Народно-освободительный батальон «Заря» так называемой Луганской Народной Республики. Военные пенсионеры за россию и её вооруженные силы

Технология 1943-ого года - придумана нашими дедами и прадедами, чтобы воевать против нацистов.

Мины - каплевидная форма, в хвостовой части раскрывшимся цветком круговое оперение. Перед выстрелом на хвостовую часть наматываются мешочки с порохом для дальности стрельбы. Фиксируются толстыми капроновыми нитками, пришитыми к мешочкам. В одном ящике две мины. Подающий вытаскивает одну, скручивает колпачок с носика-взрывателя и передает заряжающему. Тот навешивает мину в ствол. По команде «выстрел!» отпускает. Чтобы не оглохнуть, надо закрыть уши и открыть рот.

Плита дернулась и просела в грунт. Мина с быстрым шуршанием через тугой воздух пошла по наводке. Максимальная дальность стрельбы - 6 километров. Через полминуты слышим разламывающийся грохот от попадания нашей мины. Корректировщик сообщает результат - если надо, дает поправку, чтобы точнее работать по цели. Наводчик проверяет смещение миномета после выстрела, выправляет его по вертикали и горизонтали, прокручивая ручки на двуноге-лафете. Команда - «Беглым по три». Выпускаем три мины по готовности - серией.

После длительной стрельбы с мягкого грунта плита глубоко утопает, зарывается. Чтобы выдернуть ее - цепляем тросом к «Уралу». На каменистой почве миномет сильно смещается при отдаче - наводчик гоняет ручки горизонтирования и вертикали.

Мы не видим результатов своей стрельбы. Нам их сухо сообщает корректировщик. Позже, на базе, мы видим их в видеосюжетах новостей, читаем о них в интернете. «В результате минометного обстрела ополченцев…» - это новости про нашу работу.

СТОЛОВАЯ

Ритуальное место. Никаких преувеличений. Типовой советский зал с четырехугольными колоннами между полом и потолком. В Средней Азии вибрирующее сердце города - это базар. В западном мире - прогулочные пешеходные улицы. На войне - столовая. Чтобы хорошо воевать, надо хорошо кушать. Есть вожди, направляющие, указующие - командиры. И есть жрецы - повара. Наши жрецы - сплошь женщины в комплекте с одним мужчиной. Практически каждый боец в общении с ними вежлив, корректен, воспитан. Кто не воспитан - того поправят другие.

В столовой смешиваются разбросанные по разным расположениям и участкам фронта подразделения. Автоматы уложены сбоку - в руках ложки и хлеб. В столовой равны министр обороны ЛНР и только что прибывший доброволец, разведчики-«спецура» и пропитавшиеся соляркой и маслом танкисты. Мы все едим из одного котла, один и тот же борщ, одну и ту же кашу, пьем одинаковый компот. Учтивое «было очень вкусно» поварам - часть хороших манер.

Сегодня на ужин были отличные макароны с подливкой.

Пленных кормят из нашей столовой, тем же, что едим мы - только в отдельной посуде.

АРТИЛЛЕРИЯ

Артиллеристы дают своим гаубицам имена. У них есть «Лёля», «Катенька», «Мулатка», «Виктория». Красной краской имена написаны на зеленых стволах. В разговоре артиллерист не говорит «моя гаубица», «мое орудие» - говорит: «моя Лёля», «моя Мулаточка». Есть новоприбывшие «девочки» - пока безымянные.

Мы защищаем население ЛНР. Мы защищаем, в первую очередь, женщин и детей - мирных жителей. Но есть часть мирного населения, которая нас раздражает, злит, которую мы ругаем при любой возможности - здоровые молодые мужики. Они для нас - трусы, быдло, мерзость. У нас боевой выезд - наш темно-зеленый «Урал» пересекает город, через улицы, дворы, частный сектор. Под навесами перед магазинами, на террасах кафе сидят здоровые мужики в шортах, цветных футболках, шлепанцах, расслабленные позы - пьют пиво. Они махают нам приветственно, чаще - лишь сопровождают нас взглядами.

«Шо луперетесь, козлы? Надо к нам идти». «Уроды, вместо того, чтобы свои семьи защищать, бухают». «Если бы они к нам шли, то мы бы укров камнями от города отогнали». Злые комментарии бойцов. Луганск - полумиллионный город. Если бы к нам активно шли местные мужики, то был бы сформирован полк, несколько полков из них. Но у них масса причин. Они прячутся за свои семьи, жен, детей, работу. Они боятся воевать. Боятся защищать себя самих. Таких, как они, укры в оккупированных городах и поселках ЛНР насильственно мобилизуют в карательные батальоны территориальной обороны.

Попадая к нашим в плен, они рассказывают, что совсем не хотели воевать, что их заставили, что им угрожали расстрелом, если они откажутся служить в карательных батальонах. Сытые пивные мужики. Бойцы недовольны руководством республики, что этих мужиков не мобилизуют принудительно для войны. «Боятся быть бойцами, пусть копают траншеи, ходят в хозяйственные наряды, разгружают-загружают боеприпасы, стирают форму бойцов», - наша логика.

Батальон назван в честь луганского футбольного клуба. В СССР команда «Заря» стала первым чемпионом страны, не представляющим республиканскую столицу, - в 1972-ом году. Команда играла на стадионе «Авангард». Самого стадиона я не видел. Видел лишь его желтую колонную арку с крупными выпуклыми буквами названия. Стволы наших черных автоматов расщепляли вид арки, делили его на куски мозаики - мы направлялись мимо на очередное боевое.

Флаг батальона - две рыжие и три чёрные горизонтальные полосы, «георгиевская ленточка». В верхней рыжей полосе надпись - БАТАЛЬОН. В нижней - «ЗАРЯ». Наш флаг вывешен над плацем.

ОБСТРЕЛ-2

Утро было тихим, солнечным, безмятежным. Около 10 часов по нашей базе заработал миномет. Легкий, скорострельный миномет. Свист, затем кромсающий грохот, в стороны полетели куски отодранного от крыши шифера, звон бьющегося стекла, треск ломаемых кирпичей. Бежим в бомбоубежища, скатываемся по ступенькам вниз, в холодный и темный проход. В спины новый грохот взрыва. За кишкой прохода освещенные помещения бомбоубежища. На лавках и стульях вдоль стен бойцы, гражданский персонал базы, врачи и пациенты соседней больницы - у них свой, отдельный вход в бомбоубежище, прямо из корпуса. Наверху новый грохот. Спустя секунд десять четвертый. Затихло - значит, укры отработали серию, теперь будут менять позицию, есть минут 10–15.

Это диверсионная группа укров. Шесть дней они пристреливались по базе из миномета. Они проникли в город. Предполагается, что перемещаются на «Газеле», используют миномет типа «Василек». Выставляются на позиции, отрабатывают серию - 3–4 выстрела и меняют позицию или вовсе скрываются. Шесть прошлых дней они лупили мимо базы. Попали в аккумуляторный завод на углу улиц Оборонной и Краснодонской - фугасная мина пробила угол цеха, внутри была пересмена, шесть человек попали под взрыв. Один рабочий погиб - его порвало на кровавые ошметки. Пятеро - разной степени ранения. Попали по автовокзалу на улице Оборонной - два разрыва содрали асфальт с платформ. Их мины проходили мимо базы на значительном расстоянии.

Военная разведка поймала пятерых корректировщиков - они стояли перед штабом, футболки натянуты на головы, руки связаны за спиной. Одежда у корректировщиков - поношенные спортивные штаны, замызганные футболки, дешевые кроссовки. Телосложение - слабые руки, складки животов, дряблая кожа. Вид хануриков, околачивающихся с пивом, с любым дешевым алкоголем возле магазинов днями напролет. Но обстрелы продолжились.

Отлавливали новых корректировщиков. Но диверсионная группа укров пристрелялась. Четыре мины легли на территории базы батальона. Одна попала в автопарк - уничтожила БТР, КамАЗ, убила пятерых бойцов, пятерых ранила. В автопарке воронка, горячие коричнево-синеватые осколки мины. Жирный черный дым горящей техники, кровавые обрывки человеческих тел. Пожар успевают быстро потушить. Спустя 20 минут новый обстрел. Я в это время с бойцами своего расчета был в церкви. Мина свистанула над церковью и упала метрах в ста, на территории больницы. Помогаем прихожанам - сплошь женщины - и священникам добежать до бомбоубежища. Три следующих разрыва. Один опять за церковью - в банно-прачечном комбинате больницы, начинается пожар, быстро разгораются ворохи сухого белья. Огонь хватается за крышу, затрещал шифер. Черным дым вырастает столбом. Приезжают две пожарные машины. Раскатывают рукава, рукава набухают от поступающей воды. Вода шипит, налетая на жаркое пламя.

