплине - социологии управления, включающей в свой предмет широкий круг вопросов общественной жизни, к каковым не может не относиться проблема национализма. О необходимости использования для исследования социальных явлений точных измерений, формул, чертежей, контрольных калибров, социальных нормалей писал А.К. Гастев, заложивший основы отечественной социометрии как метода количественного анализа фактов социального взаимодействия и их схематического отражения. И в этом смысле интересны работы А. Анцупова, А. Большакова, А. Зайцева, А. Киба-нова, С. Кравченко, Ф. Крама, В. Лебедева, У. Мастенбрука, П. Самыгина, А. Шипилова.

Объектом исследования является технология управления и социального регулирования в сфере этносоциальных отношений.

Предмет исследования составляет влияние национализма как фактора управления социальным процессом в полиэтничном регионе.

Цель иследования - исследование источников и движущих сил национализма, его роли в системе этносоциальных отношений через призму социальной регуляции и технологии управления.

Для достижения поставленной цели в диссертационном исследовании поставлен ряд исследовательских задач:

изучить природу национализма как социального явления посредством анализа его различных интерпретаций;

показать риски национализма в изменяющихся социальных системах и их влияние на современный социум;

проанализировать социокультурные детерминанты националистического самосознания;

исследовать характер националистических установок и возможности их преодоления средствами и методами управленческого воздействия на социальный процесс;

рассмотреть конфликтогенный потенциал национализма;

определить наиболее продуктивные механизмы снятия напряженности в сфере социальных отношений и пути урегулирования конфликта, сопряженного с националистическими проявлениями.

Гипотеза. С утверждением философии и практики национализма создается специфически-своеобразный социум, характерными чертами которого становятся ограничение физического и духовного пространства, сужение пространства контактирования и межэтнического взаимодействия, что в значительной степени усложняет процессы социального регулирования.

Теоретическая и методологическая основы диссертационного исследования. Теоретическая основа диссертации заключается в синтезе системного и многофакторного подходов, в соединении программных и методологических установок интеракционизма и структурного функционализма, предполагающих использование традиционных общеметодологических принципов объективности, системности, детерминизма, конкретности и всесторонности.

Среди методологических парадигм, ставших основой анализа эмпирического материала, следует выделить структурно-функциональный анализ и методы социологии управления. В качестве теории среднего уровня выступают концепция социокультурной динамики и синтез социологии управления с социологией национальных отношений. Междисциплинарный характер теоретической основы не повлиял на методы сбора информации, когда социологический опрос включал в себя опрос экспертов и респондентов, операционализацию понятия, формулирование гипотезы, анализ количественных данных, проверку гипотезы и качественные обобщения. Для анализа проблемы достаточно широко использовались результаты социологических исследований, опубликованных в периодической печати и научной литературе.

Кроме опросов, проведенных на основе репрезентативной выборки, в диссертации были использованы такие апробированные методы, как включенное наблюдение, статистический анализ, неформализованное интервью, исторические параллели.

Эмпирическая основа диссертации. Эмпирическую базу исследования составил первичный и вторичный социологический материал. Первичный социологический материал был получен в ходе проведенных в 2002-2005 гг. аспирантами кафедры социально-гуманитарных наук Пятигорского государственного технологического университета под руководством академика РАСН профессора В.А. Казначеева социологических опросов. Диссертант являлся участником организационно-исследовательской группы, которая проводила опросы в рамках социологического исследования «Региональное и организационное управление в условиях трансформирующейся России», результаты которых были представлены для научного обсуждения. Всего было опрошено 972 человека, распределение по полу и возрасту в целом совпадает со статистическими данными по Ставропольскому краю.

Вторичный социологический материал составили опубликованные результаты опросов, проведенные Л. Дробижевой, Е. Кобахидзе, А. Логачевой, В. Петровым, Е. Письменной, С. Рязанцевым, 10. Солозобовым, Д. Тукмаковым, Е. Ту-тинас, А. Язьковой, а также социологические исследования, проведенные в разное время разными научными коллективами:

всероссийский опрос городского и сельского населения, проведенный Фондом «Общественное мнение» в 100 населенных пунктах 44 областей, краев и республик всех экономико-географических зон;

социологические исследования, проведенные ВЦИОМ;

социологические исследования, проведенные в 2002 г. Институтом социально-экономических исследований РАН в рамках научного проекта «Проблемы безопасности российского общества и российской государственности в оценках и представлениях населения Республики Северная Осетия - Алания»;

Социологические исследования, проведенные в Башкортостане и Та
тарстане в 1989-1996 гг.

Научная новизна исследования, определяемая ее целью и задачами, состоит в следующем:

определено, что специфика национализма в современных условиях детерминирована процессами социальных трансформаций и глобализацией;

показано, что характер воздействия национализма на современный социум повышает опасность социальной деструкции;

исследованы объективные и субъективные факторы, способствующие формированию националистического поведения, показано их соотношение;

на обширном первичном и вторичном эмпирическом материале представлено многообразие националистических установок и выявлены программы их преодоления;

выявлена взаимосвязь между национализмом и другими источниками социальных конфликтов;

показана сложность разрешения конфликтов, причиной которых является национализм.

