Муж - рассказ - михаил зощенко. Голубая Книга. М. Зощенко

10 августа 1895 года в Санкт-Петербурге появился на свет мальчик Миша - один из восьмерых детей в небогатой дворянской семье Зощенко. Отец его, Михаил Иванович, был художником передвижником и служил при Академии художеств. Некоторые из картин старшего Зощенко хранятся в Третьяковской галерее и в Музее революции. Мать Миши, Елена Осиповна, когда-то играла на сцене, а после замужества писала рассказы и публиковала их в столичном журнале «Копейка».

Миша унаследовал материнский талант - лет с восьми сочинял стихи, а в тринадцать написал свой первый рассказ, называвшийся «Пальто». Правда, литературные способности не отразились на его учебе. В девять лет Мишу отдали в восьмую петербургскую гимназию, и учился он очень посредственно, а самые плохие оценки имел, как ни странно, по русскому языку. Впоследствии Зощенко сам немало этому удивлялся, ведь он с детства мечтал стать писателем. Но факт остается фактом: на выпускном экзамене Михаил получил за сочинение единицу. Для семнадцатилетнего юноши такая оценка стала огромным ударом, и он даже попытался покончить с собой - по его словам, не столько от отчаяния, сколько от бешенства.

Отец Зощенко умер в 1907 году, оставив семью практически без средств к существованию, но Елена Осиповна все нашла возможность платить за гимназию, а в 1913 году Михаил Зощенко стал студентом юридического факультета. Однако через полгода Михаила отчислили из университета - в семье не было денег, чтобы оплачивать его образование. И весной 1914 года Зощенко отправился на Кавказ, где стал контролером на железнодорожной линии «Кисловодск - Минводы», а заодно подрабатывал частными уроками. Осенью он вернулся в Санкт-Петербург, но вместо университета решил сделать военную карьеру.

Михаил стал юнкером Павловского военного училища (вольноопределяющийся 1 разряда), но учиться все же не захотел - прошел ускоренные военные курсы и в феврале 1915 года уехал на фронт в звании прапорщика. Никаких патриотических настроений по поводу начавшейся войны Зощенко не испытывал - скорее, хотел каких-то перемен, борясь таким образом со своей склонностью к меланхолии и ипохондрии. Однако воевал будущий писатель вполне успешно, и никакой меланхолии боевые товарищи за ним не заметили, по крайней мере, в сражениях.

Попал Зощенко в Кавказскую гренадерскую дивизию, уже в ноябре получил осколочное ранение, а в декабре - звание подпоручика. Летом 1916 года он был отравлен газами и после госпиталя отчислен в резерв. Но в запасном полку Зощенко служить не пожелал и осенью вернулся на фронт. В ноябре он стал командиром роты и штабс-капитаном, почти сразу стал исполнять обязанности командира батальона. За войну он получил четыре ордена и был представлен к пятому, но ни орден Святого Владимира, ни чин капитана получить не успел - в России грянула Февральская революция. В том же месяце у Михаила обнаружилось следствие отравления - порок сердца, и его все же демобилизовали. Летом 1917 года Зощенко назначили комендантом Петроградского почтамта, но в октябре Михаил эту должность оставил и уехал служить в Архангельск - адъютантом 14-й Архангельской дружины и секретарем полевого суда. Кстати, здесь ему предложили эмигрировать в Париж, но Михаил отказался - после Октябрьской революции он без раздумий принял Советскую власть.

В Архангельске Михаил встретил свою первую любовь, но Лада, мать троих сыновей, ждавшая пропавшего в море мужа, ему отказала, боясь, что провинциальная обыденность столичному офицеру очень быстро надоест. Возможно, в ее словах была доля истины - Зощенко обладал внешностью, весьма интересной для женщин. По-старомодному красивый и деликатный, он вызывал любопытство своим внешним высокомерием, причиной которого были на самом деле замкнутость характера и неторопливость движений.

В 1918 году Зощенко вернулся в Петроград и сразу записался в Красную Армию - сначала служил пограничником в Кронштадте, потом уехал на фронт. Весной 1919 года болезнь снова дала о себе знать, и Михаилу пришлось демобилизоваться. В Петрограде его ждала тогда невеста, Вера Владимировна Кербиц-Кербицкая, и в следующем году они поженились - ровно через полгода после смерти матери Михаила. А еще через год Вера родила сына Валерия, ставшего впоследствии театральным критиком.