С разведчиком иду осматривать попадание в здание лаборатории больницы. Проломан шифер на крыше, выбиты окна, ветки дерева, нависавшие над крышей, рассечены и раскиданы в стороны. «Плохо, плохо. Не успевают быстро потушить. Сейчас укры начнут бить, ориентируясь на дым», - говорит разведчик про расходящийся пожар. Свист - разрыв раскидывает крышу основного корпуса больницы, выбивает дыры в бетонном заборе. Пожарные бросают шланги, бегут в бомбоубежище. Обстрел продолжается. Минометчикам командуют на выезд. Удаляемся от базы - над ней дымный высокий шпиль, отличный ориентир для укровских минометчиков.

После начала обстрела нашей базы укры переходят к штурму наших позиций по всему фронту вокруг Луганска. На помощь своим, осажденным в аэропорту отправляют бронеколонну. Минометчики ополчения выдвигаются на позицию в сторону аэропорта. Выставляем орудия, работаем 15 минут, выпускаем семь десятков мин - накрываем бронеколонну.

Команда выдвигаться в другой район города. Едем через весь Луганск. Мирные жители вяло движутся в жарком воздухе. Магазины, офисы, конторы продолжают работать в привычном, довоенном, непричастном к войне ритме - пятница. Вокруг города гул тяжелого боя. Автоматная стрельбы где-то в центре.

Район Камброд - местное краткое название, официальное: Каменный Брод. Разгружаемся перед заброшенными бетонными ангарами. За кустами рычат наши танки, выступающие к передовой. Расчеты готовы. «Навесить мины». Работаем беглым - по три мины. Корректировка - обрабатываем другой сектор. От грохота минометов трескаются и осыпаются стекла ангаров, осыпаются за нашими спинами. Эхо выстрелов мечется в пустых громадах ангаров.

За «зеленкой» - за зарослями кустов и деревьев, плетением южной растительности - завязывается перестрелка. По рации нашему командиру разведчики, они группа прикрытия, стерегут периметр, пока мы работаем, сидевшие в зеленке разведчики сообщают, что в нашу сторону двигается группа укров. Собираемся - закидываем в кузов «Урала» не исстрелянные мины, орудия, спешно, сбивая локти и коленки о металл, грузимся сами. Патрона загнаны в стволы автоматов, автоматы стоят на предохранителях. В условленном месте подбираем разведчиков. «По газам».

Заезжаем на склад - грузимся новыми зарядными ящиками. На задание. Мы гоняем и работаем из разных районов города до темноты. Город в прежнем сомнамбулическом состоянии - бред, этих людей может начисто снести случайный снаряд гаубицы, случайная мина, навсегда сбить с ног случайная пуля - они, кажется, совершенно не чувствуют этого, не понимают.

Вечером сообщают, что укры немного потеснили наших, но в город войти не смогли. Серьезные потери с той и с другой сторон. Мы выдержали штурм.

Пишу в перерывах между воздушными тревогами, обстрелами и боевыми заданиями. Автомат под рукой. Обряжен в разгрузку, забитую патронами, магазинами, ключами для мин: для скручивания колпачков с взрывателей и перевода взрывателей в режим «осколочный» или «фугасный». Я периодически поправляю разгрузку, как женщины поправляют бюстгальтер. На мониторе ноутбука - моей печатной машинки - фоновым изображением фото моей голопопой девочки Наськи. Она стоит перед открытым окном нашего дома «Серая лошадь» и смотрит во владивостокское лето.

СВИСТ И ШЕЛЕСТ.

Слышишь свист - забивайся в любую дыру, нору, закапывайся, падай под машину, - это летит снаряд или мина. Слышишь шелест - это мина на излете, беги и падай как можно дальше от подлого шелеста, мина долетела до предела и падает прямо вниз - и забивайся в любую дыру, нору, закапывайся, падай под машину, но лучше под танк. Бесконтактная война - мы определяем удары противника по звуку.

ЛУГАНСК-2

После штурма 11-ого числа город превратился в призрак - он опустел, жители попрятались в дома, в деревни за границей города, кто-то поехал беженцем в Россию: вроде он есть, и вроде его нет. Когда я приехал сюда в конце июня, продолжалось перемирие между ополчением ЛНР и правительством укров, дома вокруг базы батальона светились огнями по вечерам. Окна закрыты, зашторены, но светились. Теперь они черны, пустота вокруг базы ночью. Больницу эвакуировали. Тьма и молчание вокруг базы, бывшего областного военкомата. Лишь ряд ночных фонарей горит вдоль центральной Оборонной улицы.

Выезжаем рано утром на задание. Улицы безлюдны. Асфальт, витрины, стены - посечены осколками, взломаны попаданиями военной стали. Эхо выстрелов и разрывов мечется по пустым дворам.

Нам нужна вода. Заходим через разбитую витрину в магазин и берем упаковку минералки. Это - не мародерство. У нас есть деньги, мы готовы купить, но - магазины закрыты. Мы заходим через проломы, сделанные вражеской артиллерией, и берем ровно столько, сколько нам необходимо. Никакой жадности, никакого стремления утащить все, что можно взять, набить кузов «Урала», утробу БТРа. Мы не лезем в кассы, сейфы, шкафы. Нам просто нужна вода. Советские сталинского ампира здания молчаливы и угрюмы. Готическая гостиница «Украина», чьи кирпичные стены выложены традиционными украинскими узорами, как-то сразу постарела, наполнилась ветхостью, когда Луганск стал призраком. Мы прячемся в складках призрака, чтобы вести свою войну. В частном секторе изредка нарываемся на лай собак из-за непроглядных глухих заборов. Когда начинают молотить выстрелы, собаки скулят и замолкают.

Небо над городом рвет авиация укров - грузовые винтовые самолеты пролетают на недоступной для ПЗРК высоте, истребители «сушки» выискивают цели. В небо долбят наши «зенитки» - ЗУ-23 М - и ПЗРК. Разрывы, дымы смешиваются с облаками.

Я и интеллигентный Андрей, ветеран войны в Афганистане, шахтер из Краснодона, остаемся в одном из дворов сторожить нашу машину, пока наши уходят на обед. Мы молчим - мы вслушиваемся в поразительное молчание полумиллионного города. Город, лишившийся мирной жизни за один день. Бои на некоторое время затихли. Ветра нет. Ощущение свершившегося Армагедона. Луганск пока не разбит и не раздолбан в пыльные руины, но он уже обесчеловечен. Но он нужен нам - для войны. Он нужен нам для обороны ЛНР. Для последующей мирной жизни.

На этой войне наши много курят, матерятся и пьют кофе. Много хруста стеклянных осколков под ногами. Много ожиданий - мы ждем помощи от России.

АВТОВОКЗАЛ

Он расположен напротив нашей базы. Чаще всего мины и снаряды, выпущенные по нашей базе, попадают в автовокзал. Разрывами содран асфальт с платформ ожидания, пробита бетонная крыша на одной из платформ, разбито осколками и взрывной волной ленточное остекление зала ожидания. Остов сгоревшего от попадания мины автомобиля «Жигули». Во время боев 11-ого числа с крыши автовокзала по КПП базы два часа стрелял снайпер. Однако автовокзал продолжает работать - хотя количество рейсов минимизировано. В зале ожидания закрыты все магазины. Открыта лишь касса. Есть бомбоубежище. Кто-то из пассажиров ожидает свой рейс в бомбоубежище.

13 июля. Укры начали второй массированный штурм города. Около 70 единиц разной бронетехники и пехота двинулись на город через западный пригород - поселок Александровск. Минометчики обрабатывают позиции, с которых выдвигаются укры. Мы накрываем их огневые точки, косим пехоту. Мимо нас ползут на Александровск наши танки - на кирпичах активной брони надписи красной краской - три заглавные буквы: ЛНР.