Исходя из этого на защиту выносятся следующие основные положения:

Национализм в современных условиях представляет собой и эффективный механизм этнической мобилизации, и своеобразный принцип этносоциальной жизни, и инструмент ее регуляции, и специфический способ социальной коммуникации. Причем во всех этих качестрах национализм проявляет себя и деструктивно, и конструктивно. Такая природа современного национализма, а также множественность его проявлений, питаемых различными источниками и из различных источников, делает его крайне сложным с точки зрения возможностей социального управления.

Национализм есть отражение сложного конгломерата объективных и противоречивых отношений между разными сегментами общества, секторами экономики, слоями населения. Его основу в современных условиях составляют глубокая социальная поляризация и дифференциация, неразвитость эконо-

11 мических структур, незрелость рыночных отношений. И в то же время национализм может стать фактором этнического риска не только в условиях экономической и социальной напряженности, но и в силу самой специфики национального развития, степени его успешности, реализованное национальных ожиданий или их ущемленности. Именно последнее усиливает агрессию националистических установок и осложняет процессы социального регулирования.

3. Сила воздействия национализма, его способность управлять индиви
дами и группами состоит в том, что он апеллирует к национальным чувствам
и, что самое главное, предлагает простые, понятные, легко воспринимаемые
схемы социальной коммуникации, в рамки которых втискивается все разнооб
разие человеческих взаимоотношений, и столь же простые способы управления
ими. Хотя в реальности вся сфера национального очень сложна, особенно с
точки зрения регулирования, а тем более упрощенными схемами.

4. Национализм - один из самых серьезных современных рисков. При
нято говорить о его негативном содержании, но он обладает и условно пози
тивными характеристиками, позволяющими выявить реальные противоречия
в национальной политике и социальной жизни, что столь необходимо на ста
дии предконфликта, для обеспечения прав и свобод индивидов и этниче
ских групп, становления и развития принципиально новых социальных инсти
тутов, способных адекватно ситуации решать этносоциальные проблемы. Как
это ни парадоксально, но национализм позволяет диагностировать состояние
общества и определить его социальные болезни, а значит, и способы их лече
ния.

5. Развитие социума под влиянием национализма превращается в слож-
ноуправляемый процесс. В мире, ограниченном национализмом, регулятивные
функции государства резко снижаются, но повышается роль местной традиции,
авторитета, религии (в этом и проявляется так называемый эффект отсутст
вующего государства). Национализм формирует зауженное социальное про-

странство, в котором господствуют подозрительность, фобии, предрассудки, и этим делает его менее диалогичным и толерантным.

6. Национализм и конфликт, находясь в пространстве друг друга, делают социум и социальные взаимодействия менее управляемыми и сложно регулируемыми. Большинство споров, рождающих и национализм, и конфликт, лежат в плоскости проблем власти, собственности и связаны с нарушением прав и правовых статусов. Взаимосвязь национализма и конфликта имеет различное содержание и различный вектор развития и переживает различные состояния. Эти трансформации ведут и к изменениям поведенческих установок индивидов, групп и их мотиваций. Вторгаясь в область конфликта, национализм зачастую придает ему характер сложносоставного и скрывает за механической совокупностью причин моноконфликта истинные причины усложнившегося конфликта.

Теоретическая и практическая значимость работы. Основные положения и материалы диссертации могут быть использованы для проведения дальнейших исследований в области социологии управления национальными процессами, для изучения широкого спектра этносоциальных проблем в этно-политике, этноконфликтологии, этносоциологии.

Результаты настоящего диссертационного исследования имеют и прикладное значение: они могут найти отражение в учебных программах по социальной психологии, социологии национальных отношений, социальной философии, культурологии, политологии, а также стать базой для разработки спецкурсов, в частности, по этноконфликтологии.

Апробация диссертации. Основные положения диссертации изложены в пяти публикациях, общим объемом 6,05 п.л. Отдельные результаты докладывались автором и были обсуждены на научно-практических конференциях и заседаниях методологического семинара по социологии Пятигорского государственного технологического университета. Диссертация также обсуждалась на заседаниях кафедры социально-гуманитарных наук ПГТУ.

Структура работы. Предмет, цели и задачи исследования определили структуру диссертации. Она состоит из введения, двух глав, содержащих пять параграфов, заключения и примечаний. В конце работы помещен библиографический список и приложения.

Природа национализма в его различных интерпретациях

Современный век - это век национализма. И это свойственно не только, как принято считать, полиэтничным сообществам, но и моноэтничным, не только отсталым и развивающимся, но вполне успешным и экономически благополучным. Этому, конечно, есть свое объяснение. Оно связано, с одной стороны, с актуализацией и активизацией этничности, с ростом национального самосознания и национальных требований, с небывалым всплеском интереса к национальной истории, традиции, культуре, а с другой - с действием двух объективных взаимозависимых тенденций (существующих как бы параллельно) процесса глобализации - интеграции и фрагментации. Такая, скажем, «благополучная» востребованность национализма в разных обществах и исторических условиях позволяет говорить о нем уже не просто как о некоторой форме издержек национального, а как о сложном и противоречивом, многоликом и многозначном феномене.