После фронта Зощенко сменил больше десятка профессий, побывав и столяром, и агентом угрозыска, и делопроизводителем, и даже инструктором по разведению кур и кроликов. И все это время он занимался литературой, все больше уверяясь, что его истинное призвание - писательство. С 1919 года он посещал литстудию, организованную при издательстве «Всемирная литература» под руководством Корнея Чуковского. В 1921 году Зощенко вошел в литературную группу «Серапионовы братья» и состоял во фракции, приверженцы которой утверждали, что учиться писать нужно у русских классиков.

В августе 1922 года издательство «Алконост» выпустило первый альманах группы «Серапионовы братья», в котором был и рассказ Зощенко. В том же году вышла и его первая книга, названная «Рассказы Назара Ильича господина Синебрюхова». Этот сборник новелл стал настоящей литературной сенсацией. Максим Горький, впечатленный талантом Михаила, называл его «тонким писателем» и «чудесным юмористом». Интересно, что первый перевод советской прозы на Западе - «Виктория Казимировна», рассказ Зощенко, который опубликовал бельгийский журнал «Le disque vert».

За последующие несколько лет Михаил Зощенко обрел невероятную популярность, а фразы из его рассказов становились крылатыми выражениями. К середине двадцатых годов он считался едва ли не самым знаменитым советским писателем, причем его творчество любили люди, принадлежащие к разным социальным слоям общества. В основном, слава Зощенко основывалась на том, что он создал новый тип литературного героя - советского обывателя, не имеющего ни образования, ни культурного багажа, примитивного и с убогой моралью. Рассказы были написаны несомненно художественным и при этом обычным, внелитературным, бытовым языком.

В 1927 году в Советском Союзе началась постепенная ликвидация сатирических журналов, а некоторые рассказы самого писателя признали «идеологически вредными». В 1929-м вышла его книга «Письма к писателю», составленная из читательских писем и комментариев к ним. Книга была очень похожа на социологическое исследование и у многих вызвала большое недоумение, ведь от Зощенко по привычке ожидали только смешных историй.

Разумеется, подобные перемены не могли не сказаться на писателе, который и так был с детства склонен к депрессиям. Особенно угнетающее впечатление на него произвела в тридцатые годы поездка группы писателей по Беломорканалу. Там Михаил Михайлович встретил в одном из лагерей свою архангельскую любовь, не имевшую представления, где теперь ее сыновья. После этой поездки писать о «перевоспитании» преступников оказалось просто невыносимым. В 1933 году Зощенко издал повесть под названием «Возвращенная молодость», попытавшись избавиться от депрессии и хоть как-то скорректировать свою психику. Эту книгу, посвященную проблемам психического здоровья, рецензировали научные издания и обсуждали в Академии наук.

Его творческая судьба складывалась очень странно: публикации, популярность, материальное благополучие, известность за границей, в 1939 году - орден Трудового Красного Знамени, но при всем этом - постоянные нападки критики.

В первые дни Великой Отечественной войны Зощенко попытался уйти на фронт, но ему отказали из-за здоровья. В октябре писатель эвакуировался в Алма-Ату, в ноябре стал сотрудником отдела сценаристов «Мосфильма», а в 1943 году его вызвали в Москву и предложили пост ответственного редактора сатирического журнала «Крокодил». Эту должность Михаил Михайлович не принял, но вошел в состав редколлегии «Крокодила». В конце года были приняты два правительственных постановления - одно требовало повышения ответственности секретарей литературных журналов, второе ужесточало контроль над этими журналами. Повесть Зощенко «Перед восходом солнца» объявили «политически вредной и антихудожественной», а ее автора вывели из редколлегии «Крокодила» и лишили продуктового пайка.

С 1944 года года Зощенко писал для театров, и одна из его комедий, «Парусиновый портфель», выдержала за год двести представлений. Но печатать его произведения практически прекратили. И все же Михаил Михайлович получил медаль «За доблестный труд», а в 1946 году стал одним из редакторов журнала «Звезда». Но в августе 1946-го после печально известного постановления «О журналах «Звезда» и «Ленинград», Зощенко исключили из Союза писателей и вновь лишили продуктовой карточки. Все договоры, заключенные с издательствами, журналами и театрами, были расторгнуты. Зощенко пытался подработать в сапожной артели, а Вера Владимировна распродавала их вещи… Основным заработком Зощенко стали тогда переводы, причем фамилия переводчика в книгах отсутствовала.

Михаила Михайловича восстановили в Союзе писателей после смерти Сталина, но всего лишь на год - в 1954 году травля продолжилась. На его защиту встали известные литераторы - Чуковский, Каверин, Тихонов. В конце 1957 года удалось выпустить книгу избранных произведений, но здоровье и психика Зощенко были безвозвратно подорваны.