Вязкий ухающий бой продолжается весь день. В темноте укры пытаются другой бронеколонной - около 40 танков и БТР, машины с пехотой - прорваться к своим, осажденным в аэропорту. Мы выдвигаемся на позиции. Бесшумно разгружаемся на полянке, окруженной плетением кустов. Разговариваем шёпотом. Ночь лунная - желтый свет стелется по земле. Мигающее зарево боя в стороне аэропорта. Укают ночные птицы. Проезжает наш БТР и длинной очередью прочесывает заросли кустов. Команда: «Работаем». Ослепительные огненные языки минометных выстрелов. Долбим по аэропорту и по бронеколонне, которая туда прорывается. В тишине между выстрелами слышно, как прежними голосами укают птицы - война им не мешает, не отвлекает их.

Выстреливаем весь боезапас. Воздух сдавлен от поднявшейся пыли.

Возвращаемся на базу в темной синеве предрассветных сумерек.

Под утро бои в Александровске и в районе аэропорта затихают, переходят в позиционные перестрелки.

Продолжение следует…

Мы работаем из 120-миллиметровых минометов образца 1943-ого года. Совершенное оружие. Простая оптимальная технология уничтожения живой силы и техники противника. Нагревающийся от выстрелов, как сковорода, ствол. Двунога-лафет, с помощью которой ствол наводится. Плита, в которую ствол упирается, в которую уходит отдача от выстрела. Один человек не поднимет, не установит, не сделает выстрела — расчет миномета 6 человек.

Технология 1943-ого года — придумана нашими дедами и прадедами, чтобы воевать против нацистов.

Мины — каплевидная форма, в хвостовой части раскрывшимся цветком круговое оперение. Перед выстрелом на хвостовую часть наматываются мешочки с порохом для дальности стрельбы. Фиксируются толстыми капроновыми нитками, пришитыми к мешочкам. В одном ящике две мины. Подающий вытаскивает одну, скручивает колпачок с носика-взрывателя и передает заряжающему. Тот навешивает мину в ствол. По команде «выстрел!» отпускает. Чтобы не оглохнуть, надо закрыть уши и открыть рот.

Плита дернулась и просела в грунт. Мина с быстрым шуршанием через тугой воздух пошла по наводке. Максимальная дальность стрельбы — 6 километров. Через полминуты слышим разламывающийся грохот от попадания нашей мины. Корректировщик сообщает результат — если надо, дает поправку, чтобы точнее работать по цели. Наводчик проверяет смещение миномета после выстрела, выправляет его по вертикали и горизонтали, прокручивая ручки на двуноге-лафете. Команда — «Беглым по три». Выпускаем три мины по готовности — серией.

После длительной стрельбы с мягкого грунта плита глубоко утопает, зарывается. Чтобы выдернуть ее — цепляем тросом к «Уралу». На каменистой почве миномет сильно смещается при отдаче — наводчик гоняет ручки горизонтирования и вертикали.

Мы не видим результатов своей стрельбы. Нам их сухо сообщает корректировщик. Позже, на базе, мы видим их в видеосюжетах новостей, читаем о них в интернете. «В результате минометного обстрела ополченцев…» — это новости про нашу работу.

СТОЛОВАЯ

Ритуальное место. Никаких преувеличений. Типовой советский зал с четырехугольными колоннами между полом и потолком. В Средней Азии вибрирующее сердце города — это базар. В западном мире — прогулочные пешеходные улицы. На войне — столовая. Чтобы хорошо воевать, надо хорошо кушать. Есть вожди, направляющие, указующие — командиры. И есть жрецы — повара. Наши жрецы — сплошь женщины в комплекте с одним мужчиной. Практически каждый боец в общении с ними вежлив, корректен, воспитан. Кто не воспитан — того поправят другие.

В столовой смешиваются разбросанные по разным расположениям и участкам фронта подразделения. Автоматы уложены сбоку — в руках ложки и хлеб. В столовой равны министр обороны ЛНР и только что прибывший доброволец, разведчики-«спецура» и пропитавшиеся соляркой и маслом танкисты. Мы все едим из одного котла, один и тот же борщ, одну и ту же кашу, пьем одинаковый компот. Учтивое «было очень вкусно» поварам — часть хороших манер.

Сегодня на ужин были отличные макароны с подливкой.

Пленных кормят из нашей столовой, тем же, что едим мы — только в отдельной посуде.

АРТИЛЛЕРИЯ

Артиллеристы дают своим гаубицам имена. У них есть «Лёля», «Катенька», «Мулатка», «Виктория». Красной краской имена написаны на зеленых стволах. В разговоре артиллерист не говорит «моя гаубица», «мое орудие» — говорит: «моя Лёля», «моя Мулаточка». Есть новоприбывшие «девочки» — пока безымянные.

МИРНЫЕ

Мы защищаем население ЛНР. Мы защищаем, в первую очередь, женщин и детей — мирных жителей. Но есть часть мирного населения, которая нас раздражает, злит, которую мы ругаем при любой возможности — здоровые молодые мужики. Они для нас — трусы, быдло, мерзость. У нас боевой выезд — наш темно-зеленый «Урал» пересекает город, через улицы, дворы, частный сектор. Под навесами перед магазинами, на террасах кафе сидят здоровые мужики в шортах, цветных футболках, шлепанцах, расслабленные позы — пьют пиво. Они махают нам приветственно, чаще — лишь сопровождают нас взглядами.

«Шо луперетесь, козлы? Надо к нам идти». «Уроды, вместо того, чтобы свои семьи защищать, бухают». «Если бы они к нам шли, то мы бы укров камнями от города отогнали». Злые комментарии бойцов. Луганск — полумиллионный город. Если бы к нам активно шли местные мужики, то был бы сформирован полк, несколько полков из них. Но у них масса причин. Они прячутся за свои семьи, жен, детей, работу. Они боятся воевать. Боятся защищать себя самих. Таких, как они, укры в оккупированных городах и поселках ЛНР насильственно мобилизуют в карательные батальоны территориальной обороны.

Попадая к нашим в плен, они рассказывают, что совсем не хотели воевать, что их заставили, что им угрожали расстрелом, если они откажутся служить в карательных батальонах. Сытые пивные мужики. Бойцы недовольны руководством республики, что этих мужиков не мобилизуют принудительно для войны. «Боятся быть бойцами, пусть копают траншеи, ходят в хозяйственные наряды, разгружают-загружают боеприпасы, стирают форму бойцов», — наша логика.

«ЗАРЯ»

Батальон назван в честь луганского футбольного клуба. В СССР команда «Заря» стала первым чемпионом страны, не представляющим республиканскую столицу, — в 1972-ом году. Команда играла на стадионе «Авангард». Самого стадиона я не видел. Видел лишь его желтую колонную арку с крупными выпуклыми буквами названия. Стволы наших черных автоматов расщепляли вид арки, делили его на куски мозаики — мы направлялись мимо на очередное боевое.

Флаг батальона — две рыжие и три чёрные горизонтальные полосы, «георгиевская ленточка». В верхней рыжей полосе надпись — БАТАЛЬОН. В нижней — «ЗАРЯ». Наш флаг вывешен над плацем.

ОБСТРЕЛ-2

Утро было тихим, солнечным, безмятежным. Около 10 часов по нашей базе заработал миномет. Легкий, скорострельный миномет. Свист, затем кромсающий грохот, в стороны полетели куски отодранного от крыши шифера, звон бьющегося стекла, треск ломаемых кирпичей. Бежим в бомбоубежища, скатываемся по ступенькам вниз, в холодный и темный проход. В спины новый грохот взрыва. За кишкой прохода освещенные помещения бомбоубежища. На лавках и стульях вдоль стен бойцы, гражданский персонал базы, врачи и пациенты соседней больницы — у них свой, отдельный вход в бомбоубежище, прямо из корпуса. Наверху новый грохот. Спустя секунд десять четвертый. Затихло — значит, укры отработали серию, теперь будут менять позицию, есть минут 10-15.

Это диверсионная группа укров. Шесть дней они пристреливались по базе из миномета. Они проникли в город. Предполагается, что перемещаются на «Газеле», используют миномет типа «Василек». Выставляются на позиции, отрабатывают серию — 3-4 выстрела и меняют позицию или вовсе скрываются. Шесть прошлых дней они лупили мимо базы. Попали в аккумуляторный завод на углу улиц Оборонной и Краснодонской — фугасная мина пробила угол цеха, внутри была пересмена, шесть человек попали под взрыв. Один рабочий погиб — его порвало на кровавые ошметки. Пятеро — разной степени ранения. Попали по автовокзалу на улице Оборонной — два разрыва содрали асфальт с платформ. Их мины проходили мимо базы на значительном расстоянии.