На IV ежегодной конференции ассоциации исследований этничности и национализма (1994 г.) отмечалось: «Мы живем во все возрастающем взаимозависимом мире. Тем не менее парадоксально: этнический национализм возродился с новой силой во многих частях мира. Сегодня мы являемся свидетелями фрагментации империй и государств и возрастания попыток сецессии... на этнической основе»1.

Утверждать, что такое понимание национализма пришло лишь сегодня, было бы неправильно: и раньше национализм многими представлялся именно как амбивалентное единство позитивного и негативного, консолидирующего и дезинтегрирующего, сближающего и отчуждающего. Но эта точка зрения шла несколько вразрез с официально принятой, где национализм был объектом критики и, главным образом, недостатком, с которым нужно было бороться. Это не распространялось, может быть, на сферу этнокультурную, где национализм был неотъемлемой частью сохранения разнообразия и неповторимости национальных культур. Этой сферой «деятельность» национализма как бы ограничивалась. Что касается проявлений национализма в политике, идеологии, практике, то они воспринимались крайне нежелательно как угроза общенациональному существованию, особенно многонационального государства.

Хотя не все так однозначно. Не однозначен как конструктивный, так и деструктивный потенциал национализма. Попытаемся схематично представить различные потенции и ипостаси национализма. Он - форма выражения этнической идентичности, непосредственный участник процессов этноиденти-фикации и этнодифференциации, и поэтому является своеобразным маркером этнической принадлежности и инструментом регулирования внутри- и межнациональных отношений. Как бы все ни хотели, но человек всегда в той или иной мере националист. И лики национализма зависят именно от того, в какой мере и в каких границах он проявляется. А это находится в прямой зависимости от наличия ощущения «свой» и «чужой» и от того, насколько глубоко базовое для этничности противопоставление «мы-они».

Лишь через взаимосвязь «мы» и «они» национальные идентификации приобретают смысл: их основной механизм - соотнесение личных интересов, ценностей и моделей поведения с интересами различных общностей, которые могут быть либо «своими», либо «чужими». Множественность социальных ролей, в которых выступает один и тот же человек, предопределяет иерархический характер системы самоидентификации. И здесь принципиальное значение имеет вопрос о том, в какой последовательности соотносят себя люди с различными общностями, что заставляет их выбирать именно эту, а не иную систему самоидентификации. «Для обычного человека, - писал Э.Геллнер, - границы его культуры являют собой если не границы мира, то, во всяком случае, границы, в которых он может получить работу и общественное признание, сохранить достоинство, гражданство, возможность участвовать в жизни социума. Остава 16 ясь в этих границах, он знает правила игры и понимает, что происходит вокруг; выходя за эти пределы, начинает совершать ошибки, становится неуклюжим, не вполне адекватным, рискует превратиться в посмешище... Самые глубинные пласты его идентичности определяются не банковским счетом, не положением в семье или обществе, но усвоенной в процессе образования письменной культурой. Его национализм является не каким-нибудь атавизмом, а напротив, служит выражением вполне определенных и подлинных (хотя чаще всего не осознанных) интересов» .

Национализм является инструментом мобилизации этничности, которая, будучи таким образом мобилизованной (и политизированной), способна не только консолидировать национальные силы, но и многократно множить национализм в разнообразии его оттенков. Он - и источник конфликтности. В нем есть и этноцентризм, и гиперидентичность, и патриотизм, и этнофилии, и этнофобии. Сложность феномена национализма, особенно с точки зрения управления национальными процессами, состоит в том, что все вышеназванные качества национализма присутствуют в нем как бы одновременно, но с различной степенью проявления. В нем то одно, то другое берет верх, и связь пространственно-временных характеристик развития общества как нигде очевидна. Он может быть и следствием, и причиной многих проблем, рожденных несегодняшним днем.

Все это с необходимостью требует более глубокого научного осмысления феномена национализма, хотя философская и социологическая мысль -как отечественная, так и западная - продвинулась достаточно далеко в этом направлении. Актуальность проблемы национализма для современности подчеркивает уже тот факт, что среди наиболее крупных исследователей этносоциальных процессов немало тех, кто так или иначе затрагивает проблему этничности, а в ее рамках - национализма. При всей схожести западных интерпретаций национализма - конструктивистских и функционалистских - они отличаются используемым инструментарием в его трактовке. На наш взгляд, было бы правильным начать разговор о сущности национализма с воззрений наиболее известного из них Э. Геллнера. Будучи автором конструктивистской теории национализма, он тем не менее не делает больших различий между данной концепцией и концепцией функционализма, наоборот, в первую он привносит элементы второй. Э. Геллнер особое внимание обратил не столько на определение природы национализма, сколько на выявление условий и специфики его эволюции в современной жизни. Развитие национализма ученый напрямую связывает с процессами становления национальных государств, которые, как известно, исторически являются достаточно поздними образованиями. И пишет, что «новый мир, в котором национализм (то есть соединение государства с «национальной» культурой, прим. авт.) стал общепринятой нормой, в корне отличается от старого, где это было явлением редким и нетипичным» .