22 июля 1958 года Михаил Зощенко скончался от сердечного приступа на даче в городе Сестрорецке. Опала не прекратилась и после смерти: хоронить писателя в Ленинграде не разрешили. Его могила находится на городском кладбище Сестрорецка. Говорят, что в гробу Михаил Михайлович, отличавшийся в жизни мрачностью, улыбался…

Родился 10 августа 1894 года в городе Сестрецке. Во время Первой мировой войны Зощенко получил тяжелейшее отравление газами, которое впоследствии вызвало болезнь сердца. После демобилизации Михаил некоторое время подрабатывал сапожником, столяром и милиционером. В 1920–1921 годах Зощенко написал свои первые произведения из цикла «Рассказы Назара Ильича, господина Синебрюхова», которые сразу же принесли ему широкую известность. В течение следующих 10 лет рассказы Зощенко стали невероятно популярны, а сам автор находился в зените славы, по праву став признанным классиком русской литературы. В материале рубрики «Кумиры прошлого» мы расскажем о карьере, жизни и любви писателя Михаила Зощенко.

Однажды в 1936 году к известному психиатру пришел человек с признаками дистрофии и стал жаловаться на беспричинную тоску и потерю аппетита. Врач осмотрел ипохондрика и прописал перед едой… читать юмористические рассказы: «Лучше всего, батенька, возьмите томик Зощенко». «Доктор, - грустно вздохнул пациент, - я и есть Зощенко»… «Граждане! Осторожно! Трамвай отправляется. Следующая остановка - «Улица Зощенко Росси» - так в 20-х годах постоянно оговаривался один ленинградский кондуктор (на самом деле остановка называлась «Улица зодчего Росси»).

А как не оговориться, когда кругом только и разговоров, что о рассказах молодого юмориста. Читатели воображали его балагуром, «своим в доску» парнем, который по-простецки описывает разные случаи, не иначе как из собственной жизни: то в баню пошел, а у него одежду сперли, то повел одну «аристократку» в театр, а она давай дорогущие пирожные в буфете поедать, то на коммунальной кухне соседи передрались. С кем не бывает! Да и язык у Зощенко не какой-нибудь там интеллигентский, неизвестно в каких университетах усвоенный, а самый что ни на есть пролетарский, на котором в любом трамвае разговаривают. Словом, свой человек!

По стране гуляло несколько десятков самозванцев, выдававших себя за Зощенко на манер «детей лейтенанта Шмидта». Один из «Зощенок» был брачным аферистом, и Михаилу вечно приходили разгневанные письма от обманутых провинциальных девиц. Зато в Ленинграде писателя знали в лицо и никогда ни с кем не путали. Ему невозможно было выйти на улицу без того, чтобы кто-нибудь не ткнул пальцем: «Гы-ы-ы! Зощенко!!!» «Вы не первый совершаете эту ошибку. Должно быть, я действительно похож на писателя Зощенко. Но я - Бондаревич», - неубедительно врал виновник ажиотажа и уходил прочь. Его речь была вовсе не похожа на речь пролетария. А походка напоминала чаплинскую: «трудная и грустная походка обиженного жизнью человека» - определял друг Зощенко Чуковский.

Как-то Корней Иванович сказал: «Миша, вы - самый счастливый человек в СССР. У вас молодость, слава, талант и деньги. Все 150 000 000 населения страны должны жадно завидовать вам». Зощенко ответил: «А у меня такая тоска, что я уже третью неделю не прикасаюсь к перу. И никого из людей видеть не могу. У нас условлено с женою: чуть придет человек, она говорит: Миша, не забудь, что ты должен уйти. Я надеваю пальто и ухожу»…

Бывало, что он пропадал из дома надолго. Однажды друзья обнаружили его в мансарде у одного фотографа на Невском. «Вторую неделю не бреется, - таинственным шепотом сообщил фотограф. - Сидит и молчит». Зощенко вообще считал, что веселого в жизни мало. И что его сатирические рассказы скорее грустны. Впрочем, когда он сочинял, сам смеялся так, что соседи возмущенно стучали в стену. Но потом приносил свои сочинения в редакцию и читал, сохраняя на лице самое мрачное выражение. Кажется, во всем Ленинграде не было человека, меньше похожего на автора зощенковских рассказов, чем сам Зощенко…

Во внешности русского прозаика, драматурга и переводчика Михаила Зощенко и манере себя держать было что-то такое, что сводило с ума многих женщин. Нет, он не был похож на роковых кинокрасавцев, но его лицо, по словам одного из его знакомых, казалось освещенным экзотическим закатом - писатель уверял, что ведет свое происхождение от итальянского зодчего, работавшего в России и на Украине. По словам Даниила Гранина, узкое его смугловатое лицо привлекало какой-то старомодной мужской красотой. Маленький рот с белыми ровными зубами редко складывался в мягкую улыбку. Темно-карие задумчивые глаза, маленькие руки. Волосы расчёсаны на безукоризненный пробор. Деликатность и твёрдость, скорбность и замкнутость соединялись в его облике. Передвигался он неторопливо и осторожно, точно боясь расплескать себя. Чинность его и холодок можно было принять за высокомерие и даже вызов.