Военная разведка поймала пятерых корректировщиков — они стояли перед штабом, футболки натянуты на головы, руки связаны за спиной. Одежда у корректировщиков — поношенные спортивные штаны, замызганные футболки, дешевые кроссовки. Телосложение — слабые руки, складки животов, дряблая кожа. Вид хануриков, околачивающихся с пивом, с любым дешевым алкоголем возле магазинов днями напролет. Но обстрелы продолжились.

Отлавливали новых корректировщиков. Но диверсионная группа укров пристрелялась. Четыре мины легли на территории базы батальона. Одна попала в автопарк — уничтожила БТР, КамАЗ, убила пятерых бойцов, пятерых ранила. В автопарке воронка, горячие коричнево-синеватые осколки мины. Жирный черный дым горящей техники, кровавые обрывки человеческих тел. Пожар успевают быстро потушить. Спустя 20 минут новый обстрел. Я в это время с бойцами своего расчета был в церкви. Мина свистанула над церковью и упала метрах в ста, на территории больницы. Помогаем прихожанам — сплошь женщины — и священникам добежать до бомбоубежища. Три следующих разрыва. Один опять за церковью — в банно-прачечном комбинате больницы, начинается пожар, быстро разгораются ворохи сухого белья. Огонь хватается за крышу, затрещал шифер. Черным дым вырастает столбом. Приезжают две пожарные машины. Раскатывают рукава, рукава набухают от поступающей воды. Вода шипит, налетая на жаркое пламя.

С разведчиком иду осматривать попадание в здание лаборатории больницы. Проломан шифер на крыше, выбиты окна, ветки дерева, нависавшие над крышей, рассечены и раскиданы в стороны. «Плохо, плохо. Не успевают быстро потушить. Сейчас укры начнут бить, ориентируясь на дым», — говорит разведчик про расходящийся пожар. Свист — разрыв раскидывает крышу основного корпуса больницы, выбивает дыры в бетонном заборе. Пожарные бросают шланги, бегут в бомбоубежище. Обстрел продолжается. Минометчикам командуют на выезд. Удаляемся от базы — над ней дымный высокий шпиль, отличный ориентир для укровских минометчиков.

ШТУРМ

После начала обстрела нашей базы укры переходят к штурму наших позиций по всему фронту вокруг Луганска. На помощь своим, осажденным в аэропорту отправляют бронеколонну. Минометчики ополчения выдвигаются на позицию в сторону аэропорта. Выставляем орудия, работаем 15 минут, выпускаем семь десятков мин — накрываем бронеколонну.

Команда выдвигаться в другой район города. Едем через весь Луганск. Мирные жители вяло движутся в жарком воздухе. Магазины, офисы, конторы продолжают работать в привычном, довоенном, непричастном к войне ритме — пятница. Вокруг города гул тяжелого боя. Автоматная стрельбы где-то в центре.

Район Камброд — местное краткое название, официальное: Каменный Брод. Разгружаемся перед заброшенными бетонными ангарами. За кустами рычат наши танки, выступающие к передовой. Расчеты готовы. «Навесить мины». Работаем беглым — по три мины. Корректировка — обрабатываем другой сектор. От грохота минометов трескаются и осыпаются стекла ангаров, осыпаются за нашими спинами. Эхо выстрелов мечется в пустых громадах ангаров.

За «зеленкой» — за зарослями кустов и деревьев, плетением южной растительности — завязывается перестрелка. По рации нашему командиру разведчики, они группа прикрытия, стерегут периметр, пока мы работаем, сидевшие в зеленке разведчики сообщают, что в нашу сторону двигается группа укров. Собираемся — закидываем в кузов «Урала» не исстрелянные мины, орудия, спешно, сбивая локти и коленки о металл, грузимся сами. Патрона загнаны в стволы автоматов, автоматы стоят на предохранителях. В условленном месте подбираем разведчиков. «По газам».

Заезжаем на склад — грузимся новыми зарядными ящиками. На задание. Мы гоняем и работаем из разных районов города до темноты. Город в прежнем сомнамбулическом состоянии — бред, этих людей может начисто снести случайный снаряд гаубицы, случайная мина, навсегда сбить с ног случайная пуля — они, кажется, совершенно не чувствуют этого, не понимают.

Вечером сообщают, что укры немного потеснили наших, но в город войти не смогли. Серьезные потери с той и с другой сторон. Мы выдержали штурм.

ТЕКСТЫ

Пишу в перерывах между воздушными тревогами, обстрелами и боевыми заданиями. Автомат под рукой. Обряжен в разгрузку, забитую патронами, магазинами, ключами для мин: для скручивания колпачков с взрывателей и перевода взрывателей в режим «осколочный» или «фугасный». Я периодически поправляю разгрузку, как женщины поправляют бюстгальтер. На мониторе ноутбука — моей печатной машинки — фоновым изображением фото моей голопопой девочки Наськи. Она стоит перед открытым окном нашего дома «Серая лошадь» и смотрит во владивостокское лето.

СВИСТ И ШЕЛЕСТ.

Слышишь свист — забивайся в любую дыру, нору, закапывайся, падай под машину, — это летит снаряд или мина. Слышишь шелест — это мина на излете, беги и падай как можно дальше от подлого шелеста, мина долетела до предела и падает прямо вниз — и забивайся в любую дыру, нору, закапывайся, падай под машину, но лучше под танк. Бесконтактная война — мы определяем удары противника по звуку.

ЛУГАНСК-2

После штурма 11-ого числа город превратился в призрак — он опустел, жители попрятались в дома, в деревни за границей города, кто-то поехал беженцем в Россию: вроде он есть, и вроде его нет. Когда я приехал сюда в конце июня, продолжалось перемирие между ополчением ЛНР и правительством укров, дома вокруг базы батальона светились огнями по вечерам. Окна закрыты, зашторены, но светились. Теперь они черны, пустота вокруг базы ночью. Больницу эвакуировали. Тьма и молчание вокруг базы, бывшего областного военкомата. Лишь ряд ночных фонарей горит вдоль центральной Оборонной улицы.

Выезжаем рано утром на задание. Улицы безлюдны. Асфальт, витрины, стены — посечены осколками, взломаны попаданиями военной стали. Эхо выстрелов и разрывов мечется по пустым дворам.

Нам нужна вода. Заходим через разбитую витрину в магазин и берем упаковку минералки. Это — не мародерство. У нас есть деньги, мы готовы купить, но — магазины закрыты. Мы заходим через проломы, сделанные вражеской артиллерией, и берем ровно столько, сколько нам необходимо. Никакой жадности, никакого стремления утащить все, что можно взять, набить кузов «Урала», утробу БТРа. Мы не лезем в кассы, сейфы, шкафы. Нам просто нужна вода. Советские сталинского ампира здания молчаливы и угрюмы. Готическая гостиница «Украина», чьи кирпичные стены выложены традиционными украинскими узорами, как-то сразу постарела, наполнилась ветхостью, когда Луганск стал призраком. Мы прячемся в складках призрака, чтобы вести свою войну. В частном секторе изредка нарываемся на лай собак из-за непроглядных глухих заборов. Когда начинают молотить выстрелы, собаки скулят и замолкают.

Небо над городом рвет авиация укров — грузовые винтовые самолеты пролетают на недоступной для ПЗРК высоте, истребители «сушки» выискивают цели. В небо долбят наши «зенитки» — ЗУ-23 М — и ПЗРК. Разрывы, дымы смешиваются с облаками.

Я и интеллигентный Андрей, ветеран войны в Афганистане, шахтер из Краснодона, остаемся в одном из дворов сторожить нашу машину, пока наши уходят на обед. Мы молчим — мы вслушиваемся в поразительное молчание полумиллионного города. Город, лишившийся мирной жизни за один день. Бои на некоторое время затихли. Ветра нет. Ощущение свершившегося Армагедона. Луганск пока не разбит и не раздолбан в пыльные руины, но он уже обесчеловечен. Но он нужен нам — для войны. Он нужен нам для обороны ЛНР. Для последующей мирной жизни.

МНОГО

На этой войне наши много курят, матерятся и пьют кофе. Много хруста стеклянных осколков под ногами. Много ожиданий — мы ждем помощи от России.