Как видим, основную причину развития национализма в современном мире он видит в превращении национальной составляющей в главный атрибут государства, ныне именуемого нацией-государством. Кроме того, он прослеживает связь между уровнем экономического развития общества и уровнем национализма. По его мнению, менее националистичны доиндустриальные, аграрные, общества, не отличающиеся пестротой национальных связей и отношений, массовостью миграций. Более националистичны, соответственно, индустриальные и промышленно-развитые общества, которые на стадии своей организации требуют философии, идеологии и практики национализма как фактора столь необходимой для них консолидации. Правда, Э.Геллнер уверен, что в постиндустриальных обществах национализм становится все менее востребованным, что, как свидетельствуют современные процессы, далеко не так. Национализм оказался востребованным и постиндустриальностыо, что позволяет говорить о нем не только как об инструменте «конструкции», консолидации, собирания, а как о чем-то глубинном, сопровождающем этничность всегда, но в различных проявлениях.

Социальные основы националистического поведения

При всей биологичности национализма считать, что он является чистым продуктом «коллективного бессознательного» и находится в прямой зависимости от сформировавшихся в ходе этногенеза представлений, стереотипов и автостереотипов, мифов, связанных с восприятием и себя, и других народов, было бы не совсем верно. Объективная реальность изобилует множеством оснований, способных не только актуализировать националистические установки, но и сформировать их, придавая им определенный вектор развития. То, насколько национализм предопределен социально-экономическими, политическими и иными условиями национального развития, зависит от конкретно-исторической ситуации. Политические и экономические кризисы активизируют влияние этих факторов и провоцируют конфликты. Ни один крупный конфликт на национальной почве не зарождается как чисто этнический. Но считать определяющей причиной национальных противоречий исключительно сферу экономики было бы также неверно.

На наш взгляд, среди объективных оснований современного роста националистических тенденций в России следует назвать смену идеологической платформы и ревизию прежних коллективистских ценностей. Осмелимся предположить, что сегодня в условиях пропаганды и насаждения (явного и неявного) философии индивидуализма произошла замена социального коллективизма (в том числе и интернационализма) коллективизмом национальным, который серьезно ограничил интеграционные возможности не только на уровне групповом, но и индивидуальном. В зависимости от особенностей экономического развития может преобладать то коллективистское, то индивидуалистское начало. В недавнем прошлом в условиях доминирования коллективных форм собственности (государственной, общественной, кооперативной) были востребованы идеалы коллективизма. С появлением новых форм собственности и утверждением частной с неизбежностью стал превалировать индивидуализм, развившийся до национального индивидуализма.

Применительно к национальному индивидуализм можно понимать и как учет этнолокальной специфики. Такой индивидуализм сродни национализму как мотиву этнозащиты (этноцентризму), а потому всегда востребован и понятен. Со временем индивидуализм, как и национализм, превращается в идеологию самодостаточного этноразвития, для которого мир иных и коллективистских ценностей менее важен. И тогда межнациональное сообщество предстает как совокупность национальных индивидуализмов, раздробленных и противостоящих друг другу в своих ценностях и стремлениях. Мы считаем, что в этом - непоследняя причина усиления националистических настроений.

Если учесть тот факт, что индивид и коллективен и индивидуален одновременно, и само национальное коллективно и индивидуально, и сам национализм таков же, то становится очевидной опасность изъятия и того, и другого начал. Сегодня ярко выражены попытки если не изъять «коллективное», то низвести его, а значит, минимизировать его роль как регулятора межнациональных отношений. И это сказалось не только на специфике и характере межнациональных взаимосвязей, но и, что не менее важно, на особенностях внутринациональных процессов. Уже достаточно привычными стали явления внутриэтнического раскола по линии коллективное-индивидуальное: укрепление позиций элитарности, клановости, ослабление горизонтальных внутринациональных связей и усиление вертикальных. Наши респонденты, отвечая на вопрос о том, какие установки - коллективистские или индивидуалистские -для них более предпочтительны, в большей своей части (45 %) указали на последние (а среди молодежи этот процент гораздо выше - до 60 %), считая коллективное сродни общественному и государственному вмешательству, ограничивающему права, свободы и сковывающему индивидуальные возможности. В такой ситуации процессы социального проектирования и управления сопряжены со значительными трудностями.

Одной из форм выражения индивидуалистских настроений на уровне национального является стремление ко всякого рода замкнутости и изолированности (экономической, политической, культурной, идеологической). На непродолжительный период этноизолированность может соответствовать потребностям экономического развития и даже вести к его росту. Но, достигнув определенного уровня развития, экономика субъективно и объективно требует большего простора, усиления контактов, снятия ограничений и преодоления границ. Национально-индивидуалистское приходит в противоречие с потребностями развития самого национального. Достаточно вспомнить те времена, когда различные территории, стремясь выйти из состава республик, краев, областей, приводили в качестве главного довода экономические выгоды самостоятельного существования.

К примеру, в КЧАО в свое время получило распространение мнение о том, что она не достигла высокого уровня социально-экономического развития по той лишь причине, что входила в состав Ставропольского края, попросту эксплуатировавшего ее ресурсы. Постепенно росло убеждение в том, что единственная возможность обеспечить себе достойную жизнь, - обрести самостоятельность, повысить свой статус. Многие тогда, и даже серьезные экономисты, были убеждены, что область сможет не только жить исключительно за счет собственных ресурсов, но и экспортировать в другие регионы лес, минеральную воду, продукты животноводства, товары химической и строительной индустрии. Особые надежды возлагались на туризм, но они не оправдались. В своем стремлении отдалиться от края КЧР, наоборот, оказалась от них в еще большей зависимости, и социально-экономическое положение ее не улучшилось. Сегодня «объединительные» - с тем же Ставропольским краем - настроения звучат все чаще, хотя националистические проявления не ослабевают.