Еще до постановления ЦК компартии от 14 августа 1946 г. о журналах "Звезда" и "Ленинград", после которого Зощенко исключили из писательского союза, еще в то время, когда Зощенко находился в зените славы, Корней Чуковский сказал ему: «Миша – вы самый счастливый человек в СССР. У Вас молодость, слава, талант и деньги. Все 150 000 000 населения страны должны завидовать вам». Но Зощенко никогда не был счастлив, потому что страдал депрессиями. Не радовали его ни красавица-жена, ни сын. Он считал, что за любовью следует расплата. Своих холостых избранниц Зощенко неизменно стремился выдать замуж и даже наделял приданым не только из душевной доброты, но из искренней уверенности, что любви без денег нет.

С первого курса университета, где он не столько учился, сколько коротал время, Зощенко ушел добровольцем на фронт Первой мировой войны. Участвовал во многих боях, неоднократно был ранен, отравлен газами и надорвал сердце, имел пять боевых наград и дослужился до звания штабс-капитана. В марте 1917 г. его демобилизовали из армии по болезни. Главная любовь его жизни вышла замуж и эмигрировала после революции. Зощенко пытался утешиться романом с некоей восемнадцатилетней замужней особой весьма необременительных правил, но ее лживость и глупость наконец надоели ему.

Война парализовала психику Зощенко настолько, что он не мог найти себе нигде успокоения. О душевных переживаниях он, спустя годы, написал в автобиографической повести «Перед восходом солнца»: «Я пробовал менять города и профессии. Я хотел убежать от этой моей ужасной тоски. Я чувствовал, что она меня погубит...»

Некоторое время судьба писателя была связана с Архангельском, куда он приехал в начале октября 1917 г. В Государственном архиве Архангельской области частично сохранились документы о М. Зощенко. Из них можно узнать, что он в чине штабс-капитана был зачислен в списки 14-й пешей дружины. Военнослужащие несли караульную службу в городе, охраняли склады, разгружали оружие, продовольствие на Бакарице и Экономии.

Журналист Л. Гендлин слышал от Зощенко историю его жизни в краю вечной мерзлоты. Бесхитростные поморы ему нравились. В Мезени Зощенко встретил синеокую красавицу Ладу Крестьянникову. В 23 года у нее уже было трое детей. Муж ее пропал безвести в море. Лада не верила в его гибель и ждала. Зощенко попросил Ладу разделить с ним одиночество. Но Лада сказала: «А что будет потом? Пройдет восторг первых ночей, наступит обыденность, вас потянет в Ленинград или Москву». Но Зощенко не мог отвести глаз от этой женщины - ему нравилась ее воздушная походка, певучая образная речь, и то, как она работала – убирала, стирала, готовила. Она не жаловалась на судьбу, не роптала, все делала легко, с удовольствием. Когда засыпали дети, она брала в руки стареннькую гитару и пела старинные песни и романсы. Михаил Михайлович не мог понять, откуда она брала силы, какие соки питали ее светлую душу?

Однажды зимой, когда стемнело и началась метель, Ладе пришлось отправиться в лавочку. Сквозь завывания метели ей почудилось, что кто-то ее нагоняет. Она остановилась и прислушалась. Вдруг перед ней появилась огромная мохнатая глыба – голодная белая медведица. Она сверлила Ладу злыми пуговицами глаз. Лада вытащила кинжал, с которым не расставалась, и вступила в поединок со зверем. Женщина победила. Всю зиму потом у нее было мороженое мясо...

Зощенко не переставал ей твердить, что в этом ледяном краю она пропадет. «Нет, - отвечала Лада, - ошибаетесь. У меня есть три сына-богатыря. Я нарекла их царскими именами – Петр, Александр, Николай. У меня есть вера в Бога, Библия, любимые книги. Разве этого мало?» Зощенко пытал ее: «Вы говорите про веру в Бога, соблюдаете обряды и учите этому детей. А как же вы смирились с тем, что Бог забрал у вас самого любимого человека?». Лада вздохнула: « Мой отец – священник, его с матушкой расстреляли в Кронштадте большевики. Вообще-то мы из Пскова, а сюда нас сослали...»