АВТОВОКЗАЛ

Он расположен напротив нашей базы. Чаще всего мины и снаряды, выпущенные по нашей базе, попадают в автовокзал. Разрывами содран асфальт с платформ ожидания, пробита бетонная крыша на одной из платформ, разбито осколками и взрывной волной ленточное остекление зала ожидания. Остов сгоревшего от попадания мины автомобиля «Жигули». Во время боев 11-ого числа с крыши автовокзала по КПП базы два часа стрелял снайпер. Однако автовокзал продолжает работать — хотя количество рейсов минимизировано. В зале ожидания закрыты все магазины. Открыта лишь касса. Есть бомбоубежище. Кто-то из пассажиров ожидает свой рейс в бомбоубежище.

ШТУРМ-2

13 июля. Укры начали второй массированный штурм города. Около 70 единиц разной бронетехники и пехота двинулись на город через западный пригород — поселок Александровск. Минометчики обрабатывают позиции, с которых выдвигаются укры. Мы накрываем их огневые точки, косим пехоту. Мимо нас ползут на Александровск наши танки — на кирпичах активной брони надписи красной краской — три заглавные буквы: ЛНР.

Вязкий ухающий бой продолжается весь день. В темноте укры пытаются другой бронеколонной — около 40 танков и БТР, машины с пехотой — прорваться к своим, осажденным в аэропорту. Мы выдвигаемся на позиции. Бесшумно разгружаемся на полянке, окруженной плетением кустов. Разговариваем шёпотом. Ночь лунная — желтый свет стелется по земле. Мигающее зарево боя в стороне аэропорта. Укают ночные птицы. Проезжает наш БТР и длинной очередью прочесывает заросли кустов. Команда: «Работаем». Ослепительные огненные языки минометных выстрелов. Долбим по аэропорту и по бронеколонне, которая туда прорывается. В тишине между выстрелами слышно, как прежними голосами укают птицы — война им не мешает, не отвлекает их.

Выстреливаем весь боезапас. Воздух сдавлен от поднявшейся пыли.

Возвращаемся на базу в темной синеве предрассветных сумерек.

Под утро бои в Александровске и в районе аэропорта затихают, переходят в позиционные перестрелки.

Продолжение следует…

О подробностях формирования, фактах из повседневной жизни, а также о боевом пути первого легендарного воинского подразделения Луганской Народной Республики батальона «Заря» нам рассказал непосредственный его создатель - ныне Глава ЛНР Игорь Плотницкий.

- Как было принято решение о создании батальона «Заря»?

Если вспомнить весну 2014 года, то в то время огромное количество людей собиралось возле здания СБУ, т.н. «избушки», пытаясь защитить свою землю. Тогда эта территория была как некий объединяющий центр, символ нашей свободы, первые метры Луганской Народной Республики. Было понятно, что скопление такого количества людей, вдохновленных общей идеей, но не имеющих единого руководства, могло привести к непредсказуемым последствиям.

Вдобавок к этому после событий 2 мая в Одессе у многих было осознание того, что мирными протестами все не закончится и нам необходимо готовиться к силовому сопротивлению. Тогда мы и начали формировать наши первые вооруженные силы.

- Как происходил сам процесс формирования?

Когда возникла необходимость в формировании первых вооруженных подразделений, то я выступил с предложением о создании народно-освободительного батальона. Болотов (первый Глава ЛНР Валерий Болотов - прим. ред.) тогда это решение утвердил. Свою разработку я тут же показал Сергею Грачеву, тогда коменданту «избушки» (ныне командир комендантского полка Народной милиции - прим. ред.). И вот 5 мая был сформирован первый национально-освободительный батальон.

- Почему «Зарей» назвали?

Название «Заря» дали самые первые добровольцы батальона. В итоге он стал так называться в честь популярного луганского футбольного клуба. Никто этому решению не препятствовал.

- Тогда же нужно было где-то располагаться. Где находилась ваша база?

В качестве базы нам выделили сборный пункт областного военкомата. Оттуда только выбили «Правый сектор». Там и разместился наш первый взвод в количестве чуть более 30-ти человек. Но пока мы дошли от СБУ к военкомату, то по факту нас прибыло гораздо больше. В итоге на территорию нашей базы вошли, если не ошибаюсь, 47 человек. По пути к нам присоединялись все желающие. Вот так первые добровольцы появлялись еще на пути следования к месту постоянной дислокации.

Когда мы вошли в военкомат, то застали его фактически перевернутым. Все ящики, документы и прочее валялось в огромной куче. Повсюду находилось большое количество всевозможных консервных банок. Также встречались и шприцы. Вот в таком виде военкомат достался нам в наследство от «Правого сектора». Мы уже тогда удивлялись тому, что в этом подразделении могут быть наркоманы.

- «Интересные» находки встречались?

Мы обнаружили также несколько «лёжек» снайперов. Там же мы нашли блокнот, в котором четко прослеживалось, что переворот в Киеве готовился не за несколько месяцев. К этому шли очень давно. Записи были на украинском языке и в них содержались имена и позывные командиров, к которым нужно было обращаться в случае каких-то внештатных ситуаций. Я тогда передал эту находку Валерию Болотову.

Тем не менее, на базе областного военкомата была небольшая столовая. Правда, оказалось, что там практически нерабочие котлы. Один работал только наполовину. Так самым первым вопросом было, что нужно где-то готовить.

Первые 4-5 дней нам привозили продукты, которую готовили на площади возле здания СБУ. А мы за это время нашли ТЭНы, которые требовались для восстановления кухни. В итоге мы запустили первый котел, который давал возможность накормить личный состав нашего первого взвода. Однако проблема была до конца не решена - после каждого приготовления пищи котлу нужно было дать остыть. Мы искали дальше недостающие детали. Как только задачу выполнили, то к нам пришли электрики и восстановили кухню. Столовую привели в надлежащий вид, вставили окна, починили крышу, нашли недостающие тарелки, кружки, вилки, ложки.

- Кто мог тогда вступить в ваши ряды?

Первое время мы формировали батальон по принципу «право защищать землю имеет каждый». Так я считаю и сейчас. Мы брали всех. Даже тех, кто имел судимости. Просто мы просили честно рассказать, за что и когда человек отбывал свой срок. Не принимали осужденных по статьям за убийство и изнасилование. Кроме того, понимая тот факт, что в батальон мог попасть кто угодно, с каждым желающим вступить в «Зарю» работали наши психологи. Кандидаты заполняли анкеты. В итоге у нас появился так называемый отдел кадров. Благодаря им и сохранились списки еще первых добровольцев.

Любое формирование, предназначенное для силовых решений, должно иметь какое-то вооружение. Откуда оно появлялось у вас?

Когда уже был сформирован батальон, мы получили всего лишь три автомата. Пока у нас не было оружия, все тренировались с палками. Тогда даже взрослые мужики бегали по плацу и выполняли упражнения.

Мы понимали, что своим количественным составом, и практически не имея вооружения, не сможем удерживать наступление по всей территории Луганской области. При этом была большая вероятность того, что боевые действия будут проходить в самом Луганске. Поэтому основной упор был на то, чтобы научить людей способам ведения боевых действий в городских условиях. Мы называли их штурмовиками.

- Какие еще были подразделения, и как в целом менялась структура батальона?

Вообще у нас был и разведвзвод, и комендатура. Был автовзвод, хозвзвод. После первых боев и по мере появления вооружения у нас были созданы минометные подразделения, артиллеристы. С расширением батальона добавлялись и новые структуры.

В качестве отличительного знака бойцы батальона использовали шеврон с красной звездой на черном фоне. Почему был выбран именно этот знак?

Честно говоря, я, как и с названием, сказал, что нам необходимо придумать шевроны и флаг. Сейчас я не могу точно сказать, кто был разработчиком флага, но шевронами занимались наши разведчики. К этому был причастен Андрей Патрушев (второй после Игоря Плотницкого командир батальона, ныне директор ГУП ЛНР «Строительно-бытовой гипермаркет «Стройцентр»). Благодаря этим людям появились первые шевроны и знамя.

-Как происходил рост батальона? Каков его путь до бригады?

Рост происходил естественным путем. У нас служил Алексей с позывным «Перевозчик». Вот у него и была задача по набору людей. Он собирал, формировал в группы и ставил меня в известность. Видимо, за это он и получил свой позывной.