Националистические установки: характер, особенности преодоления

Исследование феномена национализма в различных его проявлениях и условиях, их порождающих, позволило российским ученым классифицировать национализм по различным критериям (наиболее известной и широко используемой стала классификация, предложенная авторами книги «Демократизация и образы национализма в Российской Федерации 90-х годов»). Востребованность проблематики национализма с точки зрения его типов, а мы бы сказали ликов, была вызвана объективными процессами, происходившими в это время в сфере национальных отношений. Глубинные трансформации всего постсоветского пространства в первую очередь затронули именно область этнического, его роли в развитии социумов и привели к переосмыслению многих аспектов этничности, в частности национализма, который перестал считаться как исключительно негативное явление (либо как явление, «позволительное» малым народам).

Уже стало классическим разделение национализма на классический, экономический, защитный, бытовой. Такое подразделение, на наш взгляд, несколько условно, потому что в чистом виде ни один из них не существует: речь может идти о превалировании тех или иных националистических целей, устремлений, вызванных конкретно-исторической ситуацией. Более того, каждый из них в отдельности содержит каждое другое; родившись на одной почве, эволюционируя, постепенно может превращаться в другой, менять позитивность своего содержания на негативность - все это позволяет говорить о многомерности национализма и его крайней сложности. Процесс становления и развертывания национализма всегда психологически окрашен, а гамма национальных чувств эмоционально широка и постоянно меняется. Причем переходы от состояний безразличия и апатии к агрессии могут произойти в течение достаточно короткого времени. Поэтому для самого индивида или группы смена национализмов происходит исподволь, незаметно.

На наш взгляд, загадка национализма именно в том, как ему «удается» осуществить с индивидами, группами, народами самые удивительные метаморфозы, превращая их из космополитов в патриоты, из интернационалистов в националистов, а из них - в шовинистов и фашистов. Задавшись вопросом о том, почему же национализм столь действенен и живуч, мы пришли к следующему выводу: он апеллирует не столько к разуму, сколько к чувствам (и даже к инстинктам, это, по 3. Фрейду, есть Оно, которое управляет и Я, и Сверх-Я), предлагает простые, доступные, легко воспринимаемые схемы, построенные по принципу чистого противопоставления Мы и Они, где ничему иному, кроме противопоставления, нет места. Единожды возникнув (даже для достижения самых благих национальных целей), это противопоставление (национализм) не исчезает, как это может показаться вначале, наоборот, оно медленно продвигается вглубь и вширь (ибо требованиям и потребностям нет конца), тем более если такое противопоставление принесло определенные результаты.

Так, в России эпоха национализма началась с парада суверенитетов, вызванного распадом СССР и стремлением бывших советских республик к государственному суверенитету и самостоятельности. Классический тип национализма в форме борьбы за независимость был реализован образованием новых самостоятельных государств, по примеру которых пошли и некоторые российские регионы (Татарстан, Башкирия, Якутия, Карелия, Чечня). Они стали проводить независимую политику (Чечня даже провозгласила независимость), отходя от ранее признанных ими конституционных норм и пытаясь постепенно приобрести статус субъектов международного права. Например, Тува, Татарстан, Дагестан самостоятельно подписывали международные договоры, создавали собственные силы безопасности; Башкортостан признал суверенитет никем не признанной республики Абхазия; Якутия ввела английский язык в качестве официального; Бурятия, Карелия, Осетия и некоторые другие приняли закон, позволяющий им объявлять чрезвычайное положение.

Вслед за ними парад суверенитетов охватил и более мелкие национальные образования, стремившиеся к автономно-этнократическому существованию. Впоследствии подобные тенденции вышли за рамки национальных образований (это как раз иллюстрирует действие национализма вглубь и вширь), стремление обрести независимость стали обнаруживать и другие регионы России (звучали идеи создания Уральской республики, Дальневосточного края).

Так национализм классический приобрел черты сепаратистского, а затем и этнократистского. Представители либеральной идеологии, которая возобладала в 90-е г. в России, считали национализм периода распада СССР классическим как реакцию на имперство и на национальную политику империи. Сегодня пришло понимание того, что в этой точке зрения не все так просто, и теперь она уже разделяема далеко не всеми, хотя бы потому, что империя империи рознь. И здесь вполне уместно привести слова Ф. Энгельса, который в 1845 г. писал К. Марксу: «Я составляю англичанам славный перечень их грехов. Перед лицом всего мира я обвиняю английскую буржуазию в массовых убийствах, грабежах и других преступлениях». Известно, что Англия вела жесточайшие колониальные войны против Афганистана, Китая, Индии, в Южной Африке и других местах, завоевав огромные пространства земли с населением в 80 с лишним миллионов человек, причем в некоторых районах, как в Африке, коренные жители полностью истреблялись. Россия же, присоединив к себе ряд народов, ни один из них не лишила исторического будущего.