Зощенко, гонимый своей тоской, уехал. Города сменяли друг друга: Псков, Новгород, Курск, Брянск, Орел, Владимир, Суздаль, Тамбов... Писательский Союз направил Зощенко в «творческую командировку» на Беломоро-Балтийский канал. Первым ужасным потрясением в его жизни было отравление газами во время войны. Второе не менее тяжелое потрясение - встреча на дальнем лагерном пункте с Ладой – грязной, в дырявой телогрейке. Он не удержался, спросил про сыновей с царскими именами. Она безразлично ответила, что об их судьбе ничего не знает. Вернувшись домой, Зощенко послал ей посылку с теплыми вещами и продуктами. Он хотел написать повесть о женщине-лагернице, сделав прообразом Ладу, но из этого замысла ничего не получилось.

Писатель Даниил Гранин присутствовал на заседании Президиума Союза советских писателей по вопросу партийного постановления о журналах "Звезда" и "Ленинград" от 4/1Х 1946. Он запомнил, как стойко держался Михаил Зощенко. Много лет спустя он попытался найти стенограмму выступления Зощенко в архивах, но ее нигде не было. Числилась, но не было. Она была изъята. Когда, кем - неизвестно. Очевидно, кому-то документ показался настолько возмутительным или опасным, что его и в архивах не следовало держать. Копии нигде обнаружить тоже не удалось. Д.Гранин рассказал об этом знакомой стенографистке. Та пожала плечами: вряд кто-то из стенографисток сделал себе копию, не положено, особенно в те годы это строго соблюдалось. Через месяца два она позвонила Гранину, попросила приехать. Когда он приехал, ничего не объясняя, она протянула ему пачку машинописных листов. Это была та самая стенограмма выступления Михаила Михайловича. Откуда? Каким образом? От стенографистки, которая работала на том заседании. Удалось её разыскать. Стенографистки хорошо знают друг друга. К стенограмме была приложена записка: "Извините, что запись эта местами приблизительна, я тогда сильно волновалась, и слёзы мешали". Подписи не было.

Эта незнакомая с Зощенко лично, но наверняка читавшая его произведения женщина проявила подлинный героизм: сидя на сцене сбоку, за маленьким столиком, она не могла поднять глаз на Зощенко и вникнуть в происходящее. И, однако, лучше многих поняла, что Зощенко не мимолётное явление, что речь его не должна пропасть, сняла себе копию, сохраняла её все годы.

В 1958 году Михаила Зощенко не стало. Огромные толпы почитателей пришли с ним попрощаться. Самый красивый венок принесла на его могилу Лада Крестьянникова...


Зощенко Михаил Михайлович (1894-1958) – классик русской литературы, писатель-сатирик, переводчик, драматург и сценарист. В своих сатирических произведениях высмеивал жестокость, мещанство, самолюбие, невежество и другие пороки человека. По его рассказам режиссёр Леонид Гайдай снял комедию «Не может быть!»

Рождение и семья

Его папа, Михаил Иванович Зощенко, 1857 года рождения, принадлежал дворянскому роду из Полтавы. Он – известный русский художник, мозаик, окончил Императорскую Академию художеств. Работал в мозаичной мастерской и питерских журналах «Нива», «Север» в качестве иллюстратора. Его мозаичное панно «Отъезд Суворова из села Кончанского в итальянский поход 1799 года» и сегодня украшает музей великого полководца. За эту работу Зощенко получил в награду Императорский орден Святого Станислава 3-й степени. Его художественные произведения выставлены в Государственной Третьяковской галерее, а также в музеях Краснодара и Екатеринбурга.

Мама, Елена Осиповна Зощенко (девичья фамилия Сурина), 1875 года рождения, тоже была дворянского происхождения. Обладала артистическими наклонностями, до замужества играла в любительском театре. Потом один за другим родились восемь детей (один из них умер в младенческом возрасте), и Елена Осиповна полностью посвятила себя их воспитанию и домашним хлопотам. При этом она находила время, чтобы писать небольшие рассказы и печатать их в газете «Копейка».

Детство

Михаил был третьим ребёнком и первым сыном, до него родились две девочки. Семья жила на Петроградской стороне в доме на несколько квартир по Большой Разночинной улице.

В 1903 году мальчика определили в петербургскую гимназию № 8. Учился он плохо, особенно по русскому языку, что было крайне удивительно, ведь уже тогда Михаил начал сочинять свои первые рассказы и собирался стать писателем.

Получив на выпускном экзамене за сочинение «единицу» с припиской «чушь», Зощенко пришёл в бешенство и попытался свести счёты с жизнью – проглотил кристалл сулемы (хлорида ртути). Тогда его откачали.