К слову, «Перевозчик» вместе с еще одним бойцом Евгением попал в очень серьезную переделку. В тот день танки шли на Новосветловку и Хрящеватое. Им надо было доставить груз и пришлось выскочить на танки, которые расстреливали наших ребят буквально с 20 метров. Тем пришлось уходить кукурузными полями. Фактически «Перевозчик» и перевез весь батальон. Все, кто был, прошли через него. В итоге, когда мы уже сформировали Народную милицию, то у нас было около 1300 человек. Нынешняя армия берет свои истоки от «Зари».

Нашим костяком все-таки стали офицеры, которых было очень мало. К слову, многие, кто прошел через наш батальон, сейчас и служат, и работают в других структурах: некоторые в Народном Совете, некоторые на министерских должностях. И таких примеров масса.

Да, например, Инна Кузнецова, Анатолий Кривоносов и многие другие сейчас являются действующими народными депутатами.

Инна Владимировна вместе с мужем пришли в батальон на второй день после его формирования. Тогда Алексей «Перевозчик» мне сообщил, что люди хотят в батальон. Я вышел и увидел жену с мужем. Муж говорит, что он офицер и воевал в Афганистане. Его я взял сразу. Таких людей тогда не хватало. Супругу я попытался отправить домой, но она отказалась. Она очень просила, чтобы ее взяли, но я тогда считал, что женщинам не место в армии. В первый день я не согласился и отправил ее домой. Позже выяснилось, что она очень горела желанием, и буквально каждый день ходила к нам в часть. Но тогда мы еще не понимали, во что выльется конфликт с Украиной и не брали женщин. Мы надеялись, что воевать все-таки не придется. В итоге в батальон ее приняли. Потом уже пришла боец «Славик». Она служит до сих пор.

Кстати, она пришла в батальон не просто на какие-то вспомогательные роли, а реально воевала. Даже имеет ранение. Несколько раз ругалась и со мной и со своими непосредственными командирами. Мы ведь старались ее не пускать на боевые. Она обижалась, бывало, убегала. Никакие уговоры не помогали. Она все равно воевала, и воевала в разных ипостасях. Она носила и раненых с поля боя, и стреляла по врагам.

Появлялись и другие женщины. В итоге их в батальоне было немало. Если каждого вспоминать, то придется вспоминать весь батальон. Приходили ведь и мужчины за 50-60 лет. Самому старшему было 74 года.

От 30 до 40 лет. Были и младше, и старше.

- А профессиональный контингент? Какие у солдат были гражданские профессии?

Разные были. Чисто военных офицеров было мало. Кто шахтер, кто с других предприятий. Разношерстный контингент был. Меня вообще тогда мало интересовали гражданские специальности добровольцев. В основном интересовался, есть ли у них воинский опыт. Если человек никогда не служил в армии, то он отправлялся на курс молодого бойца. Те, кто имел воинский опыт, не проходили КМБ.

- Какой же был национальный состав?

Очень широкого спектра. У нас было много людей различных национальностей, и это не могло не радовать. У нас служил парень, принимавший участие в событиях в Одессе. Я у него спрашивал, почему он к нам приехал. Тогда же все рвались в Славянск или Донецк. Он сказал, что самый ближайший поезд был на Луганск, на который его посадила мама. Так он здесь и оказался. Ему тогда было 18-19 лет.

Батальон принимал участие во многих знаковых сражениях за свободу Донбасса: Металлист, Роскошное, Хрящеватое. Под первым и последним военнослужащие подразделения дважды столкнулись с батальоном «Айдар». Какое же самое знаковое сражение, по вашему мнению?

Самый значимый бой - самый первый, под Металлистом. Он состоялся 16-17 июня. Тогда ушли разведчики и часть штурмовиков. Общее количество - около 70 человек. В то время мы не знали, что против нас стоит батальон «Айдар» с тяжелым вооружением и артиллерией. Когда они захватили мост через Счастье, то произошел прорыв. Поэтому мы и выдвинулись туда. Практически сразу эти 70 человек вступили в бой. Бой был тяжелым, потому что это для нас была проверка на прочность, на готовность принять вызов.

Признаюсь, что тогда мы фактически были не подготовлены. Ведь батальону было всего 1,5 месяца. Но, судя по результатам этого боя, можно сказать, что освоив только азы, нам удалось дать достойный отпор противнику. Здесь большую роль сыграл боевой дух, ответственность за Республику.

В ходе боя под Металлистом было много случаев, которые мы сейчас называем несогласованными. Были товарищи, которые покидали расположение без разрешения, но они не убегали, а шли на поле боя. Это и Василий Нагорный, и другие. Поэтому тот первый бой был знаменателен для нас тем, что батальон «Айдар» был полностью ликвидирован, разбит. Против нас применялись и минометы, и артиллерия, и танки, и бронетранспортеры. У нас же было только легкое стрелковое оружие, которое появилось благодаря тому, что нам удалось разоружить несколько милицейских подразделений.

Небольшой комплект вооружения нам выдали уже позже. Помогал в этом Сергей Дубровский с позывным «Барон». Благодаря Сергею, и не только ему, у нас появилась большая часть вооружения. Остальное - трофейное.

Есть еще такой малоизвестный факт, который нигде не отмечался. На следующий день после окончания боя под Металлистом, 18 июня, Андрей Патрушев, будучи командиром разведвзвода, поехал на поле боя, чтобы забрать всех наших погибших. Там он встретился с представителями ВСУ, которые собирали своих погибших. То, что он вернулся оттуда живым - настоящее чудо. Украинцы очень боялись, что под трупами могут быть гранаты. Поэтому они заставляли Андрея, чтобы он переворачивал погибших.

- Какие участки фронта охватывал ваш батальон?

Практически весь фронт: Новосветловка, Металлист, аэропорт. Особенно когда Луганск был в окружении, то мы практически держали круговую оборону. На Металлисте очень хорошо проявили и зарекомендовали себя Гегам «Кобра», Сергей «Кэп», Александр «Мангуст».

Знаете, когда все это вспоминается, то складывается впечатление, будто бы прошло не три года, а лет тридцать.

Я не могу не отметить отца Андрея. Его церковь каждый день открывала свои двери в 6 утра и до момента закрытия, а это было поздно вечером, она никогда не была пустой. Кто ставил свечи, кто молился, а кто просто разговаривал с батюшкой. Они также привозили много продуктов и раздавали их всем. Отец Андрей провел очень много и свадеб, и отпеваний.

Основной поток молодоженов пошел, когда меня назначили на должность Министра обороны. Тогда Андрей Патрушев, который возглавил батальон после меня, многих расписал. Сейчас даже не вспомню, сколько он браков заключил.

- Не оценивали, сколько снарядов упало в участке города, где находилась ваша база?

Никто не считал, сколько было выстрелов. Но их было очень много. Однако, я думаю, наши историки это когда-то подсчитают. Тогда мы просто не задумывались над этим.

- Какие потери у батальона?

Полностью все потери до сих пор не подсчитаны. Если говорить именно по «Заре», то батальон потерял более 200 человек. Полный список еще уточняется.

Как складывалось взаимодействие с остальными батальонами после вашего назначения на должность Министра обороны?

Взаимодействие получилось не сразу. Армию все равно собрали из всех. Поначалу были определенные трения. Одно дело было быть комбатом, а другое - руководить всеми отрядами ополчения. Тогда ведь каждый батальон самостоятельно решал свои вопросы, но в итоге стало понятно, что разрозненно мы не сможем существовать. У нас было много встреч, касающихся вопросов объединения. В конечном итоге нам удалось договориться о том, чтобы все ополченцы работали совместно с батальоном «Заря». За «Зарей» тогда оставалось право в разработке боевых операций и право последнего принятия решений. Не сразу удалось этого достичь, но в итоге эта схема заработала. Единым монолитом в первое время мы все равно не были.

Честно говоря, я помню ту ночь, когда реально стояла угроза штурма Луганска. Мы знали, что в нашем аэропорту находятся вооруженные силы Украины. Думали, что там максимум человек 300, но позже выяснилось, что группировка там находилась гораздо больше - около 800 человек. Поступила информация, что в один из дней должен был состояться штурм Луганска. Это было, когда нас практически окружили, уже были стрелковые дуэли. Мы видели, что кольцо сжимается. Вот-вот должен был состояться заключительный аккорд. В тот период все собрались на базе «Зари». По-настоящему, всех защитников Луганска на тот момент было от 700 до 800 человек. У нас оставался небольшой боекомплект. Мы понимали, что не можем перекрыть все пути захода в город. Тогда-то мы и решали, за кем будут закреплены отдельные места возможного прорыва, районы в городе. Однако основной задачей было все-таки определить, куда выпустить половину пакета «Града» - 20 ракет. В результате офицерское собрание приняло окончательное решение, что мы будем стрелять по аэропорту.