В отличие от концепции имперства, сегодня все большее распространение получает идеология евразийства, самым ярким современным представителем которой стал Л. Гумилев: при наличии собственного конкретного место-развития и культуры есть и общие - территория, ландшафт, цивилизация. Притягательность идеи «евразийского скрепа» состоит в признании единства общего и специфичного, материального и духовного, истории и судеб, формирования своеобразного менталитета, идентичности, включающих в себя элементы евразийства и этническую специфику. Такая идеология вполне может создать прочную базу для здорового национализма, ибо она осмысливает архетипы национальной культуры, психологии, акцентирует внимание на общезначимых смыслах, превращая их в национальную мотивацию, формируя понятные другим стереотипы поведения.

Национализм и конфликт: проблемы управления и регулирования

Связь между национализмом и конфликтом вполне очевидна, как и очевиден тот факт, что конфликт, находясь в пространстве национализма, становится менее управляемым, сложно регулируемым, но не неразрешимым. Вторгаясь в область конфликта, национализм способен придать ему черты этнического, внутри- и межэтнического, этнополитического, этнокультурного конфликта. Это объясняется тем, что межэтнический конфликт является той социальной средой, в которой так или иначе перемешаны права и свободы и индивида, и этнической группы, и этноэлиты. О широте охвата этнонациональным конфликтом социального пространства говорит еще и тот факт, что его стали относить и к категории юридической, назвав его в том числе и юридическим конфликтом. И это в силу следующих обстоятельств. Межэтнический конфликт «облекается в юридические формы на трех уровнях: уровне межгосударственных отношений взаимно независимых субъектов, в том числе и государственных образований в рамках одной федерации, на уровне отношений внутри федерации по «вертикали» (центр - места) и на уровне отношений внутри одного государства»63.

Межнациональные конфликты, которые всегда сопряжены с проявлениями национализма, должны разрешаться не только политическими средствами, но и правовыми. И это хотя бы потому, что большинство споров, рождающих и национализм, и конфликт, лежат в плоскости проблем власти, собственности и связаны с нарушением прав и правовых статусов. От степени выраженности «юридической» составляющей конфликта зависят возможности процесса моделирования и управления конфликтами, в которых национализм чаще всего выступает как инструмент давления. Чем меньше конфликт замешан на нарушении прав и свобод, тем легче его разрешить (здесь и национализм не так ярко выражен).

Национализм в конфликте - это и проявление социального конфликта, и способ самореализации, привлечения к себе внимания, форма проявления желания самовыразиться, заявить о себе. Если учесть тот факт, что социальный конфликт выполняет и позитивную функцию, являясь способом снятия противоречий, а значит, своеобразной движущей силой развития, то вполне закономерным становится вопрос о том, не выполняет ли подобной функции и национализм, включая в действие конфликт. В пользу такой точки зрения можно привести и взаимозависимость двух тенденций в развитии социумов - устойчи Юридическая конфликтология. И то, и другое крайне важны: первое обеспечивает момент стабильности, снижая влияние хаоса и анархии, второе - преодоление застойных явлений и противоречий. Регулирование конфликта, на наш взгляд, есть объективное вмешательство, ставящее предел изменчивости, которая угрожает стабильности.

Также и с национализмом в конфликте: он хорош, но до определенного предела. И механизмы регулирования должны вступать в действие не в «предельный» момент, а на всем протяжении вызревания и развития конфликта, чтобы не допустить наступления этого предела, крайне опасного по своим последствиям. Сложность процесса регулирования заключается не столько в количестве участвующих в конфликте сторон (хотя и это немаловажно, ибо определяет ареал распространения конфликта), сколько в наличии различных точек зрения и видения одной и той же проблемы. Зачастую далекими от права, ибо массовое сознание оперирует иными категориями, с изрядным налетом субъективности, на мельницу которой и льет национализм.

На наш взгляд, наибольшую опасность национализм в конфликте представляет именно в силу того, что он принижает роль и значение прав и свобод отдельного индивида, а нередко и прямо их ограничивает, абсолютизируя права коллективные - права и свободы этнической группы, народа, которые, во-первых, не всегда видимы и ощутимы, во-вторых, зачастую нереальны, и, в-третьих, могут идти вразрез с личными, диктуя им заданную линию поведения. А межэтнический конфликт сам становится причиной возникновения многих фактических, ощущаемых индивидами ежедневно, ограничений прав и свобод. Эти же ограничения с неизбежностью появляются и в ходе регулирования конфликтов. Пример тому - события на Северном Кавказе, где большое количество людей оказалось отчужденным от своей собственности, от права ее использования, в том числе и с целью извлечения дохода, ограниченным в праве на свободное передвижение, на выбор места жительства, подпало под жесткий контроль со стороны различных правоохранительных структур и стало объектом чиновничьего произвола. Таким образом, национализм и конфликт в реальности приносят не расширение прав и свобод индивидов, но и их сужение, а также сужение границ защищенности не только индивидов, но уже и целых этнических групп.