Молодость

В 1913 году Миша стал студентом юридического факультета в Императорском университете. Но спустя год его отчислили за неуплату. Их семья всегда жила небогато, а после того, как в 1907 году скончался отец, им приходилось влачить существование почти в нищете и бедности. Михаил пошёл работать на Кавказскую железную дорогу контролёром.

Через год Зощенко ушёл на фронт начавшейся Первой мировой войны. Он сделал это не из каких-либо патриотических побуждений, просто ему не сиделось на одном месте, душа требовала перемен. Тем не менее, во время службы он успел отличиться – участвовал во многих боях, получил осколочное ранение в ногу и отравление газами, награждён четырьмя орденами.

Газовое отравление не прошло бесследно, в феврале 1917 года у Зощенко обострилась сердечная болезнь, его отправили в госпиталь, а оттуда в резерв.

Трудовой путь

До того, как заняться литературной деятельностью, Михаил успел освоить и поменять множество профессий. Вернувшись с фронта, он получил назначение на почтамт Петербурга на должность коменданта. Такое место считалось почётным, ему даже полагались лошадь с дрожками и номер в гостинице «Астория».

Спустя полгода Зощенко был направлен в командировку в Архангельск, где его застала революция. Михаилу предлагали покинуть страну и уехать во Францию, но он отказался. В Архангельске получил новое назначение на должность адъютанта дружины. Потом его выбрали секретарём полкового суда.

Из Архангельска судьба забросила Зощенко в Смоленскую губернию, где он работал инструктором по разведению кур и кроликов.

В начале 1919 года добровольно вступил в Красную Армию, однако после очередного сердечного приступа его признали негодным к службе и демобилизовали. Михаил получил назначение в пограничную стражу в качестве телефониста.

Вернувшись в Петербург, Зощенко поступил на службу в уголовный розыск агентом. Затем работал делопроизводителем в военном порту, успел изучить столярное и сапожное ремесло.

Литературная деятельность

Летом 1919 года, когда ещё работал агентом в уголовном розыске, Зощенко стал захаживать в литературную студию. Он не делал громких заявлений, что хочет стать писателем, просто тихонько сидел в углу, в дискуссиях не участвовал, свои сочинения показывать стеснялся. Его даже прозвали «чудак-милиционер». Но когда он всё-таки решился прочитать свой рассказ, аудитория хохотала. Руководивший студией Корней Чуковский ознакомился с другими работами Зощенко и определил у него явный талант к литературе.

Постепенно в студии Михаил познакомился со многими писателями того времени. В 1921 году он стал членом литературного сообщества «Серапионовы братья». В следующем 1922 году «серапионы» выпустили свой первый альманах, в котором был напечатан и рассказ Зощенко. Публикации сразу же привлекли внимание к молодому писателю. Дружбу с «Серапионовыми братьями» вёл Максим Горький, он стал тщательно следить за творчеством Михаила и всячески покровительствовать ему.

Сочинения Зощенко регулярно стали печатать в юмористических изданиях:

  • «Бегемот»;
  • «Мухомор»;
  • «Смехач»;
  • «Ревизор»;
  • «Чудак»;
  • «Бузотёр».

На одном дыхании люди из разных слоёв общества читали его рассказы, повести и фельетоны:

  • «Аристократка»;
  • «Чёрный принц»;
  • «Спешное дело»;
  • «Беда»;
  • «Возмездие»;
  • «Стакан»;
  • «Баня»;
  • «Брак по расчёту»;
  • «Керенский»;
  • «История болезни».

Популярность Михаила росла стремительно, а фразы из юмористических рассказов становились крылатыми среди народа. Его писательский расцвет пришёлся на период 1920-1930-х годов. Зощенко много ездил по стране с выступлениями, его произведения переиздавались большими тиражами, вышло собрание сочинений в шести томах. В 1939 году за свои творческие достижения писатель был удостоен Ордена Трудового Красного Знамени.

Много сочинял автор и для детей. Первые рассказы публиковались в детских журналах «Чиж» и «Ёж» – «Бабушкин подарок», «Ёлка», «Умные животные». Потом вышли целые сборники произведений для маленьких читателей – «Лёля и Минька», «Самое главное». В 1940 году была издана его детская книга «Рассказы о Ленине».