Впоследствии оказалось, что это было единственно правильное решение. Тогда они подтянули туда всю бронетехнику и выдвинулись на рубежи атаки. Эти пол пакета в итоге сорвали наступление на Луганск. Дальше события развивались стремительно. Череда изменчивости для нас стала спасением, а для ВСУ неудачей. В итоге жалящими наскоками мы и отразили угрозу.

Не могу не отметить наших артиллеристов. Приходили простые пацаны, а за несколько месяцев они становились настоящими артиллеристами. Это и «Архимед», и «Феллини».

Я помню, когда мы отбили первую Д-30, то сначала собралась вокруг нее большая толпа, все радовались. Потихоньку все разошлись, и в итоге возле нее осталось 4-5 человек. Проявляли к ней интерес не просто из любопытства. Я когда прошел мимо них, то увидел, что они сидят и читают какую-то книгу, которая оказалась наставлением по артиллерийской стрельбе. Тогда прозвучала фраза, связанная с Архимедом. Так за одним из пацанов этот позывной и закрепился.

А «Феллини» получил свой позывной потому, что учился на кинематографиста. Сам он был добровольцем из России. Вообще, странно тогда было, что сценарист, кинорежиссер воевал у нас артиллеристом. Причем я не знаю, какой из него получится режиссер или сценарист, но артиллерист он от бога.

Было несколько случаев, которые подтверждают его квалификацию в этом вопросе. Один из его артиллеристских расчетов попал под удар танка. Погибло или два, или три человека. Тогда «Феллини» несколько дней ходил опечаленный. Им стало двигать праведное чувство несправедливости. В итоге он стал гоняться за этим танком, в один из дней выследил его и со второго выстрела поразил из Д-30.

- Игорь Венедиктович, какой случай за время руководства батальоном Вам запомнился больше всего?

Здесь не может быть каких-то самых ярких случаев. За всю историю батальона была масса историй. Некоторые вещи во время войны стали слишком обыденными, чтобы обращать на них внимание. Сейчас это воспринимается как проявление героизма, подвиг, а тогда для нас это была каждодневная обычная работа.

Был у нас старшина батальона, он погиб, и, по большому счету, он отвечал за обеспечение продуктами. У него был достаточно удалой характер. Когда мы разоружали одну из милицейских частей, то кому-то нужно было сесть за руль самосвала, чтобы за ним прошла штурмовая группа. Каждый понимал, что тот, кто сядет за руль, имеет малую вероятность остаться живым. Так вот старшина без долгих раздумий вызвался. Он сел за руль самосвала и фактически провел за собой штурмовую группу. Тогда мы и захватили милицейскую часть, получив первое более-менее нормальное вооружение.

Есть и другие случаи. Например, когда привезли Надежду Савченко, она была с завязанной майкой на голове. Тогда все думали, что если в ВСУ женщина, то она снайпер. Поэтому ее за снайпершу и приняли. Вместе с ней привезли еще несколько человек. Один из них был полностью в татуировках, со свастикой, большим, чуть ли не до подбородка, оселедцем. Но он был ранен и лежал на земле. Наши бойцы, правда, ему тут же срезали этот оселедец. В целом первое желание было - всех расстрелять. Но я тогда не дал такой команды. Мы вызвали скорую, чтобы забрать этого раненого. Впоследствии он остался жив. Ведь тогда, даже несмотря на первую пролитую в батальоне кровь, мы не верили, что против нас будет вся Украина. Нам казалось, что против нас воюют нацбаты и прочие экстремисты.

Мы даже вызывали родителей раненых, которые потом приезжали в Луганск. Мы под честное слово отдавали их близким. Взамен они обещали, что их сыновья не возьмут больше оружие и не придут сюда воевать. Я даже не знаю, сдержали они свое слово или нет, но нам они не попадались.

У нас столовая работала 24 часа в сутки. Были различные патрули, командированные. Каждый человек, который приходил к нам, должен был быть обеспечен хотя бы чаем. Там работали простые женщины, которые тоже совершали подвиг. Вроде бы и просто обыденная работа, но не каждый же на нее бы согласился. Они работали под ежедневными обстрелами. Ведь по нам огонь вели регулярно.

- Что значит для вас «Заря»?

Для меня батальон - как мой ребенок, мое детище. По замыслу он должен был быть немного другим. Никто не ожидал, что мы перерастем в Народную милицию, но никто и не ожидал, что боевые действия превратятся в войну. Поэтому создавая батальон, целью было показать, что свою родную землю без боя мы не отдадим. И, честно говоря, я не хочу приписывать заслуг себе. У нас очень талантливый и гениальный народ. У нас народ, который готов умирать, защищая свою землю.

Беседовал Артем ПОРВИН
XXI век

Совершенно случайно наткнулся на сайт, посвященный «Заре». Один из первых ополченцев ЛНР вспоминает о периоде становления Армии Юго-Востока. Есть весьма любопытные подробности. Достойно пиара.

Глава 7. Узел связи

Поэт так и не запомнил, как правильно называлась следующая часть, которая «перешла под контроль ополчения» (расхожая фраза из новостей). Эпизод получается нервный, но проходной. Военная часть, нашпигованная советской (местами не только) радиотехникой, располагается в многоэтажном доме. В этом же доме, но на другом этаже, находится общежитие, где живут со своими семьями иногородние военнослужащие. Общежитие советское, не «Хилтон», но зато недалеко добираться до места службы. Вторая половина части - куча всевозможной техники, которая стоит на взлётной полосе. За частью зарёвцы уже две недели ведут наблюдение.

Есть сильное подозрение, что именно из этой части наводятся на город самолёты авиации ВСУ. Удар ракетами по администрации ещё впереди, но сам факт самолётов, на бреющем рассекающими над городом, действует на нервы. В результате наблюдения досконально изучается система охраны, время смены нарядов и эпическая подробность - спецтехнику на взлётной полосе охраняют иногда два часовых, иногда - вообще один. Вооружение - штык-нож(и).

Определившись с происходящим на узле связи, узел решают брать. За несколько дней до захвата прямо со взлётной полосы воруют часового - задать несколько вопросов. После недолгого разговора испуганного часового отпускают вместе с его штык-ножом. Куда его ещё девать?

«Подвала» на «Заре» нет и не будет до конца войны. Это - принципиальная позиция Плотницкого, затем - Андрея, ставшего комбатом после Плотницкого. В этом есть свои неудобства - того же задержанного часового нужно было или отпустить, или везти в комендатуру, или пристрелить (этот вариант не рассматривается).

С другой стороны - в этом есть огромный плюс, перекрывающий все неудобства. О «Заре» после войны отзываются по-разному, но никто не может сказать, что на «Заре» пытают людей, как говорят об «Избушке» или «Машике».

Получив команду, разведка поднимается по тревоге. Поэт был за воротами «Зари» три раза, поэтому в Луганске не ориентируется совершенно. И если районы частного сектора он уже как-то начинает отличать, то однотипные кварталы (как говорят местные - «кварталА») для него все похожи друг на друга. Особенно, если наблюдаешь за кварталАми над задним бортом тентованного «Урала». Поэт начинает привыкать к тому, что действует по принципу «Ждём здесь, цель - там». Варианты «в случае чего отходим к «Инициалу» или «встречаемся возле «Авроры» его раздражают, и он старается держаться местных. Финн город знает неплохо, и Поэта это успокаивает. «Урал» неожиданно резко останавливается, всех бросает вперёд. Кто-то матерится, ткнув себе стволом автомата в подбородок.

• Выходим! - командует Дизель.

Разведка выпрыгивает из «Урала» и строится вдоль борта. Они находятся среди тесно наставленных многоэтажек. Часть людей, сидевших возле подъездов, испуганно поднимается и быстро расходится. Остальные - с интересом наблюдают за происходящим.

• Внимание, - говорит Андрей. - Сейчас будем брать объект. Воинская часть. Окружаем, выходим на переговоры. Без команды не стрелять. Ясно?

Разведчики кивают.

• Вперёд.

Поэт идёт в паре с Дизелем. Пригибаясь, разведчики бегут вдоль домов, выбегают к многоэтажке, которую от соседних домов отличают только забор с калиткой. Рассыпаются вокруг, берут на прицел окна. Наверное, все знают, кого брать на прицел - все, кроме Поэта. Поэт толкает Дизеля локтём.