Возникающие в ходе конфликта фактические ограничения, накладыва-ясь на правовые ограничения, значительно затрудняют процесс социального регулирования националистическими проявлениями, тем более если введение ограничений не связано с применением системы льгот и поощрений. Чем больше объем ограничений в межнациональном конфликте, тем более значимыми должны быть последующие льготы. Кроме того, проблема состоит еще и в том, что и ограничения, и льготы должны распространяться на всех участников конфликта, независимо от принадлежности к той или иной конфликтующей стороне, и исполнять охранительную функцию в ходе реализации и защиты прав и свобод. В противном случае выборочные ограничения и льготы могут привести к усилению националистических тенденций, а значит, к минимизированию механизмов регуляции.

Вообще использование механизма ограничений должно быть продумано до нюансов и максимально спрогнозировано по последствиям. Пока Россия в этом отношении является далеко не эталоном, о чем свидетельствуют многие социологические опросы. Так, по результатам исследований Е. Тутинас, на вопрос о том, считают ли респонденты действующее российское законодательство в сфере обеспечения и защиты прав и свобод человека соответствующим международным стандартам, 3% опрошенных ответили, что соответствует в необходимом объеме; 37 % - соответствует, за исключением ряда аспектов; 53 % - не соответствует; 7 % ответа не дали. Автор исследования при этом отмечает, что такой высокий уровень критичности ответов кроется, во-первых, в том, что в них присутствуют элементы субъективизма в восприятии реальной ситуации. Во-вторых, сейчас в России преобладает несколько завышенная оценка возможностей международного права и заниженная - отечественного (как и во многом другом). В-третьих, в качестве респондентов выступали как раз-таки лица, либо проживавшие в зонах конфликтов, либо реально столкнувшиеся с проблемами межнациональной конфликтности 4.

Национальная и расовая составляющие всегда были теми непредсказуемыми факторами, которые могли сыграть решающую роль в судьбе крупного государства самым непредсказуемым образом. Либо привести его к краху, либо, обогатив первичную нацию опытом других, возвеличить над остальным миром. Понятие «раса» и «нация» были всегда, но определялись они иначе. Вся проблема в том, что с 20-го века человечество вынуждено извращённо воспринимать эти понятия из-за конкретных исторических фигур и событий…

В России живут представители 24 крупных , которые разбросаны и перемешаны по всей территории нашей страны. Самыми крупными народами являются русские, украинцы, чуваши, татары, чеченцы и башкиры. И нет таких городов, где были бы собраны представители исключительно одной народности. Такова уж наша история, таковы размеры нашей территории. Веками наши предки создавали то национальное богатство в виде лесов, озёр, гор. Создавалось это путём свершения завоеваний, проведения исследований, активной колонизации, переселений. А вместе с новой территорией в состав России вливались и новые народности.

Так почему же в стране, где бок о бок, через многие войны и события прошли люди с разным цветом кожи, разрезом глаз или просто речью внезапно, за какие-то 15 лет, открыто стала разыгрываться национальная карта? Откуда появились атрибуты нетерпимости к определённым национальностям и почтение к ранее поверженным идеалам нацизма? Как государство может преодолеть национальную нетерпимость со стороны своего же народа к самому себе, и каким правовым механизмом можно ему воспользоваться для решения этой проблемы? Попытаемся разобраться.

Большинство социальных явлений в современной России обусловлены событиями конца 80-х и начала 90-х годов XX века. Сильнейший экономический кризис, социальные и культурные потрясения, осознанное и насаждаемое «отметание» 70-летнего отрезка истории — всё это создало во многих людях чувство страха и неопределённости. У людей с такими чувствами появляется ощущение невостребованности и они становятся маргиналами, то есть, попросту говоря, «материалом», из которого можно строить то, что хочется, закладывать на место утерянных ценностей новые, занимать вакуум привычной веры во что-либо.

И в такой ситуации оказалось не 5 тысяч человек, не миллион. Подобное ощутила вся страна.

Многие народы, в подобных ситуациях, сплачиваются вокруг национальной идеи, то есть задаётся стереотип, что «все мы вместе, нам вместе легче». И многие страны выходили из кризисов. Так, после французской революции и последующих интервенций со стороны других государств французы смогли устоять только потому, что они почувствовали себя ФРАНЦУЗАМИ, ведь именно к ним обратилось французское правительство с криком: «Отечество в опасности!». И Германия в период после Первой мировой войны стала наращивать мощь только благодаря желанию национального реванша за поражение.

А что же мы? Во что вылилась наша идея национального спасения и выживания в тот трудный период? Где был тот клич, после которого можно было бы почувствовать, что страна в эту трудную минуту нуждается в тебе? Таким могло стать общенациональное воззвание главы русской православной церкви с призывом соблюдать нормы права, которые практически можно назвать переродившимися и видоизменёнными заповедями. Но такого воззвания не прозвучало. Вообще никто и ничего масштабного и достойного в тот момент не сказал. И тогда раздались разные кличи со всех сторон, но гораздо мельче и мелочней по своему существу. Один из них был клич националистов. И тут велика опасность не перепутать его с национальным. Маргиналы откликнулись на призывы тех, кто нашёл виноватых в их проблемах, взыграло чувство мести. И началось: преследования по цвету кожи, нетерпимость, тайные полувоенные организации, вскидывание правой руки на манер «от сердца к солнцу», бритые головы и прочее и прочее…

А что же государство? Государство, победившее в своё время фашиствующую Германию с национал-социалистической идеей во главе? Государство сделало вид, что оно не видит никаких всплесков национальной нетерпимости. Что всё по-прежнему, что люди бывших братских республик просто не могут друг друга внезапно возненавидеть. И тут речь не о нациях и народностях, которые внешне отличаются друг от друга, а о том, что даже русские стали, открыто недолюбливать (если не сказать больше) украинцев. Да, раньше особой любви между этими странами замечено тоже не было, но это демонстрировалось не так открыто и предвзято.