Личная жизнь

Ещё в студенческие годы Михаил познакомился с хорошенькой девушкой Верочкой Корбиц-Кербицкой. Она была изящная и тоненькая, словно фарфоровая статуэтка, с миловидным маленьким личиком и кудрями каштанового оттенка, слегка манерная, очень говорливая, всегда в воздушных нарядах и при шляпке. В её альбоме Зощенко сделал запись на память: «Мужчины не верят в любовь, но преступно говорят об этом, иначе нет доступа к женскому телу». В этом и была проблема Михаила – он не умел, как миллионы обычных людей, радоваться простым вещам, например, любви к женщине.

Судьба разлучила их после знакомства, а в 1918 году свела снова на долгие сорок лет, полные расставаний и примирений. Они поженились случайно. В 1920 году у Зощенко умерла мать, и тогда Вера предложила переехать к ней. Он пошёл с этой женщиной в ЗАГС и перевёз в её дом свои нехитрые пожитки – небольшой письменный столик, этажерку, ковёр и два кресла.

Когда муж стал получать первые писательские гонорары, Вера обставила квартиру мебелью, накупила картин в позолоченных рамках, фарфоровых пастушек и большую раскидистую финиковую пальму. Зощенко такая смена обстановки не то что не обрадовала, а наоборот вызвала хандру. Он оставил жену с только что родившимся сыном Валеркой и переселился в Дом искусств. При этом к семье Михаил периодически захаживал, но не для того, чтобы проведать, а потому что был твёрдо уверен: официальная жена должна накормить его обедом, постирать бельё и помочь в переписке.

Зощенко обзывал супругу «старой бабой», глушил свою хандру в бесконечных любовных похождениях, но Вера всё терпела, понимала, что это не дурной характер, а неизлечимая болезнь. Романы Михаила были скоротечными и циничными, ему нравились замужние женщины. Он бывал дома у своих любовниц и знакомился с их мужьями. Но всё это не приносило писателю избавления от тоски. Перебирая в памяти все свои любовные похождения, он понимал: чем больше было женщин, тем бессмысленнее становилась жизнь. Он сам себя загонял в угол.

Депрессия

Его друг Корней Чуковский говорил, что Миша должен быть самым счастливым человеком на земле, ведь у него есть всё – красота и молодость, слава, талант и деньги. Но вместо этого писателя съедала такая депрессия, что он не мог взяться за перо и избегал любого общения с людьми. Зощенко по две недели не выходил из дома, не брился, сидел в своей комнате и молчал.

Дошло до того, что в 1926 году он обратился к психиатру. Михаил жаловался, что от тоски не может кушать, а от раздражительности спать, ему мешало всё – звонок трамвая на улице, капание воды из крана. Доктор осмотрел пациента и посоветовал ему каждый раз перед сном или приёмом пищи читать небольшие юмористические рассказы, например, такого автора, как Зощенко. Больной грустно ответил, что он и есть тот самый автор Зощенко.

Не получив никакой квалифицированной помощи, он взялся за книги русского академика Павлова и немецкого психоаналитика Фрейда, пытаясь вылечиться самостоятельно. Михаил старался разгадать причины своей тоски и депрессии.

Он анализировал всю жизнь, вспоминал каждый случай, который мог бы спровоцировать теперешнюю хандру:

  • В памяти вставали моменты, когда мать отучала его, двухлетнего мальчика, от груди, намазывая её горькой хиной.
  • В трёхлетнем возрасте местный врач делал ему операцию без наркоза. Миша тогда порезался, но безобидная ранка стала гноиться, что могло привести к заражению крови. Он отчётливо помнил, как блестящий скальпель рассекал его плоть.
  • Будучи шестилетним ребёнком, он стал свидетелем того, как в придорожной канаве утонул соседский юноша.
  • Вспомнил безуспешные хлопоты матери о пенсии, когда они остались нищими после смерти отца, с той поры его всегда преследовал страх перед бедностью.
  • Перед глазами вставала картина, когда на войне после жуткого отравления газами он очнулся и увидел вокруг мёртвых сослуживцев и даже попадавших замертво с деревьев птиц.

Война

На фронт Михаила не взяли из-за возраста и проблем с сердцем. Он остался в Ленинграде, вступил в противопожарную оборону. Осенью 1941 года был эвакуирован в Алма-Ату, где сотрудничал со студией «Мосфильм». Зощенко писал сценарии к картинам «Опавшие листья» и «Солдатское счастье». В свободное время продолжал сочинять главное произведение своей жизни.

В 1943 году журнал «Октябрь» опубликовал первые главы романа. Но эта публикация обернулась для писателя катастрофой. В журнале «Большевик» вышла разгромная статья о том, как Зощенко занимается «психологическим ковырянием», когда весь народ сражается против немецких захватчиков. В статье также говорилось, что советским людям не свойственны недуги, в которых тонул автор романа.