• Макс, куда если что шмалять?


• По окнам, - отвечает Дизель.


• Это ясно. Там гражданские.


• Вроде бы второй этаж, - не очень уверенно отвечает Дизель. - Ну, и двери.


• Понял, - Поэт слышит, что Дизель не совсем уверен. - Если что, шмаляю туда, откуда будут в нас.

Дизель пожимает плечами. Действительно, возразить трудно.

Андрей, в чёрном бронежилете (единственном на весь взвод) подходит к калитке и нажимает звонок. Один раз, второй, третий. Из военной части никто не отвечает. Поэт смотрит на Андрея и начинает понимать, что штурм в этот раз не очень-то похож на штурм. В двери здания лязгает замок и в появившуюся щель высовывается усатое лицо.

• Мне нужно поговорить с командиром! - требовательно кричит Андрей.

Усатый исчезает, дверь захлопывается. Поэт лежит за деревом, держит окно второго этажа на прицеле и старается стать как можно тоньше и незаметнее. От них с Дизелем по прямой до окна - метров тридцать, не больше. Если кто-то оттуда выстрелит - с такого расстояния промазать тяжелее, чем попасть. Одна надежда - увидеть движение и выстрелить первым. Но как определить, что это за движение? Кто это? Военный или гражданский?

К счастью для всех, военные не отстреливаются. О происшедшем на ВВАУШе давно знает весь город, и поймать пулю неясно за что никто не хочет. Старого государства уже нет, нового - ещё нет, власть в городе понемногу забирают батальоны.

Из-за некоторого числа отморозков слава у ополченцев - не очень. «Заря», в общем, отличается от самых «эпических» подразделений - но об этом пока что знают только в «Заре». На данный момент «слава» ополчения работает на «Зарю».

События развиваются невероятно медленно. Усатый бегает туда-сюда, приносит Андрею какие-то ответы и возвращается с требованием поговорить с командованием. Поэт и Дизель курят одну за одной, смотрят на окна и ждут. Больше всего Поэта раздражает это тягучее ожидание. Начались бы хоть какие-нибудь события - было бы легче.

Тем временем события происходят на взлётной полосе, где стоит техника. Спецы окружают будку охраны и быстро убеждают сдаться часовых со штык-ножами. Часовые отдают штык-ножи, и после завершения операции в здании их отпускают по домам. Но вокруг здания операция пока что длится и длится. За час Андрей добивается того, что ему отрывают калитку. Андрей входит во двор, но теперь военные баррикадируются в здании и отказываются открывать дверь. Кто-то даже кричит, что в случае штурма будут стрелять. Бронежилет на Андрее - от ножа и пистолета, автоматная пуля такой даже не заметит.

• Мне нужно поговорить с командиром! - в сотый раз кричит Андрей.

Как позже выясняется, задержка была вызвана тем, что командир за пять минут нажрался прямо в кабинете до скотского состояния. Если бы он удрал, как командир ВВАУШа, было бы легче - договаривались бы с кем-нибудь из офицеров. Но пьяный командир боевой пост не покидает и безуспешно пытается промычать какой-нибудь приказ.

По большому счёту, на приказы из серии «Держать оборону» все чихать хотели. Здесь вести бой в чём-то даже хуже, чем на ВВАУШе. ВВАУШ находился в отдельном здании, а узел связи - в жилом. У некоторых семьи прямо в этом здании, и мясорубка здесь никому не нужна.

• Мне нужно поговорить с командиром!


• Давай прошвырнёмся! - говорит Дизель Поэту.

Они медленно, чтобы не шевельнулись кусты, поднимаются с земли, и быстро перебегают за угол. Постояв с полминуты, Дизель с Поэтом начинают красться вокруг здания, держа под прицелом окна второго этажа. Там - ни движения. Разведчиков вокруг не видно, но они есть. Дизель вытаскивает телефон и понемногу обзванивает нескольких людей. Лёда, Змея, Бекаса, Лютого - пока везде всё тихо.

• Андрей зашёл! - внезапно кто-то негромко кричит из кустов.


• Поэт, давай назад!

Поэт и Дизель бегут к своему прежнему месту. Оттуда хорошо видны калитка и дверь здания. На их месте уже находится Лёд.

• Андрей внутри?


• Да, - улыбается Лёд.


• Всё нормально?


• Вроде. Офицер вышел вроде адекватный.


• Ждём.

Поэт кладёт автомат на сгиб руки и вытаскивает сигарету. Подтягиваются нервничающие телевизионщики. Журналистка что-то рассказывает на камеру, затем начинает водить оператора по окрестностям и, жестикулируя, показывает, что и откуда снимать.

Поэт с Дизелем лениво смотрят на телевизионщиков. Дизель, похоже, не против попасть в кадр, а Поэт на всякий случай завязывает лицо банданой. Снова тянется ожидание.

Внезапно кто-то даёт очередь - Поэту и Дизелю в темноте не видно, кто. Звучит вторая очередь в ответ. Журналисты мечутся от здания к деревьям, Поэт снимает автомат с предохранителя. Поэт уже знает, что один выстрел или одна очередь - это ни о чём. Если не пошла обратка - значит, либо был предупредительный, либо завалили сразу. Но одна очередь в ответ и потом тишина - это уже обратка или ещё нет?

• Андрей! - кричит Дизель, вскакивая с места. - Будь тут!

Прежде, чем Поэт успевает что-то сообразить, пригнувшийся Дизель заскакивает за угол здания. Поэт осматривает через прицел окна. Похоже, вообще никого. Через несколько минут возвращается хмурый Дизель.

• Что там? - спрашивает Поэт.


• Долбоёбы, - коротко отвечает Дизель.

Снова ожидание. Ополчению удаётся второй раз пойти с козыря и решить проблему малой кровью - к зданию подтягиваются родители военнослужащих. Они тоже помнят историю с ВВАУШем, и с ходу начинают выносить мозги офицерам части - и замеченным разведчикам заодно.

• Верните наших детей! Не стреляйте! - истерично кричат женщины и колотят в двери.

Ждать приходится долго. Уже совсем стемнело, уже третий раз мимо позиции Дизеля и Поэта проходят телевизионщики, уже у Поэта закончились сигареты - и только тогда выходит серый от усталости Андрей. Ему пришлось много раз объяснять пьяному командиру, почему для всех будет лучше, если часть сдастся без боя. То ли командир понимает, что Андрей прав, то ли чувствует настроение коллектива - но в конце концов командир начинает соглашаться, что можно и сдаться. Поэту кажется, что приход буйных родителей сыграл немалую роль в решении командира.

Разведка входит в узел связи. Их встречают мрачные офицеры, испуганные солдаты и женщины с детьми, выглядывающие с верхнего этажа. Что больше всего поражает Поэта - жуткая нищета. Складывается впечатление, что со времён СССР поменяли только герб и плакаты агитации. Всё остальное - в откровенно рассыпающемся состоянии.

Главный результат захвата - вынесенная оружейка. Сейчас каждый ствол - на вес золота. Тоже, что и на ВВАУШЕ - раздолбанные затёртые АКС, несколько ПМ, патроны, вытертые брезентовые подсумки. Для людей захват заканчивается хорошо. Солдат распускают по домам. Иногородние остаются жить в общежитии с семьями - убедившись, что никто не возражает, они поднимаются на свой этаж.

Разведчики, как могут, выводят из строя (в основном - громят прикладами) начинку аппаратуры. Особо старательные режут провода, которых здесь - куда ни глянь. Затем довольные, но чувствуя себя немного обманутыми, разведчики выходят из здания.

Поэт видит, как Андрей даёт интервью всё ещё нервничающим журналистам. Рядом с ним случайно стоит и случайно почти попадает в кадр довольный Дизель. Поэт делает большой крюк, чтобы ни дай Бог не попасть в поле зрения объектива, и натыкается на Лёда.

• Лёд, дай сигарету!


• Не поверишь, закончились! - смеётся Лёд.


• А у кого есть?


• У Бабая вроде были. Хитрая рожа, запасливая.


• Пошли к Бабаю.

Этот захват Поэт в свой личный счёт боёв не включает - просто эпизод, и всё. Но для себя он так и не определился, что его вымотало больше - бой экспромтом под ВВАУШем или многочасовое тягучее ожидание под узлом связи.