Да, в нашей стране есть статья Уголовного Кодекса, которая предусматривает ответственность за разжигание расовой розни, есть дополнительные квалифицирующие признаки к другим составам преступлений, совершённых на почве национальной ненависти. Но можно говорить о том, что судебная практика применения таких статей отсутствует. Да, дела регулярно возбуждаются, но в процессе следствия они превращаются в «хулиганские» статьи, так как сам по себе мотив национальной розни очень трудно доказать из-за его специфики. Ведь само по себе выбривание головы «под ноль», ношение военных ботинок и кожаной куртки с камуфлированными брюками не является разжиганием расовой розни. А разговоры о роли в жизни государства не могут являться преступлением, так как выражение своих мыслей не может и не должно быть наказуемо ни в одном государстве мира. Нет сомнений в том, что когда такие мысли облачены в форму призыва или лозунга, то реакция государства должна быть быстрой и незамедлительной, так как повторения 30-х и 40-х годов прошлого века нельзя допустить. Но тут важна степень веры такого государства в свои демократические ценности, то есть в свободу слова, выбора, действий и прочее… Запрещая какое-либо явление действительности, которое носит массово выраженный характер убеждений многих слоёв общества, государство рискует скатиться в сторону авторитарности, а это едва ли лучше с точки зрения проводимой внутренней и внешней политики.

Так где же граница и патриотизма? Необходимо ли искусственно ограничивать проявления мысли отдельных людей? Как такой многонациональной стране как Россия удержаться от розыгрыша национальных карт в разных регионах?

Ответить на такой вопрос просто и однозначно практически невозможно, а если и ответить, то это будет всего лишь проявление субъективного восприятия проблемы. Однако, хочется заметить, что никто и никого не может ограничить в свободе изъявления мысли. Поэтому хочется привести точку зрения на вышеуказанные вопросы, которую можно назвать точкой зрения юриста. Права человека заканчиваются там, где начинаются права другого человека. Никто не вправе ограничить права другого человека на основании только лишь одного национального или расового признаков. И нельзя прерывать высказывание какой-либо мысли, пусть даже национального уклона, имея для этого лишь одно основание — извращённое восприятие национальной идеи конкретными историческими фигурами прошлого.

Национальная рознь, национальная вражда... Нетерпимость к человеку с другим языком, цветом кожи, другой культурой. То в одной стране, то в другой вспыхивают межнациональные конфликты. Что стоит за этим? Что питает это чувство?

Автор в этой статье поднимает актуальную в наше время проблему межнациональных отношений.
В последнее время она является одной из центральных проблем нашей жизни, все чаще дает о себе знать не только таким случаями, один из которых описан автором, но и кровавыми хулиганскими столкновениями. С экранов телевизоров, со страниц газет мы узнаем о страшных расправах скинхедов над иностранцами. Приводит к подобным страшным событиям национализм - отвратительнейшее проявление мнимого превосходства одной нации над другой. Автору особенно горько от возникшей проблемы, ведь Россия веками традиционно складывалась как многонациональное государство, славившееся своей единой многонациональной литературой, культурой, наукой, интернациональными отношениями, даже победа в Великой Отечественной войне - это заслуга всего многонационального советского народа, и попытки уничтожить все это не могут вызывать авторской боли.

Глубже понять идею текста помогает чётко сформулированная авторская позиция: борьба с национализмом - это задача всего общества и каждого человека.

Я не могу не согласиться с автором. Множество аргументов можно привести в защиту этой позиции. К этой проблеме неоднократно обращались Д. Лихачев, А. Приставкин, А. Солженицын и др. известные люди. А, Приставкин в повести «Ночевала тучка золотая» рассматривает эту проблему сквозь призму детских судеб Саши и Коли Кузьменышей, показывает. Что детей не отвращает друг от друга ни цвет кожи, ни форма глаз. Хочу выделить и фильм «Мы из будущего», в котором современные скинхеды попадают в прошлое и участвуют в боях за Родину, после чего из нацистов превращаются в пацифистов.
Самое поразительное то, что правительства некоторых стран, которые должны предотвращать национальные конфликты, своими действиями способствуют их разжиганию. Вспомним произошедший в Эстонии случай с перенесением памятника советским солдатам, а в Грузии - взрыв памятника героям Великой Отечественной войны, которые глубоко оскорбили ветеранов и память тех людей, которые пожертвовали своими жизнями ради спасения всего человечества от фашизма.
Кажется, что поднятая автором проблема неразрешима. Сколько существует человечество, столько и существуют войны и конфликты. Если за тысячи лет люди так ничего и не смогли изменить, так стоит ли нам пробовать? Стоит! И я уверена, что у нас всё получится, если каждый начнёт с нравственного воспитания самого себя.