Над Зощенко сгустились тучи, публиковать продолжение романа запретили, начались гонения и травля. Его произведение критиковали Сталин и Жданов, назвав «омерзительным», а самого автора «подонком литературы» и «трусом».

Последние годы

В 1946 году Зощенко исключили из Союза писателей. Чтобы не умереть с голода, он стал подрабатывать переводчиком. Михаил стойко переносил все тяготы, но в 1954 году сломался. Как раз после того, как умер Сталин и Константин Симонов выхлопотал, чтобы Зощенко вновь вернули в Союз писателей. После многолетнего затворничества у Михаила началась депрессия, ухудшалось здоровье.

Он жил в Сестрорецке на даче. Весной 1958 года сильно отравился никотином, после чего из-за спазма сосудов мозга не узнавал родных, начались проблемы с речью. За день до смерти к нему вернулась способность говорить. Впервые за много лет Михаил крепко прижался к жене и сказал: «Как странно, Верочка…Как я нелепо жил». Этой же ночью, 22 июля 1958 года, сердце писателя остановилось.

Хоронить Зощенко на Волковском кладбище Ленинграда власти запретили. Его могила находится в Сестрорецке, рядом покоятся жена, сын и внук.

К известному врачу однажды явился пациент с жалобой на апатию, отсутствие аппетита, затяжные приступы меланхолии. Как выяснилось, он перепробовал все средства, все лекарства, но ничего решительно не помогло.
Внимательно выслушав, тщательно исследовав иппохондрика, врач предложил ему последнее радикальное средство - читать по одному рассказу в день: перед завтраком, обедом и ужином. Правда, добавил врач, произведения Зощенко под запретом, но он, доктор, во имя медицины рискнет дать больному книгу из собственной библиотеки.
- Увы, - грустно улыбнулся пациент, - мне это не поможет. Я и есть Зощенко.


***
Собственная популярность всегда мало интересовала Зощенко. Однажды писатель вышел из дома во время дождя и увидел ужасно длинную очередь в книжный магазин.
- За чем они стоят? - спросил он у входившего в подъезд соседа.
- Да за вашим однотомником и стоят, -ответил тот. - Кто еще соберет такую очередь?!
Лицо Михаила Михайловича сразу помрачнело.
- С ума сошли, - прошептал он. - Ведь промокнут до нитки.


***
Однажды на заседание избранного литературного кружка Зощенко пришел с тремя актрисами. Молодого писателя Вениамина Каверина это покоробило: спутницы Зощенко явно не относились к разряду одаренных людей, и стишки прочитали пошлые и глупые. Каверин первым взял слово и в пух и прах раскритиковал “поэтесс”. Девушки обиделись и ушли. Белый от злости Зощенко и принципиальный юноша Каверин начали выяснять, кто прав, а кто виноват, и в итоге договорились до дуэли.
Всю ночь Каверин прождал секундантов. И на следующий день, и потом еще несколько дней, чтобы не пропустить их, из дому не отлучался ни на минуту. Бывший офицер Зощенко в это время тоже сидел дома и ждал секундантов горячего мальчишки. Дело в том, что правила дуэлей к двадцатым годам XX века подзабылись, так что оба противника взаимно решили, что это должен сделать другой. Когда обоим надоело сидеть дома, они вновь пришли на заседание литературного кружка. Крепкие руки товарищей подтолкнули их друг к другу, горе-дуэлянты помирились и поцеловались.


***
Михаил Зощенко читал свои рассказы мрачновато, без тени улыбки, а зал в это время буквально корчился в конвульсиях от смеха. Он объяснял это так: “Когда я сочиняю свои рассказы, я смеюсь так, что валюсь от смеха на диван. Но раз отсмеявшись над чем-нибудь, я уже больше никогда не смеюсь”. Однажды во время чтения какого-то рассказа Зощенко против обыкновения улыбнулся. На вопрос “Почему вы улыбнулись?” - он ответил: “А я это место... забыл”.

***
Популярную певицу Изабеллу Юрьеву окружали толпы поклонников, при этом муж ее боготворил и не страдал от ревности. Так они и жили: окруженная всеобщим обожанием Изабелла и снисходительно взирающий на это муж. Но когда среди воздыхателей появился Зощенко, муж насторожился. Он напряженно следил за их беседами, с подозрением косился на невинные знаки внимания - цветы и конфеты - и однажды (первый и последний раз за всю долгую совместную жизнь!) потребовал, чтобы жена отказалась от встреч с писателем: “Я спущу его с лестницы, если увижу еще раз!” Преданная жена рассталась с Зощенко благородно: поклоннику разрешили прощальный визит, было благосклонно принято прощальное письмо... Все обошлось.